Сделай глубокий вдох, сказал низкий голос в моей голове. Сделай глубокий вдох.

Я втянула воздух.

— Иногда я думаю, что тебе повезло, что ты умерла, — сказала я ей. — Тебе... тебе бы не понравилась эта жизнь. Тебе не нравилась эта жизнь. Брак, насилие. По крайней мере, теперь ты свободна, — я понизила голос. — Я знаю о дипломе, и все в порядке, Кэт. Я не злюсь. Мне больно, но не злюсь, — я потерла глаза. — Я горжусь тобой. Мне жаль, что я так и не смогла тебе этого сказать.

Ветер усилился, разметав мои волосы.

— Право? Я никогда не знала, что ты хочешь изучать право. Я думала, ты хочешь получить докторскую степень по истории и до конца своих дней писать шикарные статьи в душном кабинете, — я слегка улыбнулся. — Ты достаточно умна, чтобы сделать и то, и другое.

По моей спине пробежал холодок, и я потерла руки, пытаясь побороть его: — У меня есть собака, — добавила я. — Его зовут Фрикаделька, и он идеален. Он вольпино-итальяно и он это знает (прим. Volpino, можно перевести как лиса/хитрый), — я фыркнула. — Мы всегда хотели собаку, помнишь? Но папа всегда говорил — нет... — упоминание о папе заставило меня помрачнеть. — О, папа. Папа не в порядке, Кэт. Он был очень странным прошлой ночью... Я думаю, он очень скучает по тебе. Я знаю, что вы все время ссорились, но вы все равно остаетесь семьей.

Вчерашний разговор с папой не давал мне покоя несколько часов. Почему он не хотел, чтобы я говорила людям о своей беременности? Что его так напугало, что он поставил мне синяк на запястье? Как долго, по его мнению, я смогу держать это в секрете?

В конце концов, это станет довольно очевидным.

— Что-то происходит, Кэт, — сказала я, озвучив мысль, которую никогда не осмеливалась признать. — Я не знаю, что это... но что-то происходит. То, как люди разговаривают, ложь и секреты. Я знаю, что это не мое дело, — я вздохнула. — Может быть, отношения с ирландцами накаляются. Может, война близка. Кстати о войне, поговаривают, что Елена выходит замуж за босса семьи Фальконе. Они в Нью-Йорке. Мне так жаль ее. Быть так далеко от своей семьи. У меня не самый легкий брак в мире, но, по крайней мере, я рядом со своей семьей, рядом со своими друзьями. Рядом с тобой, — я покачала головой. — Они думают, что она выйдет замуж к осени, если переговоры пройдут успешно.

Я еще немного постояла у могилы Кэт, рассказывая ей о том что творится в мире. О том, частью которого она больше не была. Мне показалось это слишком приятным, чтобы остановиться, несмотря на то, что технически я просто разговаривала сама с собой, одна, на кладбище.

Когда дождь начал усиливаться, я заставил себя отвернуться. Над полем надгробий я увидел еще одного человека, плетущегося к дороге. Он тоже был одет в черное и с зонтиком. Похоже, это была женщина. Что-то в ней было знакомое — еще один член Наряда?

Дождь был сильный, но я ускорила шаг, чтобы догнать их.

Она заметили меня и бросилась бежать.

Что, ради всего святого?

На бегу ее зонт откинулся в сторону, и я остановилась. Может быть, я ее не знаю и только что напугала до смерти скорбящего, и сквозь него просвечивали золотистые волосы.

Кэт.

Я сорвалась с места, но она опередила меня. Земля хлюпала под моими сапогами, но я не сбавляла темпа.

— ЭЙ! — крикнула я.

Женщина побежала быстрее в чащу деревьев. Я запыхалась, когда достигла деревьев, и прижала руку к одному из них, чтобы устоять на ногах. Дождь шел очень сильный.

Сквозь деревья и дождь я ничего не могла разглядеть. Куда она ушла?

Я открыл рот, чтобы выкрикнуть ее имя, позвать сестру, но промолчала.

Неужели я только что погналась за невинным человеком, потому что думала, что это моя мертвая сестра?

Я застонала и потерла лицо.

— Миссис Рокетти? — крикнул знакомый голос сквозь дождь.

Оскуро направлялся ко мне, Фрикаделька в одной руке и пистолет в другой. Он осматривал все вокруг.

— Вы в порядке? — потребовал он. — Почему вы бежали?

— Мне показалось, что я видела... — я запнулась. — Боже, я говорю как сумасшедшая. Мне показалось, что я видела свою мертвую сестру, — слезы бежали по моим щекам. — Я действительно думала... — рыдания начали сотрясать мое тело.

— О, мэм. — Оскуро похлопал меня по спине. — Все в порядке. Горе заставляет нас видеть вещи. Оно делает нас безумными.

Я кивнула сквозь рыдания.

— Пойдемте, — сказал он неловко. — Давайте высушим вас. Тогда вам станет легче.

Оскуро повел меня к машине. Я не могла перестать болтать, но сумела взять себя в руки, когда мы вышли на дорогу.

Я яростно вытирала слезы, стараясь не сорваться снова: — Прости меня, Оскуро. Я не знаю, что у меня в голове…

— Все в порядке, миссис Роккетти, — ласково сказал Оскуро. — У вас много забот.

Я быстро втянула воздух, пытаясь взять дыхание под контроль. Я взяла Фрикадельку из рук Оскуро и крепко прижала его к своей груди. Его ласка успокаивала меня.

В этот момент дождь прекратился. Я рассмеялась. Конечно, сейчас он прекратился.

Оскуро помог мне сесть в машину и прошел к водительскому сиденью. Я положила Фрикадельку на колени, почесывая его маленькие ушки.

В конце дороги стояла темная машина. Я сочувствовала им. У них тоже кто-то похоронен на этом кладбище. Это правда хреново, мысленно сказал я им. Я понимаю.

Оскуро завел машину, и мы стали отъезжать от кладбища. Когда машина подъехала ближе, я сузила глаза.

Машина была знакомой... такой чертовски знакомой...

— Остановись! — крикнула я. — Я знаю эту машину, Оскуро! Они преследуют нас!

Оскуро не остановился, но его челюсть дернулась: — Моя работа заключается в том, чтобы знать, когда кто-то преследует вас, мэм. Это не так.

— Нет, преследуют. Они припарковались перед церковью на моей свадьбе, а похороны... — Оскуро нажал на педаль газа, и мы молнией пронеслись мимо черного Dodge Charger.

Я посмотрела на него, пораженная: — Оскуро, зачем ты ускорился? Я не сумасшедшая. Я узнала машину.

— Вы узнали номерной знак? — спросил он.

— Ну... нет. Но...

— Вы знаете, сколько Додж Чарджер в этом городе?

Я рухнул обратно на свое сиденье: — Я не схожу с ума.

Оскуро выехал на главную дорогу: — Вы устали, мэм. И беременны.

— Я не сумасшедшая.

Он больше ничего не сказал.

Я повернула голову, пытаясь разглядеть машину. Она становилась все менее заметной, чем дальше мы ехали. Когда снова начался дождь, я сдалась.

Тишина в машине быстро стала невыносимой.

— Я не схожу с ума, Оскуро, — пробормотала я.

— Я знаю, мэм, — у него был тот самый покровительственный тон, который всегда был у мужчин, когда они пытались успокоить женщин. — У вас много дел, и сегодня очень эмоциональный день.

Я посмотрела в окно. Возможно, Оскуро был прав. Я разбиралась с моей кровавой свадьбой, моим браком, моей беременностью. Прибавить к этому смерть сестры было слишком тяжело. Но это не означало, что я теряю голову.

Это также не означало, что моя сестра вернулась из мертвых или что за мной следят.

Я глубоко вздохнула и откинулась на спинку кресла. Фрикаделька скулил у меня на коленях.

Твоя сестра не жива и не ходит вокруг как зомби, сказала я себе. Ты просто... просто испугалась. И теперь тебе придется выплатить какой-то бедной женщине компенсацию за весь тот ужас, который ты ей причинила.

Я проследил за каплями на своем окне.

— Оскуро, — позвала я.

— Да, мэм.

— Мы можем поехать в Чикагский университет?

Оскуро вскрикнул от удивления: — Зачем, мэм?

— Я… — я сглотнула. — Мне просто нужно кое-что проверить. — Оскуро не выглядел убежденным. — Пожалуйста, Оскуро. Мне станет легче.

Он перевел взгляд на меня, а затем снова на дорогу. — Хорошо. — он хмыкнул. — Но я пойду с вами.

— Конечно. Ты должен будешь держать Фрикадельку, — я отвернулась к окну. — Он ненавидит дождь.

Чикагский университет был красивым и огромным. С холмистой местностью и старыми зданиями с привидениями. Вдалеке виднелся город. Казалось, что это был город в городе, с кампусом, который, возможно, больше, чем ЦДР (прим. центральный деловой район). Мы с Оскуро не могли найти рядом место для парковки, поэтому нам пришлось пройти значительное расстояние, чтобы найти административное здание.