Птица лопнула на высоте, просыпалась на землю и воду острыми дротиками-косточками, пронзая все, свистя рядом со старухой, не задевая ее. Давая понять ей: это не ошибка, что она жива до сих пор. А милость.

— Достойно. — Теперь седовласая голова склонилась, но уважения в голосе не звучало. Она просто признавала в указывающей интересного соперника. Не более того. — То, как быстро ты меняешь смерть и находишь варианты. Не зря браслет, убивавший всех, принял тебя. А еще достойная воля, как я уже сказала и скажу снова. Ты просто сталь, девчонка, и держишь соблазны в кулаке, не давая им управлять собой. Понятно, почему ты смогла пережить Риону и не сойти с ума. Знаешь, кто я.

Это не было вопросом, поэтому не требовало ответа.

— Для тебя я Шерон. Или тзамас.

Блеклые глаза прищурились, но Нэ неожиданно кивнула. Кивнула с одобрением:

— Хорошо, тзамас. Теперь я понимаю, почему Вихрь выбрал тебя. Не только из-за похожести. Отнюдь не поэтому.

— Я уже не так и похожа на нее.

— Глаза белые. Волосы тоже. Худее. Ниже. Но даже отпечаток смерти не мешает видеть мне, что ты почти копия Арилы. Я тебе не нравлюсь.

— А я тебе.

Довольная усмешка:

— Буду откровенна. Всю жизнь меня учили ненавидеть таких, как ты, и убивать вас. Если бы не Тион, никого из твоего племени не осталось бы уже после Мокрого Камня.

Шерон опустилась на траву, и Нэ, помешкав, села прямо на мокрый песок. Теперь их глаза были на одном уровне.

Почти на одном.

— Почему ты тогда уступила?

Усмешка. Злая. С обидой. Глаза затуманились воспоминанием.

— Ему тяжело было не уступить.

— Зачем? — Шерон указала на меч. — Зачем ты это сделала?

— В тебе столько гнева. — Эта странная старуха наконец-то позволила себе толику уважения, там, где оно казалось указывающей совершенно неуместным. — Ты его даже не знала. Относись к этому как «лучше он, чем я». Убей я тебя, Вихрь бы не простил мне такого.

Она все еще продолжала проверять ее, но Шерон лишь повторила:

— Зачем?

Старуха подвигала губами, словно бы прикидывая, сколь откровенной она может быть.

— Вихрь стал куда мягче, чем прежде, во времена нашей молодости. Говорят, с возрастом люди черствеют, в нем же избыток человечности, раз он подбирает с земли каждого жучка и щадит его чувства. Потому что таково положение вещей, тзамас. Положение, о котором люди этой эпохи забыли, стоило лишь Катаклизму ударить по Единому королевству. Мир всегда был жесток, а мы и вы — вечные соперники. Вы, словно мясники, разбирали нас на куски, иногда живьем, и получали от этого дополнительную силу. Мы забирали ваши жизни, вселяли в мечи и обретали большую мощь и возможности. Такова участь пленных некромантов. Такова участь пленных таувинов. Так пошло со времен Шестерых, а может, раньше.

Шерон тут же вспомнила сон. Смерть Мерк. Смерть Моратана. Надежду Мири, которую она почувствовала — что её брат не успел заразить своих учеников идеей забирать жизни некромантов ради силы. И старания Милта оградить тзамас и таувинов от войны.

Возможно, у него это получилось. Но потом он ушел. Или умер. И началось то, о чем говорила Нэ.

— Объясни.

— С чего бы?

— Нам придется существовать рядом. Если только мы не убьем друг друга сейчас. Я должна понимать.

— Пусть Вихрь тебе объяснит, — отмахнулась Нэ. — Впрочем, он не таувин. Единственная картинка, которую он когда-то создал и награждал ею людей, — это золотой карп. — Усмешка. — Ты знаешь про нити?

— Да.

— Я никогда не видела их, но верю в то, что рассказал мой учитель. Это основа всех миров. Они сплетаются в ткань мироздания. Из мира, что раньше принадлежал асторэ, а теперь туда уходят такие, как я, нити, полные света от солнц и лун, тянутся к нам. В мир, в котором изначально не было ничего. А после, теряя свет, набираясь тьмы, отправляются дальше.

— На ту сторону.

— Да. Мы, таувины, однобоки. Мы — лишь свет, ибо черпаем только из одного мира.

Шерон внимательно посмотрела на Нэ и сказала жестко:

— Ты не несешь в себе свет, раз поступаешь так с другими людьми.

— В первый раз вижу чистюлю среди твоего порочного племени. — Ядовитая издевка. — Если мечом таувина убить такую, как ты, то твоя сила, часть тебя, поселяется в нем. Мы можем черпать магию с той стороны через клинок. Это полезно. Для того чтобы убивать шауттов или выживать рядом с той стороной. Или в ней. Некоторые таувины, по легенде, ходили туда и возвращались благодаря мечам. Сила смерти защищала их от темных нитей.

— Ты тоже ходила?

— Нет. Никто из моего поколения. Катрин Золотая Искра была последней из нас, кто смог уйти и вернуться. За сотни лет до моего рождения. Но такие, как он, — кивок в сторону страшного клинка, — помогали противостоять магии асторэ. Так что мы ловили вас время от времени и убивали. Как и вы нас. Война есть война.

— Ты знаешь, почему началась эта война?

Нэ равнодушно пожала плечами. Ей это было неинтересно.

— Фэнико — меч таувина. Но он полон света, а не тьмы. Я не чувствую в нем то, что ощущаю в этом клинке.

— Милосердие. Его имя Милосердие, тзамас. Все просто — нынешний владелец Фэнико не таувин.

— Этим клинком была убита Мерк. Её душа там?

— Интересная теория. С чего она родилась в твоей голове?

— Я видела. Он показал мне. — Она коснулась широкого розового шрама на левом запястье.

Старуха не поверила, или ей было все равно.

— В любом случае это дело прошлого. Сила, которую мы получаем от вас, не навсегда. Таувин сдерживает тзамас в клинке своей волей. Когда таувин умирает, клинок пустеет. Я знаю, о чем ты думаешь. — Нехорошая улыбка.

— Нет. Не знаешь.

— Не хочешь убить меня, тзамас? Не поверю.

Шерон подалась вперед:

— Убив тебя, освободив его из этого плена, что получат идущие со мной? Возможно, ты — та, кто поможет нам больше всех? Я не рискну жизнями друзей ради того, кто уже мёртв. Или того, кого ты считаешь мёртвым.

— О. Он не мёртв. Иначе ты бы просто не смогла подойти к клинку. Он знает тебя и допускает. Не собирается меня защищать, эдакий негодник.

— И все же он служит тебе.

Нэ отрицательно мотнула головой:

— Нет. Не служит. Мы заключили договор. Он, представь себе, знает, что поставлено на карту. Видел других. Видел, как уничтожили его герцогство. Я обещала, что мы сможем победить, если будем действовать вместе. Ты бы не стала?

— Стала. А после бы убила тебя.

Смех. Старуха посмотрела куда-то за сосны, словно заметив кого-то.

— Вполне допускаю, что такую попытку ты когда-нибудь еще сделаешь. Но не строй из себя суровую темную воительницу. Ты перепуганная девчонка из глухого захолустья нынешней эпохи, до сих пор не уверенная в себе. В тебе столько колебаний: правильно ли ты поступаешь? Обрекаешь тех или иных на смерть или на жизнь? Детские сомнения. Стараешься взвешивать каждый поступок на весах совести.

— Может быть, поэтому я и остаюсь человеком, не превращаясь в чудовище.

— Человеком... — Губы Нэ болезненно скривились. — Я не слишком-то высокого мнения о большинстве человечества. Но, может, ты и права. Может, ты редкий зверь среди тварей тьмы, ибо умеешь лечить, словно таувин. Даже лучше. Я знаю, что ты сделала на Четырех полях и как спасала солдат. За это, без всякой иронии, я тебя уважаю.

Шерон очень удивилась:

— Разве не все некроманты способны исцелять людей? Жизнь — это лишь другая сторона смерти.

Для нее это было совершенно естественно — лечить. С самого рождения.

— Некоторые из вас могли черпать не только с той стороны, но и из слабого для вас тепла мира Трех Солнц и Двадцати Лун. Именно от него эти способности. Снова повторюсь — Вихрь не зря обратил внимание на тебя. За что ты сражаешься, тзамас?

Шерон подумала над этим вопросом и ответила честно:

— За свою дочь. Все это, — повела рукой, — все, что я сделала. И сделаю. Только ради её будущего.

— Какое будущее у девочки с Летоса? Овцы, рыбы, пустоши.