— Харош заливать то, Казанова сельского разлива, — хлопнул я по плечу малого.

— Да честное слово, все так и было! — замахал руками звездюк.

— Аргументы, факты, доказательства! Или как вы говорите пруфы в студию, — не сдавался я.

Чиж завис.

— Чего она в тебе нашла то? Объясни мне, нахера ты ей сдался то? — допытывался я.

Чиж усмехнулся.

— Я перед тем, как ее домой отвезти, это же самое спросил. Ксюха сказала, что секса ей не хватает. Муж пьет неделями и, соответветственно, на нее даже и не смотрит.

— А чего тогда не разведется? — попытался я подловить паренька.

— А он когда отойдет, то все пропуски восполняет. С лихвой даже. Ксюха так сказала. Она как про это рассказывать начала, с таким придыханием говорила, что я не удержался и отомстил загульному Петрухе.

— А может лучше каждый день по разу, чем за неделю тридцать раз? — усмехнулся я, вспомнив свою зоотехническую извращенку.

— Может, — согласился рассказчик. — Когда все закончилось, Ксюха разревелась, а потом успокоилась и разрешила приезжать к ней, когда её муж в очередной загул уйдет. А вот когда он в завязке, чтобы даже и не думал. В это время ей никто кроме Петьки не нужен. Типа, прибор у него такой, что ему даже мерины завидуют.

— Всем известно девки любят не за милое лицо, а за длинный хер горбатый и за правое яйцо, — назидательно произнес я.

Чиж задумался.

— А ты откуда знаешь? Тебе тоже говорили, что кочерыжка коротковатая? — попытался поддеть меня юнец.

— Вот дярёвня, — не выдержал я. — Эту мудрость, как ты выразился, нафталиновая группа озвучила еще в то время, когда ты у бати в яйцах обитал.

— Я так и понял, — подмигнул мне товарищ.

История закончилась, Чиж замолчал. Я сидел, курил и наблюдал за своим подопечным.

— Я сначала на Ксюху обиделся, за то, что в мелкочлены меня записала. А когда домой ехал, отошел. Думаю, это не член у меня короткий, а манда ваша мадам Ксения раздолбанная. И вообще, чего на этом зацикливаться, нужно на остальных проверить. Так что, теперь на моем счету целых три тёлочки, — горделиво ударив себя в грудь, выдал юный ёбарь-террорист. — Поначалу дело не шло, так я просёк твою тему с гитарой и попросил того чувака из Любавино мне показать пару песен. Сработало. Пока песню на улице учил, тян склеил, а третьей — Натаха стала. Ты когда её выгнал, я до Любавино её подвёз. Сказала, что я лучше тебя трахаюсь.

А вот это уже был перебор.

— Мне батя твой добро на воспитание прогрессивными методами дал. Так что, без обид, — растягивая слова, произнес я, поднимаясь с лавочки. — Натаха это тебе сказала, чтобы мне насолить. Знала сучка, что ты хвастать будешь. Что огулял ты её — мне пофиг. А вот, что базар фильтровать нужно, ты забыл, — назидательно произнес я, снимая с себя кожаный ремень с увесистой бляхой.

Чиж, почуяв неладное, засуетился и попытался слинять. Хер он угадал. От меня так просто не уйдешь. Воспитательный процесс проходил под вопли и матюги косячника.

— А насрать, что не гуманно, зато действенно, — резюмировал я, отпуская звездюка. — Пару дней на пузе поспишь, зато базар фильтровать начнешь.

Крыть балбесу было нечем. Да и хлестанул то я его по заднице всего-то пару раз. И то за дело.

— Завтра к обеду отойдешь, придешь ко мне. Музицировать будем. И гитару мне нормальную найдёшь! Продинамишь, у меня напоминатор всегда при себе. Так что, не ссы малой. К осени всю дурь из тебя повыбьем и сделаем из тебя четкого пацана, — подмигнул я Чижу.

— А без рукоприкладства не умеешь что ли? — насупился охламон.

— А мне так легче, — рыкнул я. — И наглядное действие имеется. Ты вон три недели назад только и мог, что ныть и за чужой жопой прятаться. А сейчас?

Малой почесал задницу и задумался.

— Харош себе чужое то приписывать! Я сам до всего дошел, — возмутился он.

— Ага, как же сам. Умелое психологическое давление, мотивирующие подзатыльники и личный пример, — перечислил я. — Вот цена твоих побед. Тебя пинками и пиздюлями заставили сделать первый шаг. Как сейчас модно говорить, за химо вышвырнули из зоны комфорта, показали тебе модель поведения и ты успешно освоился в новой среде обитания в качестве индивида, а не биомассы. И сделал то, о чем в начале лета только мечтал, — рассусоливал я.

— А, ну да. Пока вы с батей водку квасили, всё и случилось, — порушил образовательный момент Чиж.

Я лишь головой покачал. Чего дебилу объяснять хитрости продуманного плана. Который, правда, был нцать раз переигран. Ну да не суть. Первый шаг то малой сделал, оторвался от мамкиной титьки (кстати, надо будет уточнить у Саныча, куда он жену то дел) и отошел от фермерской протекции. Ну почти.

— А ну шагом марш, в сторону дома раны зализывать! — прояснил я ху из ху. — И чтоб до фестиваля никаких баб. Всё, пост у тебя начинается! Точнее этот, как его. А, вспомнил, целибат! Загуглишь чего это такое, если тупой и слов таких не знаешь!

Я стал знаменитым — я вам не чета

Я — супермен, я — поп-звезда

Я по улице иду, не замечая никого

О-о-о

Я вчера под фанеру пару песен слабал

Три калеки мне похлопали, и я звездою стал

Кроме меня все музыканты — дерьмо

О-о-о

«Сектор Газа».

Наигрывал я на древней гитаре незамысловатую мелодию малопопулярной, но несущей глубокий смысл песни “Звёздная болезнь”.

Про кого пел Хой, мне доподлинно неизвестно. В моей же интерпретации композиция адресовалась Чижу.

Свою верную «бобровку» я давеча откопал в бабкином чулане. Выпущена она была в восемьдесят лохматом году, в славном городе Боброве — центре советского гитаростроения. Бабкин чулан оказался идеальным местом для хранения не только хлама, но и отечественных акустических гитар. Корпус, со следами былых пьянок, сохранился идеально. Даже не отсырел и не покорёжился ни разу.

А вот струны сгнили. Но тут мне Чиж на помощь пришёл. Точнее батя его спонсорскую помощь оказал. Так что, у нас теперь гитарный дуэт вырисовывался.

Хотя, я опять слегка перескочил в повествовании. А дело было так.

Получив по заднице, Чиж ретировался обдумывать своё поведение. На следующий день после нашей беседы с участковым, усатый блюститель правопорядка натянул деревенских самогонщиков по полной программе.

Пригрозив сельчанам введением жёстких санкций, он, насрав на все статьи, нормы и нормативы отечественного законодательства, ввёл мораторий на производство домашнего алкоголя.

Несогласных и особо умных, вопивших, что для себя гнать можно, озверевший майор закрыл на пару дней в райотделовской кутузке.

На тихих жалобщиков, прилюдно молчавших, но в тихую строчащих кляузы во все инстанции по любому поводу, Петрович наваял такие компроматы, что искатели справедливости прониклись и обещали не отсвечивать до скончания лета.

В Любавино и в Бухарино озверевшим участковым брага была уничтожена под ноль. Бабы в голос выли, а мужики слезой давились, видя, как бессердечный блюститель правопорядка опустошает тару с вызревшей бражкой, путём переливания жидкости из фляг в компостные ямы, под садовые деревья и другую огородную растительность.

— Ещё спасибо за урожай потом скажете, — глумился участковый.

Готовый продукт у населения был реквизирован и томился в закромах любавинского участкового пункта полиции. Отобранный самогон мент пообещал вернуть пострадавшим от ментовского произвола сразу после отбытия городских гостей в родные пенаты. Объединённые общим горем любавинцы и бухаринцы, в отместку решили забить на работу.

Не прокатило.

Местные агро-магнаты таких люлей им ввалили, что работягам обоих полов пахать пришлось от этого дерева и до вон того столба из соседней деревни.

Без перерыва на обед и прочих льгот.

Разобравшись с населением лысый импотент, и это одно из самых культурных и безобидных прозвищ, данное Петровичу сельчанами, прикатил в гости к моей бабке.