…Заходить в парадную он больше не собирался, просто хотел оказаться немного ближе и был в двух шагах от девушки, когда она внезапно замерла на месте. Полуоткрытая железная дверь упиралась ей в правое плечо. Одну ногу она успела перенести через порог, вторая все еще оставалась снаружи. Лом тоже застыл, интуитивно ощутив опасность.

Медленно оглянувшись через плечо, словно могла что-то увидеть, она напряженно произнесла:

– Я знаю, кто вы. Знаю ваш запах.

В тот же миг рассыпался весь морок. Она была не просто хуже всех остальных (те были всего лишь неестественными глупыми куклами) – она была хищной, опасной соперницей. Она тоже несла в себе смерть! Лом прыгнул вперед, врезался в девчонку и втолкнул ее в полумрак парадной.

Она бы упала от удара, но Лом не позволил. С легкостью развернул к себе лицом и сомкнул пальцы на шее, почти оторвав девушку от пола. Клацнула, закрываясь, железная дверь, звякнула по полу оброненная трость. Девчонка захрипела, как будто пыталась что-то сказать или закричать, взмахнула руками. Маленькие, но сильные пятерни ухватились за его руки в попытке разорвать стиснувший горло захват. В тусклом лестничном свете он заглянул ей в глаза, ожидая увидеть, как жизнь уступает место самой главной силе в этом мире – смерти, но широко открытые глаза ему солгали. Они были мертвы и равнодушны, а маленькие руки продолжали отчаянно бороться. Лицо покраснело, ноздри раздувались, тщетно пытаясь втянуть воздух, губы кривились – зажатая челюсть не давала рту раскрыться, а глаза оставались холодны ко всей этой пантомиме. Неподвижны. Мертвы. В миг, когда он почти сломал ее тонкую шею, что-то опалило огнем его внутренности.

Лом был равнодушен к физической боли. После контузии он почти не реагировал на нее. Боль существовала отдельно, словно за стеклянной стеной. Он осознавал ее присутствие, и только. Но не на этот раз. Она ввинтилась в тело огненным сверлом, окрасив полумрак яркой вспышкой красного. Краем угасающего сознания он еще успел отметить, что больше не держит девчонку, а, согнувшись в три погибели, рвет футболку на животе, пытаясь достать и выдрать оттуда источник опаляющего огня…

«Не-ет!» – ревело в мозгу, когда убийца схватил меня за горло.

Перед слепыми глазами взорвался красочный фейерверк мерцающих искр. Шея хрустела, под ногами больше не было опоры, но я продолжала умолять из последних сил: «Нет!» Я знала, что должно произойти – он выследил меня, он меня убивает, и Тварь сейчас сожрет меня, как и всех остальных. Кого я боялась больше? Чего я боялась больше? Тело дергалось в воздухе само по себе, я судорожно пыталась разомкнуть железную хватку на горле, мне нужен был глоток, всего один малюсенький глоток воздуха, но это оказалось выше моих сил. Мир привычно окунулся в черноту, и я растворилась в ней.

Я пришла в себя, кашляя и задыхаясь, на полу. Ломило затылок, болела шея, горло сплющилось и не желало пропускать в себя воздух. Я пыталась вдыхать ртом, глотая и давясь. Рядом шевелилась Тварь. Какая-то часть сознания осталась совершенно равнодушна к тому, что меня едва не отправили на тот свет, и продолжала машинально отмечать ее присутствие. Она дергалась яростно и резко, как будто рвала что-то на куски. Кого-то. Не меня. Продолжая кашлять, заливаясь слезами и соплями, я достала телефон, даже не подумав, смогу ли произнести хоть слово.

…Звонок застал Максима на подъезде к управлению. Невольно улыбнувшись высветившемуся слову «Света» на экране, он ответил на вызов. Дежин никогда не был трусом, скорее уж наоборот, ему порой не хватало осторожности, но звук, который передала ему трубка, заставил вздыбиться короткие волосы на затылке. В хрипе, похожем на агонию пустого водопроводного крана, разобрать «Максим» было физически невозможно. Он просто догадался.

Во двор Светиного дома его джип влетел в сопровождении машины ГИБДД, вопящей на всю округу. У подъезда стояли машины «скорой» и полиции. Местный участковый безнадежно пытался разогнать зевак. пэпээсники не успели еще выключить люстру и выскочить из машины, чтобы достать наглого нарушителя всех правил дорожного движения, вместе взятых, а Максим уже с разбега нырнул в открытую дверь белого «Форда» «скорой», возле которого лежала в пыли Светина сумка.

Все время, пока судебно-медицинский эксперт Вячеслав Вощин проводил тщательный наружный осмотр трупа и опись вещей Ломакина Анатолия Ивановича, 34 лет от роду (если судить по документам, обнаружившимся в заднем кармане джинсов), он с тревогой посматривал на Макса, неподвижно стоявшего по другую сторону секционного стола. В глазах капитана горел огонек злого отчаяния, но он молчал. Слишком много молчал, по мнению неплохо знавшего его Вощина. Факт обнаружения трупа Ломакина возле потерявшей сознание Светланы был подробно расписан в сопроводительных документах. Было даже установлено время смерти с интервалом в 10–15 минут. Сейчас Светлана находилась в больнице, где Макс провел возле нее всю ночь. Вощину не терпелось задать другу целый ворох вопросов, но в присутствии санитара процедура вскрытия носила сугубо профессиональный характер, а до ее начала поговорить не удалось.

Наконец вещи были уложены в пакет, промаркированы, а труп подготовлен для исследования, и санитар удалился. В малой секционной было всего два стола, и второй сейчас пустовал.

– Макс, не молчи. Я скоро включу запись, и тогда уже будет не поговорить, – обратился к Дежину Слава.

Голубая медицинская маска не позволяла определить, какое выражение лица у Макса, но Вощин не сомневался, что разжать зубы будет стоить ему определенных усилий.

– Расскажи мне про эту тварь, – хрипло выдавил из себя Дежин. – Скажи мне, что он сдох в муках.

– Конечно. Света как?

– Отек гортани. Сложно сказать, что с голосовыми связками, ни хрена эти врачи не знают! Он напал на нее в подъезде, пытался задушить.

Максим как-то странно поперхнулся и замолчал. Вощин посмотрел на обнаженный труп несостоявшегося убийцы. Метр девяносто длиной, несуразно-женственного телосложения с покатыми плечами, узкой грудной клеткой, широкими бедрами и длинными руками. Очень сильными руками – мускулатура отлично развита. Такой мог сломать шею хрупкой девушки в один миг. Но не сломал.

– Соберись, капитан. Она жива. Стоит подумать, почему?.. Почему он не убил ее сразу? Впрочем, сам знаешь, твоя работа думать.

Вощин поправил лампу над столом и включил диктофон.

– Время восемь часов сорок две минуты. Начата процедура вскрытия мужского трупа, предположительно – Ломакина Анатолия Ивановича…

Занятый делом, он больше не обращал внимания на Макса, время от времени прерываясь, чтобы надиктовать результат, или замолкал, занятый забором тканей для лабораторных исследований. После проникновения в брюшную полость Вощин уже был абсолютно уверен в причине смерти этого Ломакина, но вскрытие черепно-мозговой полости его удивило – мозга как такового в черепной коробке не оказалось, ни тела мозга, ни твердой мозговой оболочки – ничего. Там обнаружилось немалое количество дурно пахнущей коричневой жидкости, и ничего больше. Тварь сварила этому Ломакину мозги, да так, что запеклись глазные яблоки. Вячеслав выключил диктофон.

– Ни одного целого внутреннего органа. Что с головой – сам видишь. Не знаю, насколько это тебе поможет, но могу сказать определенно – это было совсем не безболезненно. И вот еще – старая травма головы, перелом теменной кости с наложением скоб. Вот, видишь? – Вячеслав склонился над раскрытой черепной коробкой трупа. – Это хирургическое вмешательство, а они бесследно не проходят. Где-то есть данные.

Максим кивнул.

– Понял, спасибо. Света, когда очнулась, написала: «Это он».