«Мое решение, — подумала она. — Вот его последствия, о которых и помыслить было нельзя».

— Никаких деталей? Хоть чем-то ты можешь помочь?

— Тем, что буду рядом, как и другие твои служанки. Это случалось прежде, как я уже сказал. Не знаю, где и когда, в Медной книге нет подробностей, но есть строфа, что жизнь таувина потребовалась для прошлой победы.

— Вот как. — От холода её тона даже Тэо поежился. — Таувина, значит.

— Того, в ком течет кровь расписных.

Она подумала о Вире. О Лавиани. Сдержала гнев, горячими пальцами сжавший горло.

— И это твое предложение, любезный Ради?

— Госпожа спросила, что я знаю, и получила ответ. Никто из нас не смеет вносить собственные предложения для Милосердной. Защищать — да. Но не руководить.

— Я найду иной способ.

— Нисколько не сомневаюсь в мудрости твоей. С чего ты начнешь и чем я могу помочь?

ь?

...Они ведь наши. Каждый из них.

Я помню, как вот тот пришел к тебе, прося знаний. А она была так мила, когда заглядывала мне в глаза, — в ней было лишь обожание. А тот, что ненавидит моего брата, хотел изменить мир. Теперь мы для них чужие. Враги.

И они для нас тоже. И все же это наши ученики, сестра. Каждый. Вставший на дорогу Вэйрена, отвернувшийся от нас.

И главная печаль, моя большая боль, что нам придется выступить против них. Принять брошенный вызов. Уничтожить семя, упавшее в гнилую почву.

Сделать то, что неприятно каждому из нас.

Фрагмент письма, скопированный, а после выбитый на стене Хлебного рынка Пубира

Однажды, в Билгаме, Лавиани забралась в ботанический сад старшей сёстры герцога Соланки. Не то чтобы сойка любила цветочки, ценила красоту лепестков, наслаждалась ароматами цветения и прочими сопливыми дурацкими вещами, от которых в восторге юные аристократки.

Отнюдь.

Как говорил ей Таллес — ты совершенно неромантичная особа. А стоило бы поучиться. Хотя б для пользы дела. Никогда не знаешь, какой навык пригодится в нашем призвании.

У нее не особо выходило. Даже когда она пыталась, встретив одного художника и на несколько дней потерявшись в своей влюбленности.

Ботанический сад привлек её историями, будто там, в одной из оранжерей, сестра его светлости добыла из Черной земли тигровый цветок, такой странный и большой, что слухи о нем разлетелись по всему великому городу. Мол, питается он исключительно кровью да плотью (и садовники еженедельно скармливают цветку живого поросенка). А еще пыльца этого растения, если попадет на кожу неосторожного человека, способна на время вызвать паралич. Сойка, крайне не любившая работу с ядами из-за их опасности и непредсказуемости, проигнорировала бы такую новость, если бы за неделю до того не столкнулась с дэво. Ублюдок здорово погонял её возле развалин пирамиды великих королей, не обращая внимания на раны. Дважды едва не прикончил противницу, и Лавиани подумала, что неплохо бы иметь в рукаве какой-нибудь козырь на будущее. Если уж она когда-нибудь снова встретит подобную тварь, например в Муте.

Так что в ночь полной луны убийца Ночного Клана забралась в ботанический сад, не слишком-то представляя, в какой из четырех грандиозных оранжерей её милости растет диковинное растение. Она решила действовать по-простому и найти в пути какого-нибудь сторожа, чтобы вызнать правильную дорогу. Но все её планы оказались нарушены.

Сад (подумать только!) надежно охранялся. На множестве тропинок ходила ночная стража с фонарями. Благородная дама излишне ценила свою коллекцию трав и кустарников.

На мосту через широкую мелководную протоку, за которой была первая из оранжерей, скучал патруль. Лавиани чтобы не поднимать шума, отправилась поискать другую дорогу. Отошла ярдов на сто вдоль берега, за излучину. Стараясь не порезаться об осоку, вошла в воду. Тягучую, темную, без мельчайшей ряби, отражавшую луну. На середине протоки, пахнущей ряской и жирным илом, где ей было по пояс, на нее напал крокодил.

Она никогда не встречала это животное. Знала о них, видела чучела в лавках Пубира, но и только. И надо сказать, размер твари из ботанического сада не шел ни в какое сравнение с той мелочью, что торговцы пытались всучить дуракам, желающим поставить экзотическую ящерицу на письменный стол.

Крокодил был огромен и, кажется, очень голоден.

Впоследствии она с почтением оценила его мощь, хитрость и способность спрятаться. Внешне спокойная и безопасная гладь лопнула, превратившись в зубастую пасть, которая сомкнулась поперек не ожидавшей этого сойки.

Она не успела среагировать разумом, но спасли таланты, которые словно взяли командование на себя. Прозрачное тело, давшее неуязвимость, не позволило разорвать её пополам, а удар невидимого воздуха вокруг заставил крокодила забыть о ней и бить во все стороны хвостом, отчего вода вскипела.

В ту ночь ей не удалось найти цветок. Она плюнула на эту затею, ушла несолоно хлебавши, радуясь, что осталась цела и не превратилась в еду. Право, закончить жизнь в желудке рептилии не входило в её мечты. По сути, уже через пару лет она воспринимала произошедшее с некоторой долей самоиронии. Всяко не каждому ей довелось проигрывать, и этот голодный зверь, подстерегший Лавиани, вызывал большую долю уважения хищника к хищнику.

Она даже надеялась, что тот до сих пор жив, а не пущен на кожаные ремни да сумки.

А еще спустя какое-то время просто забыла о нем.

До сегодняшнего дня.

Нынешняя Риона напоминала ей крокодила. Районы, захваченные той стороной, казались пустыми, мертвыми, тихими, спокойными и даже на первый взгляд безопасными. Как та темная, пахнущая прудом вода. Но в её толще скрывался спящий хищник, и сойка, теперь имевшая гораздо больше опыта, чем в молодости, знала о нем. Чувствовала его присутствие загривком. Как старая кошка чувствует приближение своего последнего дня.

Риона умерла.

Вымерла.

Стала другой. Городом, который, словно телега, не вписавшаяся в крутой поворот узкой горной дороги, завис над пропастью. Она еще здесь, крутит колесами над пустотой, покачивается, ловя ускользающий баланс, но близка та минута, когда притяжение схватит её — и утянет вниз.

Чтобы разбить вдребезги со всем оставшимся содержимым.

Такой стала столица Треттини. Лишь пять районов на берегу Пьины, вокруг дворца, да чудом уцелевший квартал особняка Бланки уцелели — все остальное превратилось в кладбище. Погруженное во мрак, недоступное живым. Крокодил, затаившийся на дне. Пока еще чутко спящий, но готовый пробудиться в любую секунду.

Лавиани не была бы Лавиани, если бы не попробовала войти в районы, захваченные той, кого некогда считали Нейси. Но ей хватило лишь десятка шагов, чтобы развернуться и забыть эту затею. Ощущения были точно такие же, как в Аркусе, когда они рискнули преодолеть выжженную полосу и чуть не сгинули там.

Сойка позорно сбежала, ощущая, как ставший страшным город смотрит ей в спину.

После посещения Мильвио, после попытки проникнуть туда, куда ушло нечто в облике великой волшебницы, она без дела слонялась по пустующим кварталам, думая о том, что надо зайти к Бланке и узнать, как та чувствует себя, но ей пришла в голову другая мысль.

Ее уже несколько часов беспокоило это, но до сего момента Лавиани никак не могла понять, что не так. На самом деле она и теперь мало что понимала, просто доверилась своим инстинктам, той самой соринке в глазу, которая досаждает и заставляет избавиться от нее, чтобы наконец-то обрести покой.

Поэтому сойка вернулась в порт.

Корабль Карифа никуда не делся. Стоял пришвартованный недалеко от сгоревшего причала, с канатами, переброшенными на берег и привязанными к уцелевшим после пожара гранитным столбам.

Вокруг была охрана из гвардии треттинского герцога, хотя сойка и не обнаружила сходней. Судя по всему, прибывшие в гавань все еще находились на корабле.