– Матушка, ну я же не собака! Что ещё за «ап»? Вы бы меня ещё за апортом послали!
– Но ведь работает, – позволила себе лёгкую улыбку Анина, любуясь тем, как младшая из трёх её детей обиженно дует губы и нервным, очень знакомым и любимым, совершенно отцовским жестом поправляет небольшие круглые очки. – Если бы не приходилось тебя одёргивать и ты не имела привычки водить по своим схемам носом, то, может, и в очках не нуждалась бы.
Она приблизилась и, не удержавшись, пригладила встопорщенные светлые кудряшки. Идана не стала уворачиваться от этого жеста, улыбнулась.
– Матушка, вы ведь знаете, что это не помогло бы. Волдо никогда не корпел над чертежами и не любит мастерские, однако у него тоже плохое зрение. Это наша семейная черта!
– Кто знает? Защитник милостив и добр.
– Да, словно у него других дел нет, как только и следить, кто при каком свете читает! – развеселилась Идана. Подобный разговор происходил у них с завидным постоянством, и ни одну это не беспокоило. – А вы просто так зашли или что-то случилось?
– К ужину прибудет королевский посланник, и я хотела предупредить тебя об этом. – Мать посмотрела на дочь со значением, выразительно приподняв бровь.
– Да, матушка, – обречённо вздохнула Идана, поглядела на часы над столом. – Не волнуйтесь, я не уроню фамильную честь, – слабо улыбнулась она ещё одной давней семейной шутке. – А чем мы обязаны такому визиту? Надеюсь, фабрика…
– О нет, не волнуйся, с делами фабрики это никак не связано, а если и связано, то вряд ли это грозит неприятностями. Тон письма явно благосклонный, да и появление вестника к ужину – хороший знак, сама понимаешь. Но послание весьма интригует, поскольку сопровождается настойчивой просьбой не распространяться о визите и исключить присутствие посторонних. Отец обещал успеть к ужину. Надеюсь, не отвлечётся на очередной конструкт и не забудет о семье! Ида, милая, надень бирюзовое платье, оно очень тебе к лицу. Я через полчаса пришлю в твою комнату горничную.
– Хорошо, матушка, – вновь обречённо вздохнула Идана и, бросив последний тоскливый взгляд на разложенные чертежи, поднялась из-за стола. – Приму пока ванну.
Предлагать помощь прямо сейчас Анина, конечно, не стала. Она знала отношение дочери к подобному, поэтому просто поцеловала свою девочку в висок и попрощалась с ней до ужина.
Бойкая, уверенная в себе и смешливая, Ида последние семь лет старалась не раздеваться при горничных, и у неё имелся для этого весомый повод, о котором в семье тактично помалкивали. Поначалу она сильно смущалась, чему способствовала и реакция пугающихся девушек, а потом уже просто привыкла – и к своей внешности, и к самостоятельности.
Восемь лет назад очаровательная дебютантка и завидная невеста Идана Морнхут сломала себе жизнь. С посторонней помощью, но, по совести, винить в этом стоило только себя, чем Ида в первое время и занималась. Недолго; лёгкий и боевитый характер не позволил долго придаваться унынию даже по серьёзному поводу, а всё остальное сделала безоговорочная поддержка семьи.
Первый год был самым сложным, а потом Идана научилась встречать насмешки улыбкой и получать удовольствие от пикировок и эпатирования общества, почти ни о чём не жалела и любила свою нынешнюю жизнь. Однако горничные в её ванную больше не допускались.
Восемь лет назад Идана Морнхут имела глупость влюбиться в прохиндея. Она, как это свойственно горячей юности, отказывалась внимать увещеваниям родителей и попросту не слышала всего того, что говорили о предмете её восхищения, полагая это если не ложью, то последствием зашоренности и занудства чрезмерно заботливых родителей. Ида была девушкой сообразительной, но, на собственную беду, проявила это качество совсем не там, где стоило бы: сделала вид, что послушалась, а сама научилась ловко скрывать развивающийся роман.
И вскоре согласилась на побег.
Конечно, возлюбленный обещал жениться, иначе Идане хватило бы благоразумия отказаться. Но обещать – не значит сделать, и честь её оказалась безвозвратно погублена, потому что до женитьбы не дошло. Ни сразу, ни после, когда беглянку отыскала родня: мерзавец словно в воду канул.
И правильно, потому что ещё неизвестно, как бы с ним разобрались старшие братья девушки. Не только и не столько из-за уничтоженной репутации.
Увы, потеряв честь, Ида ко всему прочему умудрилась во время побега неудачно упасть с лошади и повредить ногу. У её «возлюбленного» не было денег на мобиль, даже наёмный, по железной дороге они бы далеко не убежали, в седле привычная к достижениям прогресса Идана держалась посредственно, а лошадь ей попалась дурная.
Трагедия произошла на малоезжей дороге вблизи деревушки, в которой имелась всего одна паршивая дешёвая гостиница, а приличного врача не было на два десятка миль вокруг. Из всей медицинской помощи в деревне нашлась только подслеповатая бабка со своими травами и её маковая вода. «Возлюбленный» бросил девушку в гостинице и якобы отправился за врачом, но, конечно, никого не привёл.
Когда на след беглецов вышли, и в гостиницу примчался старший сын Волдо Морнхут, Ида горела в лихорадке и вообще не понимала, где находится и что происходит. За ней ходила одна из сердобольных подавальщиц, и только благодаря ей фройляйн Морнхут не смыла свой позор смертью, как требовал обычай в древние времена.
Поначалу Идана даже жалела, что этого не случилось. Когда Волдо привёз её домой, диагноз семейного врача оказался суров и однозначен: гангрена. И, кроме чести, девушка лишилась левой ноги до колена.
На её счастье, отец, Адарик Морнхут, талантливый техномаг, всю свою жизнь посвятил как раз совмещению живой и механической плоти, и для дочери он создал шедевр. Протез прижился быстро и легко, слушался как живой и весил почти столько же, сколько нормальная нога. Вскоре Ида настолько привыкла и освоилась, что начала о нём забывать. Она могла не то что уверенно ходить – бегать. Но для высшего света такой изъян по значимости вполне мог потягаться с утратой девичьей чести.
Первые пару месяцев было очень тяжело, а потом Ида наконец осознала, насколько ей повезло с семьёй. Её не осуждали и всячески поддерживали, и ни от родителей, ни от братьев не прозвучало и слова упрёка. Никто даже не заикнулся о том, чтобы попытаться «прикрыть позор» спешным браком с кем-то непритязательным, хотя Адарик Морнхут был достаточно богат, чтобы купить дочери приличного мужа. Он не пожелал и слышать о таком решении, а вместо того, чтобы стыдливо припрятать грязное бельё, окончательно махнул рукой на кривотолки и привлёк дочь к семейному делу, благо та тоже унаследовала дар. За первый год Идана обрела равновесие – в технике и семье, – и снова почувствовала себя счастливой.
Время подтвердило прозорливость отца семейства, особенно когда нашёлся прохиндей и выяснилось, что побег Иды был не случайностью, а происками давнего неприятеля Морнхута, который попытался насолить хоть так, через дочь. Но вывести врага из равновесия и внести разлад в семью не удалось, зато у «Конструктов Морнхута» появился ещё один талантливый техномаг и, что особенно важно, инженер, каковым показала себя Идана. Потому что техномагия – это только способ изменить свойство материала, а вот как именно это сделать – вопрос посерьёзнее.
Возможно, если бы у неё имелись сёстры, этот побег бросил бы серьёзную тень на их репутацию и испортил им жизнь, но двух старших братьев скандал затронул мало. Им скорее сочувствовали, что не удалось настигнуть мерзавца и поквитаться.
Со временем Идану опять начали принимать в свете, правда, только в роли диковинки. Со временем Ида начала получать от этих визитов удовольствие, давая хозяевам вечеров желаемое: развлечение.
Она не танцевала. Демонстративно приходила с тростью и хромала, под настроение на разные ноги. Отпускала сомнительные шутки, громко смеялась, не отрицала наличия у себя любовников, играла в карты, спорила, иногда даже курила – ей не нравилось это занятие, но смотрелось уместно. В общем, делала всё то, что не позволено незамужней девушке, и, несмотря на пересуды и кривотолки, имела определённый успех. Ни один достойный мужчина не стремился взять её в жёны, но внимание Идана привлекала и регулярно получала непристойные предложения. Порой даже задумывалась о том, чтобы согласиться, но так ни разу и не зашла дальше откровенного флирта.
