— За неделю до праздника мораторий на алкогольную продукцию домашнего производства будет частично снят. Новая брага не вызреет, выгнать не успеют, — уверял Петрович, крайне довольный проведенным оперативным мероприятием. — Я пару раз ещё подворовый обход проведу, нарушителей моратория показательно покараю! Так что, как говорится, вам и карты в руки. Смотрите мне! Не обосритесь, бизнесмены херовы! И чтобы потравленных не было! — наставлял участковый меня и Чижа, явившегося по зову участкового.

За выданные люля малой на меня всё ещё злился, и я даже очканул слегка, не сдаст ли…

— И чтобы ни одна собака не узнала, чего вы тут готовите! — продолжал нудеть Петрович. — А то если нечаянно кто-то из мужиков узнает, кто инициатор сухого закона, эх и не поздоровиться кому-то, — тыкнул он в меня пальцем.

Подставлять ретивого борца с “зелёным змием” и конфликтовать с пострадавшими от ментовского произвола местными бутлегерами нам было не с руки. Чиж побурчал для приличия и согласился мутить бизнес по тихой грусти в бабкиной бане.

Бабку, естественно, в курс дела ввели. Старушка заверила, что на неё можно положиться и нашу тайну она унесет с собой в могилу.

На второй день после визита участкового я бегал по двору, как в жопу ужаленный. Нужно было срочно найти кучу тары, в которой можно сотворить брагу. Параллельно я прикидывал, а где бы надыбать сахар. Да побольше, да подешевле. Собственно в процессе этих поисков я и обнаружил свою бобровку.

А тары и сахара было мало. Пришлось наведаться в бабкин сарай, где, сколько я себя помню, всегда хранился всякий “нужный” хлам.

То, что я там увидел, повергло меня в натуральный шок.

— Ба, вот скажи мне, нахера тебе столько сахара? — вопрошал я, разглядывая закрома запасливой старушки.

— Мал ты ещё! Не понимаешь! Сахар, гречка, соль, тушенка и спички — это же товары первейшей необходимости. Этого всегда должно быть с достатком, — возмущалась запасливая родственница. — Это мой стратегический запас на случай пандемии или ядерной войны.

— Ба, да на твоих запасах рота солдат месяц протянет. Причем, служивые не то что не оголодают, а ещё и по десятку килограмм прибавят. — Семнадцать мешков сахара, каждый весом по пятьдесят килограмм, — воздел я руки к небу.

— Двадцать один, — злобно зыркнула на меня бабка. — Очко.

— Тридцать коробок с тушенкой, пять сундуков с гречкой и три мешка соли, — перечислял я, не обращая внимания на бабкины подколы.

— И чего? — не сдавалась бабка.

— Да ничего! Не съешь ты столько! Сгниет это все к херам собачьим, — возмущался я. — А если не сгниёт, то крысы сожрут.

— Все не сожрут, — не сдавалась старушка. — У меня тут сторож хороший. Васькой зовут. А что злыдни хвостатые понадкусывают, то спишем на инфляцию.

В своем мнении о необходимости стратегического запаса бабка, пережившая восход, расцвет, закат СССР и много чего ещё, была непоколебима.

— А если тебя это так задевает, то пусть это будут мои инвестиции в наше светлое будущее. Банкам и государству я не доверяю. Плавали, знаем, как они могут. Раз и под матрасом не накопления на достойный уход в мир иной, а куча цветных фантиков, которых, разве что, на потрепанный венок хватит. А на тушенку и гречку инфляция не распространяется. Жрать всегда хочется, — аргументировала продвинутая старушка. — Будет чем, и помянуть, и чего на самогон выменять, а потом и могильщикам проставиться.

Я только головой покачал. Логика у бабки была железная. Не одной деноминацией и прочими кризисами подтвержденная.

— Окей, если это инвестиции, то они должны работать и приносить прибыль, — привел я последний аргумент. — А у тебя, как минимум, в четырёх мешках уже камень, а не сахар-песок! Предлагаю, обновить и пополнить твои закрома путем пассивного вклада в одно очень прибыльное дело. Доход — три мешка свежего сахара сверх вложенного. По рукам?

— И мешок гречки сверху, — не сдавалась бабуля. — И это, ещё спичек бы пару коробок накинуть.

— Ба, а ты точно дояркой в колхозе работала?

— А что? — насторожилась старушка.

— Да ничего! Не колхозница, а натуральный биржевой маклер!

— Это ты меня сейчас обозвал что ли?

— Нет, блин, комплимент сделал, — психанул я.

Поверила мне бабка или только решила сделать вид, что всё пучком, я так и не понял. Но румянец на старушечьих щёчках заиграл.

— Десять мешков берёшь, двенадцать возвращаешь, — выдала бабка, после недолгих раздумий. — Ты это, не обижайся на меня. Бизнес, ничего личного, — с умным видом изрекла родственница.

После таких заявлений, ну никак не подходящих под типичную деревенскую старушку, я натурально челюсть на пол уронил.

— Это я в кино слышала, — попыталась отмазаться бабка. — Или опять скажешь, что это фейк?

Делать было нечего, а спорить — бессмысленно. Пришлось соглашаться на грабительские проценты, выставленные предприимчивой родственницей.

А к вечеру в калитку постучал Чиж. За утро звездюк пропсиховался, а к вечеру прозрел.

— Как сам? — поприветствовал я дружана, но тот лишь отмахнулся. — Заходи. Трудотерапия продолжается.

Вода во всё подходящее, что попалось в мои цепкие лапы, была залита мной ещё по утряне. На закате, мы на пару с Чижом, засыпали в ёмкости сахар, долили теплой водички, закинули дрожжей.

На утро третьего дня мутная субстанция с легким хлебным запахом у нас бурлила в пяти старых алюминиевых флягах, в трёх огромных кастрюлях, в своё время честно стыренных из колхозной столовой, в нескольких десяти литровых банках, в тазиках и даже в банном ковшике.

Под роль основной бражной емкости был отведен банный котел, вмурованный в печку.

Итого мы инвестировали полтонны сахара и получили дохрена браги.

— Бизнес требует жертв. И как это не прискорбно звучит, но недели две придется довольствоваться буржуинским хамамом, — с наигранным сожалением поставил я перед фактом Чижа, намекая на непригодность бани для гигиенических процедур.

— Пиво и девочки в комплект не входят, — хмыкнул малой.

— Будем пользовать, что есть. Мы не привередливые, — подмигнул я.

Без движухи в деревне скучно. Дел то конечно хватает, но это рутина. Чтобы разнообразить досуг я принялся обучать Чижа музыкальным премудростям. Да и мне, как оказалось, нужно было пальцы в форму привести.

Оказалось, что звездюк не только проникся творчеством «Сектора», но и пробежался по хитам Хоя, разучив пяток трёхаккордовых композиций.

А когда я предложил выучить чего-нибудь серьёзное, забурчал, что там аккордов много.

— Ты же сам рвался на сцену. А чтобы тебя там закидали не ссаными тряпками, а влажными женскими трусиками, нужно репетировать, — мотивировал я балбеса.

Уболтал.

Сыгрались мы быстро. Я самозабвенно вспоминал соляки и кайфовал, подыгрывая Чижу. Малой в долгу не оставался и радостно горланил на всю округу, какой он ядренный молодец и про прочие тонкости деревенского быта конца прошлого века.

Успех был на лицо. И даже немного гордиться своим падаваном начал. Ровно два часа гордился.

На пятый день после беседы с участковым, когда мы с Чижом, как обычно, играли в моем импровизированном гараже по типу сарая, к нам заглянула бабка.

— Эй, артисты, выйдите ко двору, там к вам зрители пришли, — огорошила она нас. — Девчонки музыки желают.

Под девчонками, как оказалось, старушка подразумевала своих подружек. Судя по внешним признакам, ровесниц мамонтов и динозавров.

— Мальчишки, сыграйте нам что-нибудь, — одолели нас пенсионерки.

Я впал в ступор.

— Бабушки, да у нас репертуар специфический, — попытался отмазаться я.

Не прокатило. И подставила нас моя же бабка.

— А ты сыграй, что есть, а там посмотрим, — подмигнула мне бабуля, доставая из-за пенька стеклянную бутыль литров на пять, в которой плескалось что-то красненькое.

— Петрович, ирод такой, почти всю самогонку у населения реквизировал. Почитай неделю уже постимся. А душа праздника просит. Похоронные заначки приходится доставать, — заговорщицки подмигнула подружкам моя родственница. — На вишне настаивала. На чердаке от деда спрятала да и забыла. А сегодня полезла чеснок развешивать и нашла, — оправдывалась она, разливая настойку в красивые стопочки.