— Многие против такого поворота?

— Есть недовольные, — совершенно неожиданно подал голос второй мужчина, о котором Идана почти забыла, даром что шёл он рядом с ней. — Но их не так уж много. Религиозные фанатики, крайние консерваторы. Почти всем этот союз выгоден, он давно назрел. У нас много различий, но всё же больше общего, чем с коротышками.

— Учитывая особенности ваших женщин, вы еще долго продержались, — задумчиво протянула Грета.

Мужчины переглянулись над их головами и рассмеялись. Ида даже вздрогнула от неожиданности: первый раз она видела эмоции своего нынешнего спутника, и это оказалось… громко. Наверное, с таким голосом ему хорошо командовать.

— Что я не так сказала? — обиженно насупилась Грета.

— Я понимаю, что, на взгляд жителя Транта, это сложно и даже, может быть, страшновато. Но во-первых, это вопрос привычки, а во-вторых… — Телаш запнулся, задумчиво покосился на идущую рядом девушку и всё-таки продолжил: — Это того стоит.

— Вы все поголовно любите приключения? — растерянно посмотрела на него девушка.

— Не приключения, — ухмыльнулся тот. — Понимаешь, красавица, когда мужчина в такие моменты может точно знать, что его возлюбленной…

— Защитник! — перебила его Идана, закатив глаза. — Грета, выучи уже илаатский и я дам тебе анатомический атлас. И тебе тоже дам атлас, чтобы мог объясняться понятно и без вот этого всего, — проворчала она, метнув взгляд на ещё больше развеселившегося Телаша. — Противоядие, которое выделяется у илааток, усиливает удовольствие, получаемое мужчиной… в процессе, — она немного запнулась, но всё-таки справилась и с голосом, и со смущением.

Обсуждать подобные вопросы с мужчинами, даже с точки зрения медицины, было стыдно и непривычно. И кто только дёрнул Грету за язык! И её саму?..

Впрочем, нет, она бы просто не смогла слушать, как илаат вот так мурлычущим голосом говорит двусмысленности. Не потому, что она ожидала от него какой-то подлости, не из-за ревности, хотя Телаш был ей симпатичен, а просто все эти намёки слишком сильно напоминали некоторые разговоры из недавнего прошлого, и это было неприятно. Да, здесь другая культура, здесь это нормально, и, с точки зрения местных мужчин, они не говорили ничего неприличного и оскорбительного, но слушать подобное всё равно не хотелось. И ещё было стыдно из-за самой темы и того, что Ида, слушая чужой столь откровенный флирт, как будто подглядывала за чем-то очень личным.

— А почему местные мужчины в таком случае вообще явились на этот отбор? — Грета задумчиво покосилась на Телаша. Её разговор совершенно не смущал.

— У каждого своя причина, — отозвался офицер. — Это ведь не самое главное в жизни. Я согласился, в первую очередь, из любопытства, хотелось посмотреть на трантских девушек вблизи.

— И как? — заинтересовались обе трантские девушки, у Иданы даже щёки стало меньше печь смущением.

— Необычно, — честно признался он. — Вы совсем не похожи на илааток, особенно внешне.

— А внутренне? — уточнила Ида.

— Опыт покажет, — слишком серьёзно отозвался он, и тему девушка решила не развивать.

— А у тебя какая причина? — обратилась Грета ко второму спутнику.

— О, очень весомая! — рассмеялся он.

— Дипломатическая надобность? — подначила Ида.

— Не только. У меня аллергия на вот то самое противоядие илаатских женщин, — улыбнулся он, забавляясь вытянувшимися от удивления лицами транток. — С этим можно жить, существуют всякие зелья, но не слишком-то приятно от них зависеть. Мы с сестрой оба вышли немного со странностями, уж не знаю почему.

— Мне ужасно стыдно спрашивать, но я не могу промолчать, — заинтересовалась Грета. — Что не так с ней?

— Это не тайна, — пожал плечами Телаш. — Она неядовита. Наверное, сказалась бабкина наследственность…

На этом занимательный разговор — то ли к досаде, то ли к облегчению смущённой им Иданы, — пришлось прервать, потому что они наконец дошли до нужного коридора и дверей, и мужчины откланялись.

Если разом осушить пузырёк с пометкой «Яд!»,

рано или поздно почти наверняка

почувствуешь недомогание.

Пороки входят в состав добродетелей,

как яды в состав лекарств.

Франсуа де Льюис Кэрролл, «Алиса в стране чудес»

Сильно ли изменится мир за тысячу лет?

Некоторые фантазёры грезят этим, рассуждают так, словно строят планы увидеть.

Маран Отравленный Чёрный Меч не только планов не строил, он вообще ни разу об этом не задумывался. Жил сегодняшним днём и не заглядывал дальше необходимого даже в обозримое будущее, то, до которого мог дожить. И уж точно он не ожидал, что его жизнь повернётся вот так.

Изменилась одежда. Теперь к ней относились легко. Теперь любили лёгкие ткани, не обременяли себя лишними её слоями — и мужчины, и женщины. Никто не прятал тела и лица, и это ему, пожалуй, нравилось.

Но волосы всё так же носили длинные. Кто бы мог подумать, что это старое суеверие столько проживёт!

Начали гранить драгоценные камни и делать невероятно изящные украшения. И это Марану совершенно точно нравилось, он любил красивые вещи.

А вот дворцы стали строить иные. Совсем. Воздушный, лёгкий Сад Лилий безусловно был красив, очень красив, но здесь Маран чувствовал себя неуютно. Это место никогда не было крепостью, а он привык именно к ним и не мог отделаться от подспудного беспокойства. Понимал, насколько оно бессмысленно, но не мог с ним совладать. Он вообще не любил открытые пространства, но в парке это не так сильно давило, как в просторных галереях с огромными окнами.

Смешно, но в первую очередь именно поэтому он проводил так много времени в храме. Сумрак, тишина, толстые стены и хорошая акустика — прекрасное место, чтобы никто не подобрался незаметно, а он чувствовал себя спокойно. Он. В храме. Тех богов, которые никогда не вызывали тёплых чувств. Ирония судьбы…

Сегодня эта привычка, однако, обернулась интересным опытом и новостями. Занятый попытками охватить огромный пласт прошлого, начиная с заметно изменившегося языка, он еще не добрался до современной политики, а напрасно.

Мирный договор с Трантом. Забавно и неожиданно. Но не настолько интересно и важно, чтобы спорить по этому поводу с Владыкой. В их единственную встречу тот произвёл на Марана благоприятное впечатление, показался человеком умным и рассудительным, в меру осторожным и достаточно расчётливым, так что лезть к нему со своими непрошеными советами пришелец из прошлого не собирался. И тем более не собирался претендовать на его место, хотя, наверно, мог бы.

В ту встречу Владыку, кажется, сильнее всего беспокоило именно это. Союзников у Марана не было, текущую политическую ситуацию он не знал, но был той тёмной лошадкой, на которую могли поставить противники нынешнего правителя. Но он с чистым сердцем принёс клятву верности, признав Яруша ан-Яруша старшим над собой в стране, клане и семье, после чего оказался благосклонно принят в семью с титулом младшего ненаследного принца. Идеальный вариант, позволявший основательно разобраться в изменившейся действительности и в себе самом, не отвлекаясь на поиски насущного хлеба и прочие бытовые мелочи. Им обоим было выгодно, чтобы Маран не искал заработка: в изменившемся мире профессиональный убийца — совсем не тот человек, которого можно без пригляда отпустить на вольные хлеба. А так — проблемный гость под рукой и не доставляет неприятностей, и даже, может быть, принесёт какую-то пользу.

Марана же гораздо больше занимало прошлое, чем настоящее, и своё — в том числе. Принц Сулус и его помощники напрасно рассчитывали на его помощь и подозревали во лжи: он и правда не помнил и не понимал, что с ним произошло. Последние годы жизни пестрели провалами и состояли из обрывков воспоминаний, и это нервировало. Именно из-за них он просиживал часы в храме: пытался вспомнить, потому что там ему было спокойно и ничто не отвлекало от размышлений. И ждал какой-то подсказки от богов, хотя всерьёз на неё не надеялся.