Осторожно наблюдавший за женой Ладишон заметил и улыбки, и сияние глаз… Но в очередной раз сделал неправильные выводы, решив, что всё дело в возобновившейся связи с Перкидом, который ещё дважды приезжал в их город, чтобы подписать с Рони новые соглашения и обсудить свои необыкновенной красоты флаконы и коробочки. Шон с трудом погасил первый порыв и не стал пытаться перехватить соперника где-нибудь в малолюдном месте, чтобы кулаками объяснить нахалу простую истину — чужая жена неприкосновенна. В конце концов, женщина — не собственность, у неё своё мнение может быть и свои желания, а то, что они идут вразрез с его желаниями, так это его собственные проблемы…

Вот так и получилось, что чем сильнее сияла Рончейя, уже окончательно убедившаяся в своём прекрасном положении, тем сильнее хмурился и отдалялся Ладишон. Дети, заметив перемены, почти упали духом. Их маленький спектакль, получается, никак не помог. А новых способов соединить глупых взрослых они пока не придумали. Мелкие проказы Рони в последнее время вообще не замечала, своей новой улыбкой смущая тех, кто приходил жаловаться на братьев.

Пришлось снова совещаться с оборотнями, что с уважением присматривались к будущему декану боевого факультета, ведь с ним запросто обсуждал что-то сам король Сигелур.

— Есть ещё один вариант, — заявил самый старший из компании ребятни. — Но он опасный.

— И что? — Даер набычился, собраясь обидеться на такой неприкрытый намёк на трусость. — Можно подумать, мы чего-то боимся!

— Ну смотрите, я предупредил! — серьёзно ответил оборотень.

Идея была простой, но действительно довольно рискованной. Даер удивился, как это он сам до такого не додумался. Ведь взрослые вечно переживают за младших, а уж смертельную опасность они точно не проигнорируют. Опять же, после таких переживаний все обычно плачут и обнимаются. Должно сработать, он точно это знает!

Оставалось подгадать момент, когда на спешно приводимой в порядок территории новой Академии одновременно окажутся Рончейя и Ладишон, чтобы уж точно оба поучаствовали в представлении.

***

— Всего неделя! Осталась всего неделя до открытия! — хватался за седую голову Мерлинат, с несвойственной ему стремительностью обходя свои владения. — И кто меня надоумил стать ректором этого балагана?!

— Вы сами! — Рончейя еле поспевала за слишком прытким старичком.

— Ну вот, теперь даже и обвинить некого! — притормозил профессор. — Кстати, а мы придумали систему наказаний для провинившихся студентов?

— Да, как обычно, штрафные баллы, отработка…

— Это славно, это хорошо… — почти замурчал себе под нос перешедший на обычный неторопливый шаг Мерлинат. — А что там с жильём для преподавателей и студентов?

— Сдвоенные коттеджи для преподавателей уже готовы, заносят мебель. А в студенческом кампусе устраняют недоделки, завтра дойдёт дело и до мебели.

— Так у нас почти всё готово? — расслабил напряженные плечи ректор. — А учебные корпуса, лаборатории и мастерские?

— О, это я в первую очередь заставила довести до ума! — бодро отрапортовала Рони.

— Молодец! Из тебя в будущем и ректор выйдет, если захочешь взвалить на себя этот ужас.

— Мне бы деканство потянуть для начала, — вздохнула девушка и задумчиво улыбнулась, обдумывая, как будет справляться через несколько месяцев, когда не сможет скрывать грядущее пополнение своего семейства.

— Так, ладно, ты меня успокоила. Взгляну, пожалуй, на мастерские артефакторов, проверю, чего не хватает. А ты пройдись, посмотри ещё раз, где требуется подбодрить работников.

Рончейя огляделась, пытаясь охватить взглядом обширные владения. Светлые постройки с привычными красновато-рыжими черепичными крышами прекрасно вписывались в традиционную для этих мест архитектуру. Только чуть больше простора, чем в расположившемся вплотную к новой Академии приморском городке, где старшие сыновья, отделяясь от родителей, пристраивали свои жилища к старым домикам, образуя со временем узкие и извилистые улочки, расширявшиеся по мере приближения к центральной площади.

На этом почти округлом пространстве кто-то недавно умудрился водрузить статую, подозрительно напоминавшую Мерлината. Сходство опровергалось практически оборотнической статью вырезанного из светлого камня мужчины. Широченные плечи и квадратная челюсть окончательно убеждали, что это кто-то другой. Но никаких табличек с именем неизвестного героя нигде не наблюдалось, а потому местные жители высказывали самые противоречивые предположения.

Но и памятник, и площадь, на которой тот был установлен, находились в получасе ходьбы от ворот Академии, а потому Рони думала вовсе не о них. Она проследила за тележками, уставленными вазонами с кустами и небольшими деревцами, распорядилась, как лучше их расставить рядом с центральными входами в здания. Ещё раз полюбовалась на преображавшееся пространство, приобретавшее одновременно и уют, и некоторую строгость, и почти собралась последовать примеру ректора, укрывшись от палящего солнца в лаборатории, как услышала громкие крики неподалёку.

На одной из мифических фигур, украшавших в самом верху фронтон основного учебного корпуса, являвшегося и наиболее высоким зданием на территории, сидели, едва не соскальзывая, оба её брата. Как они туда забрались? И, главное, зачем? На оба вопроса вряд ли ответил кто-нибудь взрослый, а вот спроси мальчишек, сразу нашлось бы множество вполне обоснованных причин и способов.

Девушка замерла, затаив дыхание на долгие мгновения, а когда обрела способность двигаться и соображать, заметила Ладишона, стремительно приближавшегося со стороны полигона.

— Я сама их потом убью, но сперва спаси этих обомотов! — шагнула навстречу мужу Рони.

Тот лишь кивнул и, не сбавляя скорости, влетел внутрь здания. Вскоре светлая макушка появилась над козырьком крыши. Мужчина одной рукой ухватился за незаметный снизу наблюдателям выступ и завис, чуть раскачиваясь, чтобы дотянуться до мальчишек. Пара мгновений — и первый из спасаемых уже карабкается по плечам Шона наверх. Туда, где столпились предусмотрительно обвязанные верёвками строители, осторожно подхватившие ребёнка. Перехватившись другой рукой за всё тот же выступ, Ладишон повторил свой трюк с хватанием мальчишки за шкирку и забрасыванием себе на плечо, откуда того уже затаскивали наверх ругающиеся сквозь зубы мужчины.

Рони облегчённо вздохнула, увидев обоих братьев, уже обмотанных для надёжности веревками, тянущимися куда-то к скрытому от её глаз специальному люку, позволявшему ремонтникам быстро добираться на крышу. Но тут случилось непредвиденное. Черепица, не рассчитанная на целую толпу активно передвигающихся мужчин, с резким хрустом лопнула в нескольких местах разом, а часть крупных и тяжелых пластин поехала вниз. И всё бы ничего, но пара таких кусков с конька крыши полетела прямо на собиравшегося подтянуться наверх Ладишона. Оглушённый ударом, мужчина разжал пальцы и полетел вниз…

— Не-е-ет! — Рончейя побежала вперёд, словно надеясь подхватить мужа, даже вытянула вперёд руки.

Она и сама не поняла, как умудрилась выставить воздушный щит, который ни разу не давался девушке во время обучения, ведь её сил никогда не хватало для привычных боевикам плетений. Значительно притормозив падение, щит распался на маленькие вихри, оттолкнувшие летящие сверху обломки черепицы, продолжавшей осыпаться.

— Ладиш, любимый! — Рони кинулась к лежащему на земле мужчине, усевшись прямо на мощёную камнем землю и укладывая голову мужа себе на колени. — Очнись, пожалуйста, ну очнись же!

Пальцы коснулись чего-то липкого, влажного, пропитавшего волосы Шона и капавшего тёплым красным дождём на брусчатку.

— Любимый, ты только живи. Не хочешь со мной, ну и ладно. Главное, чтобы живой… — почти бессвязно шептала девушка, целуя влажные от её же слёз щеки и лоб мужчины.

— Как ты меня назвала? — не открывая глаз тихо спросил Шон. — Повтори.

— Ладиш, — улыбнулась сквозь слёзы Рончейя.

— Нет, другое…

— Любимый, — нагнулась она снова, чтобы снова поцеловать мужа в щёку, но тот успел повернуть лицо и подставить губы…