Говорить языками Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий. I Кор. (13:1) апостола Павла Мы с тобой виноваты уже только в том, что живы В этом времени лживом войн заказных и смут. Если я говорю языками чужими, Как ты думаешь, может, меня поймут? Больше ангельских нет языков, человечьих тоже, Всё смешалось, и слышится только язык врага. Что ещё мы с тобой в этом мире можем, Если млечная речь нам по-прежнему дорога? Да, я знаю, в войне не бывает, чтоб все невинны, Только кто-то напал, а другой защищал свой дом. Но дойдём до какой-нибудь середины, Если говор чужой через площадь переведём? Знаешь, я говорил, что когда-то услышу песню На таком языке, что снаряд направлял в мой дом, И заплачу от этой тоски неместной, Только вот не сейчас, а (быть может) потом. Если нет здесь любви, бесполезно кимвал бряцает, Так бряцают кинжалы, оружие, зброя, беда, Сыновья расточают, что собрано было отцами, Не имеет синонимов горькое слово «предать». И звенящая медь тщетно сердце стремится измерить, И пусты все пророчества – будет, что быть суждено, Остаётся лишь та, что больше надежды и веры, И на всех языках говорит об одном. Я хочу говорить о любви языками всеми — Ковылём шелестящим, тёплым грибным дождём. Если станут землёй все, кто ляжет однажды в землю, Может быть, мы друг друга сейчас поймём? 2021  Мария Ватутина «На костылях. В бинтах ступня…» На костылях. В бинтах ступня. Прошил осколок у Каховки. Глядит смешливо на меня, Стишки читавшую в столовке. Загар, похожий на броню. Досадует на попаданье. «А хочешь, маме позвоню, Когда вернусь в Москву с заданья? У вас тут есть с роднёю связь? Скажу, жива её пропажа». А он ответствовал, смеясь: «Не-не, она не знает даже. Мы бережём. — Он бросил взгляд На раскуроченную ногу. — Про это знает только брат». И мы отправились в дорогу. Я думала за часом час Про дагестанского героя, Который жизнь свою отдаст Для материнского покоя. Прощаясь, я ему: «Родной, Н у, ты орёл!» А он с подскока: «Ведь это же мой позывной…» Так он признал во мне пророка. Агитбригада И я внести хотела лепточку Живым курком, взведённым в слове. Летели бортом мы за ленточку. Но кто-то выходил в Ростове. Гуляли, спешившись, по лётному. И шли кормою к фюзеляжу КамАЗы с ящиками плотными И прочей фронтовой поклажей. Майор, с которым там мытарились, Кивнул на ящик: – Дальше вместе. А ты-то знаешь, чем затарились? Ответила ему: груз двести. Стрельнул цигарку несерьёзную. Кивнул, мол, знаешь, уважаю. И полетели мы по воздуху, До неба мёртвых провожая. Из-за обстрелов нас за ленточку Не повезли, в Крыму сгрузили. Но наши дали им ответочку И дальше – жили, жили, жили! Лётный полк. Зарисовка Мы выступали в лётной части На фоне подуставших “сушек”. Собрали техников ворчащих И двух старушек. Все слушались команды зама По политической работе. А остальные были, знамо, Уже в полёте. Но не успели депутата Дослушать мужики, как строго, Назойливо, продолговато Взвилась тревога. Должна покаяться – струхнула. Не то чтоб кинулась метаться, Но смертью, в общем-то, пахнуло. Не отмахаться. От нашего репертуара Остался пшик. Неважно это, Когда, по сведеньям радара, Летит ракета. Стоишь и ждёшь, когда пустое То небо, что надеждой правит, Своей мозолистой пятою Тебя раздавит. Потом тревогу отменили Тремя сигналами в прокрутке. Точней, двумя. И все шутили, Что обсчитался тот, кто в рубке. Смеялась замполитша Вера, Хорошенькая, как с картинки, И Золушкиного размера На ней военные ботинки. «Худая, дряхлая на вид…» Худая, дряхлая на вид, Совсем иссохшая зимою, Чужая мать в саду стоит Над раскуроченной землёю. Дай обниму тебя, прижму, Поглажу кукольные плечи. Засею землю по уму, Затеплю в доме печь и свечи. Не ты ли вышла на задки С отцовским знаменем советским, Когда здоровые сынки Пришли к своим задворкам детским? Не твой ли флаг топтали тут, Смеясь, подмётки вытирали? И «куры, млеко и капут» Тебе, затравленной, орали. Чужая матушка моя, Не пяться от сыновней злобы. Твои дурные сыновья Забыли свет твоей утробы. Терпи и боль свою таи, Считай, что это просто глупость. Но тихо: «Это не мои», — Она ответила, потупясь. Я горе видела в упор, Но равных нет минутам этим, Как выносила приговор Чужая мать родимым детям. |
