Всю картинку я буквально швырнула в Тварь и тут же вздрогнула от знакомого холодка, прокатившегося по позвоночнику. В моей картинке – не слишком четкой, не слишком правильной – добавилась лишняя деталь – девочка. Совсем маленькая, лет шести-семи. Я с уверенностью могла бы сказать, что это Настя, моя сколько-то-юродная сестра из-под Ростова, если бы у девочки было лицо. Но лица не было. Несчастная птица подлетела к ней и уселась на плечо.

Потрясенная, я не сразу заметила, что Тварь тоже примостилась на плече. На моем плече!

«Прочь! – припечатала я ее к потолку. – Я не твоя стая! Не твоя колония и не королева термитника!»

Девочка в моей голове схватила птицу и бросила на землю. Я затряслась, как в лихорадке.

– Г-гугл, – едва справляясь с голосом и не обращая внимания на неподвижно лежащую перед глазами птицу, произнесла я. – Коллективный разум животных. Найти.

Стремительность, с которой на Максима со всех сторон посыпалась новая информация, не давала времени на вдумчивое осмысление. Он гнал машину по городу, выскочив наконец из медлительной пробки, а телефон оглашал салон машины звонками, не умолкая.

– Капитан Дежин, где вас черти носят? – металлическим голосом осведомился полковник Гречин со скрытого номера.

– Товарищ полковник, я… выехал на убийство, – проклиная все на свете, признался Максим.

– Не понял?

– Я выехал на убийство, с большой долей вероятности связанное с нашим делом, – скороговоркой выпалил Дежин.

– Когда планируете вернуться? – к металлу в голосе полковника добавился целый айсберг, ледяная глыба холода.

– Не могу знать, – попытался казенно увернуться от ответа Максим, – но сразу сообщу.

– Хорошо, – проскрипела заледеневшая сталь.

Не успел Максим повесить трубку, как телефон снова взорвался сиреной.

– Есть пуля, капитан! – почему-то шепотом сообщил Вася. – В березе застряла, прямо напротив обрубка этого.

– Какого еще обрубка? – машинально переспросил Дежин, в голове которого с лихорадочной скоростью завертелись шестеренки мыслей, выстраивая возможные версии покушения.

– Тут старое дерево спилили, обрубок на дорожку выкатился.

– Понятно. Пулю изъял? Оформляй вещдоком, дело забирай на нашу группу.

– Капитан!.. – вякнул было возмущенный Василий, которому без Дежина и так приходилось туго, но тот уже сбросил звонок.

Чтобы снова ответить, на этот раз уже Свете.

– Максим, я все поняла!

– Что именно, Свет?

Дежин охрип от напряжения.

– Тварь! Их не много. Не пять. Она одна! Одна, понимаешь? У меня не целая Тварь, а ее кусочек!

Обреченно решив, что еще миг, и голова взорвется, как банка с забродившими огурцами, Максим выдохнул в трубку:

– Свет, я буду через пять минут, потерпи.

– А… да. Прости, – возбужденный тон погас, исчез, словно его и не было, запиликали короткие гудки отбоя.

«Черт-черт-черт!»

Максим рубанул кулаком по рулю, лихо заворачивая во дворы, и сбросил скорость перед неторопливо бредущим пенсионером с лохматой собачонкой на тоненьком поводке. От усталости и закрученных до предела нервов ему показалось, что для одного дня случилось слишком много всего, и впервые за много месяцев, если не лет, Дежин усомнился в себе.

Собачонка неодобрительно посмотрела на морду дежинского джипа, подползающую к дедку, и залилась визгливым лаем. Максим газанул вхолостую. Двигатель взревел, заглушая собачью истерику, пенсионер поспешно отступил с дороги, утягивая за поводок рвущуюся в атаку лохматую бестию, похожую на рехнувшуюся мочалку из сказки о Мойдодыре. Оба – и собака, и старичок – проводили машину неодобрительными взглядами. Максим затормозил, опустил стекло и вывернул шею, оглядываясь.

– Простите! – обратился он к пенсионеру, но тот только махнул рукой, проезжай, мол, под возобновившуюся собачью истерику.

«Возьми себя в руки, Дежин! – приказал себе Максим и медленно покатил по двору. – Чашка хорошего кофе, вот что мне нужно».

Славка ждал возле парадной. Сидел на узкой лавочке, задвинув под нее свои длинные худые ноги, чтобы жильцам не приходилось перепрыгивать через них, проходя мимо.

– Хреново выглядишь, Шерлок, – констатировал он, поднимаясь и протягивая Максиму бледную сухую ладонь вместо приветствия.

– И чувствую себя так же, – проворчал Дежин. – Тварь кого-то прикончила в парке полтора часа назад. Света не знает, кого и почему, а я знаю. Какой-то мужик пытался ее пристрелить и поплатился за это.

– Тварь опять ее прикрыла?

– Выходит так. Не хочу оставлять ее одну, они могут попытаться снова, а мне нужно быть на месте убийства. Ты побудешь с ней?

– Разумеется. – Славка набирал код на двери. – А кто они?

– Не знаю, черт! Не знаю! – отчаяние выплеснулось из Дежина черной волной.

– Ша, Макс, держи себя в руках. Истина где-то рядом, – мягко сказал Вощин и втолкнул друга в прохладу парадной.

Это была старая шутка, еще времен их молодости и сериала «Секретные материалы».

Мама засуетилась у дверей, громче, чем нужно зазывая меня в прихожую. Вздохнув – я все-таки не глухая, а просто незрячая, – я вышла. Так и есть, Максим приехал не один, а с Вячеславом. С одной стороны, приход Вощина меня обрадовал – мы давно не виделись, с другой – немного расстроил. На людях Максим держал такую дистанцию, которая делала невозможным возникшую между нами близость. В такие моменты я пугалась, начинало казаться, что я вообразила себе бог знает что и никакой такой близости вовсе не существует. Пока мы обменивались вежливыми приветствиями в присутствии обрадованной мамы, я успела передумать. Хорошо, что Вячеслав тоже здесь. Они оба должны узнать о Твари то, что теперь знаю я.

– Тамара Георгиевна, миленькая, полцарства за чашку кофе! – сипло и совершенно непритворно взмолился капитан.

Мама мгновенно исчезла на кухне, а я потащила гостей к себе в комнату.

– Свет, подожди! Я очень ненадолго…

Максим коснулся моего локтя, потом рука соскользнула мне на талию, а вторая легла с другого бока.

Я вздрогнула. Где-то позади, на пару шагов отставая от Максима, топал Вячеслав и, разумеется, не мог этого не видеть. Мне-то было наплевать, наоборот, я бы закуталась в его объятия, как в свой любимый плед, и, уж точно, чувствовала бы себя там абсолютно счастливой и в большей безопасности, но капитан… Похоже, Вощин не входил в круг посторонних.

– В парк поедешь? – не поворачиваясь и не преставая идти, утягивая за собой Максима, как в детской игре в паровозик, спросила я.

– Ага, – дохнул он в мою макушку. – Надо.

– Тогда я быстренько. Садитесь, куда понравится.

Садиться в моей комнате было особенно не на что – кровать или кресло. Вячеслав выбрал кресло, Максим приземлился на кровать, я села рядом.

– Я уже несколько раз пытала Тварь насчет того, кто она такая, но безуспешно. А сегодня она вдруг показала мне нечто странное…

– До или после происшествия в парке? – спросил Максим.

– После. Я была очень расстроена и зла, прижала ее здорово.

Внятно произнеся в свой телефон «мурмурация скворцов, найти», я протянула его Максиму. Вячеслав подвинул кресло к нам поближе. Из аппарата донесся комментарий снимавшего, на английском.

– Примерно это она мне сначала и показала, – сообщила я и постучала пальцем по голове, – прямо сюда. И термитов еще. Что к чему, я не сразу сообразила, но главное не в этом. Наша Тварь – что-то вроде части стаи, если не части тела одного существа. Оно разделяется, когда ест, чтобы ухватить побольше. Когда оно целое, то вполне разумное, по-своему, конечно. Такой вот разум улья или нечто похожее, а отдельные части почти беспомощны. Когда я буквально сцепилась с ней в хосписе, остальные ушли за тем, за кем пришли, а моя осталась и прицепилась ко мне. Вот почему она сначала казалась мне глупой, а потом я решила, что Тварь притворяется. Она не притворялась, она училась быть как я.