– Слушаюсь, товарищ полковник, – выдавил Максим так невнятно, словно цедил слова через сомкнутые челюсти, и тут же добавил, словно проснулся: – Не трогайте Светлану. Пока. Она травмирована. Я вроде наладил контакт, а вы можете все испортить.

Угу. Вот как это теперь называется. Контакт. Я понимала, что Максим пытается меня защитить, но ядовитая змея сомнений уже расправляла в душе свои кольца.

– Капитан, не разыгрывайте из себя идиота, – холодно посоветовал полковник. – Частота ваших контактов (вот чей запас яда оказался в разы больше моего!) кого угодно навела бы на определенные мысли, а проверка их только подтвердила. Допрос Чиримовой я все-таки проведу. Возможно, даже в вашем присутствии, если вы пообещаете не вмешиваться. Дело давно вышло за рамки уголовного. Надеюсь, вы не будете этого оспаривать?

– Что вам известно? – выдохнул Максим так тихо, что я скорее догадалась, чем расслышала вопрос полностью.

– Завтра. В управлении. В девять утра.

В палату вернулся только Максим. К тому времени я уже исписала пару листов вопросами. Он подошел, зачем-то заправил мне за ухо прядь волос и вздохнул:

– Слышала?

«Да, – написала я. – Давай, левая – «да», правая – «нет»?»

– Давай. Полковник предложил?

«Да».

– Много успел?

«Нет».

– До тварей не дошло?

«Нет. Нет».

Я написала:

«Он что-то знает. Откуда?»

– Понятия не имею, завтра поймем. Не волнуйся, – Максим поймал мою руку, спрятал в своих ладонях, как замерзшую птицу, – никто ничего тебе не сделает. Тварь не позволит, уж это я объясню в первую очередь. Не дай бог кто-то из них пострадает… Получилось с ней пообщаться?

Как сказать… Я не знала, что на это ответить. Хотелось бы сказать: «Да, я – гений!», но это было вовсе не так. Первые сутки в больнице были самыми ужасными в моей жизни – через боль, через страх приходилось все время ее контролировать, потому что Тварь решила вообще никого ко мне не подпускать. Все силы уходили на то, чтобы не дать ей сожрать санитаров в «скорой», врачей в больнице, Максима, даже маму. Я не могла понять, чего это Тварь так паникует, а она была не способна меня слушать, только подчиняться давлению. И я давила от души. Сейчас-то она успокоилась, но понять, почему она кинулась не на меня, а на убийцу, я так и не смогла. И в роли телохранителя Тварь меня пугала куда больше, чем в роли привязавшейся потеряшки.

«Нет».

Я развела руками вместо положенного жеста, который сама же и предложила, а потом подвинула к краю кровати свой опросник.

Максим хмыкнул, читая.

– Не нравится он тебе? Мне тоже, знаешь, как-то не очень. Пойми, я вынужден с ним сотрудничать, больше того – у меня могут забрать это дело. – Он помолчал и добавил: – И тебя.

Я подумала, что никто не заставит меня говорить, если я не захочу, и сложила фигу, крепко сжимая пальцы.

– Согласен, – усмехнулся Максим. – Позвоню тебе завтра, сразу после нашей встречи, и скажу, о чем стоит ему рассказать, а о чем – нет, – ответил он на следующий вопрос и продолжил дальше: – Рассказать про убийцу? Пока мало данных, но он состоял на учете в дурке после серьезного ранения в армии – принимал участие в боевых действиях. Дважды попадался полиции и дважды выходил сухим из воды. Дома у него нет ничего необычного – обстановка времен Союза, скорее всего, от матери осталась. Жил один, живых родственников нет. При обыске нашли оружие, скорее всего именно то, из которого были убиты Денис Иванцов и остальные. Вот и все, что пока известно. Ладно, хватит тебе волнений на сегодня. Болит?

Я быстро взмахнула правой рукой – нечего зря накручивать человека! – и вспомнила, как он метался по приемному покою, когда мы только приехали в больницу. Какую ерунду нес в «скорой» и потом, перед тем, как мной занялись врачи!

«Прости» – через слово, как будто стоял там, в парадной, и не помог! И сейчас – я знала! – он мучается нелепым чувством вины, и честно старалась не тревожить голосовые связки, чтобы они зажили поскорее. Уж тогда-то я смогу выбить из его головы эту дурь!

Дежин был зол. Он сказал Свете правду – дело и главного свидетеля по нему полковник ФСБ Гречин (так значилось в его удостоверении) мог с легкостью забрать и у Дежина, и из ведомства СК вообще. С федералами Дежин раньше не пересекался, но процедуру представлял себе вполне отчетливо. И понимал, что рано или поздно информация о странных смертях докатилась бы куда следует. Вот она и докатилась.

В кармане завибрировал телефон – звук Максим отключил, когда шел к Светлане. Звонил Вощин.

– Ватсон?

Дежин дал ему понять, что может говорить свободно.

– Что ты натворил? – без приветствия поинтересовался Славик, как всегда, сдержанно.

– Не понял.

– Я приглашен к тебе в управу завтра с утра. Прямо в твои апартаменты. И приглашен не тобой. Ты, совершенно случайно, не подскажешь, кто такой полковник ФСБ Гречин Алексей Борисович и какого лешего ему нужно?

– Твою мать! – лаконично озвучил свое удивление Дежин.

– Это не ответ. Ты где?

– Выхожу из больницы.

– Приезжай ко мне, Шерлок, надо поговорить, – мрачным тоном завершил беседу Славик.

Не успела я невесело поразмыслить о горькой судьбе слепоглухонемых, которым еще хуже, чем мне сейчас, как дверь палаты снова открылась. И снова без стука. Что за проходной двор, в самом деле?

– Светочка, я только что узнал! – голос Михаила Яковлевича выдавал его тревогу и огорчение.

Приветливо помахав очередному неожиданному посетителю рукой, я мысленно чертыхнулась. Только его здесь и не хватало для полноты картины!..

– Ты молчи, молчи. Я все узнал у врача, говорить нельзя. Вот, – в мою руку легло что-то круглое, прохладное. Апельсин? – соковыжималку поставлю на подоконник, придет санитарка, сделает тебе сок. Доктор разрешила. Спрашивать не буду ни о чем, потом, потом все расскажешь. У тебя будет свой водитель, велел до дверей провожать. Какой ужасный случай! – продолжая говорить, он присел на стул возле кровати.

Что-то было не так. Михаил Яковлевич буравил меня взглядом, который скользил по лицу физически неприятными мазками. Казалось, что если бы не пластиковый воротник на моей шее, он сам вцепился бы в нее своими пухлыми руками, чтобы получить ответы на те самые вопросы, которых не задал. Тварь тоже взбодрилась и сползла с потолка ко мне поближе. Я отпихнула ее прочь, такой близкий контакт мешал мне думать. Что так сильно могло его взволновать, что этот человек примчался в больницу, побеседовал с врачом, о чем-то договорился с санитаркой? Точно не моя травма. И вообще – не я сама. В такое не верилось. Тогда кто? Вывод напрашивался только один и казался совершенно нелепым. Где Михаил Яковлевич, и где не друживший с головой убийца? Я никак не могла представить, что они могут быть связаны. Эти двое обитали не просто на разных планетах – в разных вселенных. А он все говорил и говорил. Задумавшись, я пропустила начало фразы.

– …будет по-другому. Главное, выздоравливай, и твоя жизнь совершенно изменится.

Вот спасибо! Только об этом и мечтала! Надо как-то сообщить Максиму, что меня собираются узурпировать. Я нашарила многострадальный блокнот и написала: «спасибо». Хотелось добавить кучу всяких «не надо» или лаконичное «отстаньте», но я не решилась. Сначала стоило понять, из-за чего он так всполошился.

– Ну, я пойду. Ты выздоравливай и сразу звони, когда сможешь говорить. Впрочем, доктор будет держать меня в курсе. Карточку с номером телефона я вот здесь, на тумбочке, положил.

Тварь зависла в районе двери, нетерпеливо подергиваясь, словно ей, как и мне, не терпелось, чтобы посетитель наконец ушел. Я снова помахала рукой. В моем теперешнем положении были свои плюсы – если держать мимику под контролем, становишься донельзя загадочной.

– И это все? – равнодушно поинтересовался федерал у Дежина, с плохо замаскированной брезгливостью отодвигая от себя толстую подшивку дела.