«Я умереть боюсь…» Я умереть боюсь, Как тоненькая вишня во дворе, Как списанный на землю аппарат «Союз», Как травы в ноябре. И говорю: запомни, затаи, Люби меня в моём убогом быте. И мёртвые солдатики мои — И вы живите. Я режу хлеб – и смерти не хочу, Салат крошу – и смерти не хочу. Черешню ем – и смерти не хочу, Несу цветы – и смерти не хочу. А смерть настанет, на меня наступит, Ногой огромной на меня наступит, На маму, на кота, на чёрта в ступе. Но нынче яблони цветут, Как небо на закате, бледно-розовым. И скоро лето будет тут С вареньем абрикосовым. «Из меня не получится хорошего русского…» Из меня не получится хорошего русского. Вообще ничего хорошего. Мчит машина, бьётся из окон музыка, По луганским дорогам изношенным. Едем с пацанами в форме, совсем молодыми, Между боевыми и боевыми, И вроде как смерти нет, и июнем веет. Никогда не любила лицо своё, не любила имя, Но, пожалуй, нашла что-то важнее. Двадцать седьмое мая, холмы, отроги, Отзвук ястребиного крика. Бьёт на выход гаубица «Гвоздика». Это я, это Аничка, следы на луганской дороге, Цветущая у неё земляника. «В город пришла война…» В город пришла война. В город ложатся мины. В городе разорвало водопровод, и течёт вода мутным потоком длинным, и людская кровь, с ней смешиваясь, течёт. А Серёга – не воин и не герой. Серёга – обычный парень. Просто делает свою работу, чинит водопровод. Под обстрелом, под жарким и душным паром. И вода, смешавшись с кровью, фонтаном бьёт. И конечно, одна из мин становится для него последней. И Серёга встаёт, отряхиваясь от крови, и идёт, и сияние у него по следу, и от осколка дырочка у брови. И Серёга приходит в рай – а куда ещё? Тень с земли силуэт у него чернит. И говорит он: «Господи, у тебя тут течёт, кровавый дождь отсюда течёт, давай попробую починить». «Ты десять тысяч убила и десять спасла…» Ты десять тысяч убила и десять спасла, Так мне сказал человек, которого я люблю. Вот такая хреновая арифметика, такой блюз. Такие дела. Это, собственно, почему? Потому что я решила: я спускаюсь во тьму, Как Персефона в Аид. Болит. Потому что я сказала: я на войне. Не где-нибудь рядом. И я бежала в подвал под «Градом», И комроты вёз меня, пистолет направив Туда, откуда смерть приходит без правил. Да, на войне. Я на войне. Ни к чему отпираться мне. Это я пускала ракеты по Харькову. Это я лежала под бэхой, пыль отхаркивая. Я, нежная, любовная, рыжая. Это я почему-то совсем неуместно выжила. Где я соврала? Считай, что нигде. Красное солнце лежит на чёрной воде. Это я не вернулась В беспорядок московских улиц, Это я застрелена под Донецком, Это я лежу под Камышевахой, Это я хочу говорить, но не с кем, Это я узнала пределы страха. Это я засыпана в землю, и никто меня не назвал. «Грады» бьют на выход, пора в подвал. Подарил апельсин мне Сашка Урал. Я не знаю, откуда он взял его на войне, Я не знаю, почему – мне, Но вот он лежит, оранжевый — «А всё-таки начнётся посевная…» А всё-таки начнётся посевная, За танками поедут трактора, И мы, возможно, доживём до мая И выйдем со двора. Фуфайку зимнюю повесивши на гвоздик, Пойдём в чём были в мае под дождём. И может быть, зайдём к соседям в гости И беленькой нальём. Они лежат – хохол, москаль, еврей В одной воронке, с подписью «Здесь люди». И залпы постсоветских батарей — Последние салюты. И Боже мой, никто не виноват, И завтра принесут гуманитарку. И старый друг отложит автомат И на письмо приклеит марку. «Схерали, говорит, они герои…» Схерали, говорит, они герои, Они ж там – из окопа не успели. А это я захлёбываюсь кровью, Чужой, чужой захлёбываюсь кровью, И бьёт арта по дышащей по цели. Холодный март, бессмысленная высь. Вот имена, пожалуйста, молись. Я здесь не женщина, я фотоаппарат, Я диктофон, я камера, я память, Я не умею ничего исправить, Но я фиксирую: вот так они стоят Ещё живые, а потом не очень. Я не рожу зеленоглазых дочек. Когда пожар – звоните ноль один. Поднимет трубку нерождённый сын. Вы там держитесь, но спасенья нету. Летят, летят крылатые ракеты. Мы смерть, мы град, мы рождены для боя, Мы станем чернозёмом, перегноем И птицами в весенней тишине. Схерали, говорит, они герои. Чего ревёшь, не плачь, ты на войне. |