— Ладно, пользуйтесь моей добротой! — смягчился Слаер, снова погладив девочку по голове и даже похлопав ласково по худенькому плечику.

Умилившийся лавочник сделал хорошую скидку, да ещё и вручил девочке симпатичный платок молочного цвета, украшенный по краям бахромой в тон к пальто:

— Тут всё равно пятно в одном месте, по полной цене не продашь уже, но там можно вышить что-нибудь. У вас две хозяюшки, придумают, как прикрыть изъян. Да и к пальтишку, что вы купили, пойдёт.

— Да уж, пусть поработают, а то одни расходы пока от этого женского пола, — довольно проворчал чернобородый мужчина, пока девочка переодевалась в своё единственное пока что платье тёмно-серого цвета, великоватое ей, но добротное и тёплое, выбранное отчимом именно по причине практичности материи и тоже с прицелом на долгую носку, а потому взятое на вырост.

Но радость Рончейи от покупки новой одежды не могли омрачить подобные мелочи. Раньше ей и в голову не приходило попросить бабушку приобрести хотя бы что-то из того, в чём она чинно возвращалась домой, взяв за руку Слаера. Руки матери были заняты младшей дочерью, уже довольно увесистой годовалой малышкой, которая только-только пробовала ходить, каждые пару шагов плюхаясь на пухлую попку.

Вернувшись домой, мужчина напомнил, что жена сегодня ещё должна сбегать за продуктами на ужин, поскольку остатки жареного мяса он точно доест на обед.

— Малышку на Рони оставь, пусть отрабатывает обновки, — сказал он, плюхнувшись в своё любимое кресло-качалку. — Устал я что-то, вздремну малость. А ты там поторопись, скоро обед, тебе ещё греть его.

Старшая девочка быстро переоделась в старые одёжки, аккуратно повесив в шкаф нежданное богатство, и перехватила сестрёнку из рук матери, устало присевшей на кухне с младшенькой и уже успевшей наскоро напоить её чуть подогретым молоком. Малышка мусолила зубастым ротиком размоченную в молоке краюшку хлеба, от чего по подбородку текла слюна. Рончейя умело промокнула испачканную мордочку сестрёнки, ей и раньше приходилось приглядывать за соседскими малышами, за что им с бабулей давали продукты или помогали подлатать прохудившуюся крышу — не принято было использовать деньги для таких дел, не по-соседски это, считали небогатые жители прибрежного городка.

Девочка тихо напевала сестре немудрёную песенку, прислушиваясь к доносившемуся из небольшой гостиной храпу. Ребёнок тоже клевал носом, так что к возвращению матери в доме царила тишина, бережно охраняемая старшей дочерью, чуть покачивавшей прикорнувшую у неё на руках Минчейю. С облегчением опустив на пол тяжелые сумки, женщина улыбнулась Рони:

— Я сейчас, только посижу немного и буду греть обед.

— Сиди, я сама! Меня бабушка даже готовить учила… немножко, — положила ребенка на лавку девочка, ловко подперев её придвинутым стулом, чтобы не было даже возможности упасть.

Скоро на кухне уже весело шкварчало разогретое мясо, нарезанные овощи заняли своё место на блюде, красиво уложенные радовавшейся сегодня всему и всем девочкой.

— Хозяюшка! — ухмыльнулся опёршийся на косяк Слаер, чуть похрипывая спросонья. — Ну давайте, кормите меня. И чего покрепче плесни мне, жёнушка.

— Так нет у нас ничего… — растерянно протянула та в ответ.

— Да что ж ты за женщина такая?! — грохнул кулаком по столу усевшийся на самый удобный стул мужчина. — Что, и за продуктами мне ходить что ли? Может, ещё стирку-уборку на меня взвалишь?

— Я купила еды, — кивнула на выставленные, но ещё не убранные в шкаф покупки Ланчейя.

— А головой подумать? — скривился Слаер. — Эх, бабы! Совсем безмозглые! И чтоб ты без меня делала, дурёха? Беги теперь ещё раз. На твоё счастье, винная лавка рядом, я как раз успею немного перекусить.

— Да, да… Я сейчас, — заторопилась женщина, позабыв об усталости, поскольку очередной урок от мужа, маячивший на горизонте, вытеснил все мысли, а страх придал сил.

Рончейя, уловив настроение отчима, засуетилась, пододвинув поближе к нему блюдо с овощами и плоскую корзинку с нарезанным хлебом, а потом метнулась к сковороде, чтобы переложить основную часть мяса на самую красивую тарелку, которую расторопно выставила перед мужчиной.

— Молодец, может, и будет из тебя толк, — похвалил девочку мужчина, похлопав ту чуть ниже спины и как-то по-новому улыбаясь.

Рони не поняла, испугалась она от такого непривычного поведения взрослого человека, или это было какое-то другое чувство, но тоже малоприятное… К счастью мама совсем скоро вернулась и выставила перед Слаером пузатую бутыль.

— Ну ты хоть бы разделась сперва, куда бежишь? Грязь мне тут натрясла! — снова посмурнел отчим, чья странная давешняя улыбка как будто спряталась в глубине черных глаз, укрывающих свои секреты под нависшими кустистыми бровями.

— Да, да, сейчас! — привычно откликнулась женщина, засеменившая в сторону тесноватой прихожей.

— Только и знаешь, что дадакать, да сейчаскать! — пробурчал мужчина, уже откупоривший чуть запотевший сосуд, принесенный с промозглой улицы. — Никакого толку от тебя, пока не направишь как следует. Иди уже есть, чего там копаешься!

От громкого недовольного возгласа проснулась младшая девочка и начала было хныкать, как её проворно подхватила на руки Рончейя, успев сунуть той в зубастый ротик кусок яблока.

— Ох, одни бабы вокруг, выпить не с кем! — уже расслабленно проворчал Слаер и с удовольствием крякнул, выпив первый за сегодня стаканчик наливки.

Вскоре он ещё больше повеселел, а потом и вовсе решил прогуляться, проверить, как там дела в лавке, доставшейся ему вместе с Ланчейей, и которую он считал приданным жены, которым должен распоряжаться только муж.

Женщина, едва мужчина вышел, облегченно вздохнула и смогла наконец поесть нормально, до этого ей то и дело приходилось отвлекаться на младшую дочь, подавать мужу соль или специи, из которых он почти ничего и не использовал, будто просто решил погонять жену ради развлечения или в качестве наказания. Три женщины, оставшиеся в одиночестве, изредка прислушивались, не раздаются ли на крыльце тяжелые шаги Слаера, но в остальном наслаждались теплом и покоем притихшего дома, сперва убравшись немного, потом приготовив ужин, а затем занявшись украшением подаренного платка, отбирая подходящие по цвету нитки для вышивки.

Дети заснули, едва стемнело, нагулявшись с утра, а потом пригревшись дома, чему способствовал и вкусный ужин. А Ланчейя всё ещё побаивалась реакции мужа на её сегодняшние промахи, поэтому постаралась приготовить самые любимые его блюда. Хотя, честно говоря, вкус у Слаера был самый простой, он считал, что чем жирнее и сытнее, тем и вкуснее, частенько высмеивая странные привычки налегать на рыбу, когда можно купить по той же цене мясо. Да и к овощам относился как к еде, которую обычно отдают женщинам, им-то мясо есть необязательно, они ж не добытчики.

Женщина несколько раз порывалась ставить ужин на разогрев, подкидывая дрова в остывающую печь, но муж явно не торопился домой. Она уже успела вышить дочери веточку с цветами на доставшемся даром платке, а его всё не было…

Среди ночи, когда Ланчейя уже уснула, вернувшийся Слаер без лишних церемоний задрал ночнушку жены, не заботясь о спящей в маленькой кроватке в их спальне малышке, и буквально в несколько движений достиг разрядки, дыша перегаром в лицо жены:

— Что, к этому ты привыкла? Потаскуха!

Женщина проглотила всхлип, побоявшись разбудить маленькую дочь. Та могла и испугаться, такое уже бывало раньше, когда муж был особенно активен, приняв лишнего, а ограничивать себя в веселящих напитках тот не привык, поэтому поздние возвращения и разные по длительности постельные подвиги были нередки.

Кроватку Минчейи перенесли в комнату к старшей сестре почти сразу после появления той в стремительно разраставшемся семействе Слаера.

— Нечего ей без дела слоняться по улицам и одежду рвать, бегая с мальчишками незнамо где! — категорично заявил мужчина. — У вашего женского отродья от безделья в голове дурные мысли заводятся и толкают на непотребства всякие. Да хоть тебя взять… — придавливающий взгляд перетек с девочки на её мать, та, едва заметно вздрогнув, вжала голову в плечи, от чего по лицу мужа скользнула брезгливая гримаса, исказившая и без того не самые привлекательные черты, грубоватые даже для мужчины.