– Света! – он подскочил, опираясь рукой о землю, и рухнул снова – рука подогнулась, прострелив болью через все плечо и не удержав его веса.

«Сломал», – мелькнула отстраненная мысль и исчезла.

Максим сел, вглядываясь в родное, несчастное, окровавленное, присыпанное серой пудрой лицо.

Света тоже сидела, вцепившись в него обеими руками, так крепко, словно боялась упасть.

– Зря взорвали, – повторила она механическим, лишенным всякого выражения голосом. – Она убила их. И себя.

И заплакала. Тоненько, жалобно, постанывая, когда затряслись плечи.

Дежин, одуревший от страха за нее, оглушенный взрывом, растерянно попытался вытереть ей слезы, не замечая, что уцелевшая рука тоже покрыта мелкой серой пылью.

Горло сдавил спазм, но он все-таки выдавил:

– Запрокинь голову, у тебя кровь носом идет.

Она послушалась. Максим вздохнул и, не обращая внимания на выныривающих из-за угла склада спецназовцев, осторожно поцеловал серые от пыли и соленые от крови губы.