— Ладно, — хмуро усмехнулся тренер, поправив на голове бейсболку с эмблемой клуба. — Откуда так хорошо знаешь английский?

— В школе была учительница английского редкой красоты женщина. Дальше рассказывать? — Соврал я, не говорить же тренеру, что когда-то давно в будущем мне уже довелось поиграть в США в низшей лиге за «Уилинг Тандербёрдс».

— Хэх! Ладно, что ты там мне говорил про ловушку в средней зоне? — Как бы невзначай спросил Билли Рэй. — Пойдём в тренерскую, нарисуешь, а эти пусть без тебя побегают. — Махнул он в сторону легенды клуба Стэна Микиты и Ивана Болдырева. — Ральф, встанешь в центр вместо Большого Тафа. — Скомандовал он ветерану, который был очень недоволен появлением проклятого коммуниста в команде.

Вообще, кроме хоккеиста ветерана были и ещё недовольные тем, что приехал игрок из Советского союза, который будет отбирать их рабочие места и получать их зарплату. И в первый же день, как мы с Болдыревым сняли дом, на телефон позвонил неизвестный, и щедро сдабривая свой монолог американскими матерными словами, предложил мне убираться восвояси. Повторилось это и на следующий день и через день, и после того, как я написал заявление в полицию, меня тоже по телефону обматерили. Лишь после того, когда я сказал безымянному бандиту, что вы позвонили в приёмную президента Соединённых штатов Ричарда Никсона, три дня телефон молчал.

Единственный кто был искренне рад моему появлению в команде — это игрок словацкого происхождения Стэн Микита или Станислав Гоут, которого в восьмилетнем возрасте усыновили и перевезли в Канаду родственники. Кстати, Микита был заявлен на Суперсерию 1972, и сыграл в третье матче в Виннипеге, но больше против сборной СССР на лёд не выходил, не вписался в тренерскую концепцию Гарри Синдена. Когда Стас увидел мою наглую ряху в раздевалке своей команды, минуты две обнимал меня и не мог поверить своим глазам.

— Большой Таф, парни! — Восторженно заголосил Микита. — Это же тот самый Большой Таф, который навалял даже канадскому пухляшу, Филу Эспозито. Извини Тони, — буркнул он родному младшему брату знаменитого канадского форварда.

— Да, ладно. — Отмахнулся наш голкипер Тони Эспозито. — Я с Филом после Суперсерии не разговариваю. Нашли крайнего! Как будто я должен был не только шайбы отбивать, но и забрасывать. Привет, Таф. — Протянул мне руку и голкипер сборной звёзд НХЛ.

В тот день кроме Микиты и младшего брата Фила Эспозито, в раздевалке появились и ещё три звезды «Чёрных ястребов», которые приехали с Суперсерии, отыграв последний матч со сборной Чехословакии 29 сентября. Это нападающий Деннис Халл и пара защитников Билли Уайт — Пэт Стэплтон. Двое последних мои кулаки запомнили очень хорошо и надолго, и восторга Стэна Микиты не разделяли.

В тренерской комнате Билли Рэя царил настоящий флотский порядок. Все папки были разложены по полчкам, в книгах по хоккейной теории виднелись закладки, несколько больших тетрадей были бережно обёрнуты в плотную прозрачную обложку. Но на столе, вместо миниатюрного хоккейного поля с фишками, лежала миниатюрная школьная доска и мел. Рэй больше любил рисовать комбинации, как это делалось в Американском футболе, а не двигать фишки.

— Чего задумался, рисуй, — буркнул тренер.

— Мне бы мел сменить на фишки, живо б прояснилось в голове. — Ответил я, немного переиначив песню Высоцкого, и начал рисовать крестики, кружочки и стрелочки на доске. — Основная идея, оттеснить игрока противника с шайбой к борту, где уже взять его в коробочку. В данной схеме центрфорвард играть роль волнореза.

— Занятно, — задумался Билли Рэй и вдруг спросил. — А, правда, что тебе бонус выплатят в 50 тысяч, если ты станешь лучшим бомбардиром лиги?

— И ещё 150, если выиграем Кубок Стэнли. — Усмехнулся я, когда вспомнил вытянутое лицо генменеджера при подписании контракта. — У нас с тобой коуч теперь только два пути — либо мы поднимем Кубок над головой, и ты сохранишь работу, а я возможность уладить свои проблемы в Союзе, либо без Кубка мы оба сядем в калошу.

— Что такое есть калоша? — Билли от удивления даже снял бейсболку.

— Калоши — это кроссовки «Адидас», только из резины и без шнурков. — Хмыкнул я. — Хорошо, скажу по-другому. Сядем мы с тобой, Билич, в коричневую субстанцию, которая не тонет и плохо пахнет.

— Ясно, значит паршивые у вас кроссовки, — пробормотал тренер. — Тогда 7 октября в первом матче против Торонто мы всем должны показать, что достойны в этом сезоне самых высоких наград. — Торжественно произнёс Билли Рэй и зачем-то спросил. — Как устроился на новом месте?

— Душевно. — Тяжело вздохнул я. — «Поклонницы» каждый день звонят по телефону, на свидание напрашиваются. Как бы мне номер сменить, а?

«Торонто Мэйпл Лифс», куда мы летели в исторический день 7 октября 1972 года, как и наш клуб из Чикаго, входил в так называемую оригинальную шестёрку. Это шесть команд, которые с 1942 по 1967 годы, когда произошло расширение лиги до 12-ти клубов, в самые тяжелые в финансовом отношении времена разыгрывали Кубок Стэнли и сохранили НХЛ от экономического краха. Экономика настолько просела в военные и послевоенные годы, что почти все профессиональные хоккеисты, когда заканчивался сезон, устраивались работать на фермы и заводы. Кстати, в 50-е годы наши «любители» Советские звёзды хоккея на заводах уже не работали. Ну и конечно заокеанская лига выжила во многом благодаря системе розыгрыша — это 78 матчей регулярного чемпионата и ещё порядка 20 сложнейших игр в плей-офф. Звёзды НХЛ за год проводили на льду больше 90-та официальных матчей. Наши лучшие мастера хоккея с шайбой за сезон участвовали в 32 играх внутреннего чемпионата, проводили порядка 6 встреч на международном уровне с любителями из Европы, а так же десять поединков на Чемпионате мира и ещё три на призе «Известий». В итоге выходило, что наши хоккеисты в два раза больше тренировались, а канадские в два раза больше играли, наигрывали комбинации и связки во время официальных встреч.

Кстати о встрече. В международном аэропорту имени бывшего премьер-министра Канады Лестера Пирсона нашу команду встретила армия журналистов.

— По твою душу парень, — пробурчал мне менеджер команды Томми Айвен.

— Сказать, что без адвоката на провокационные вопросы отвечать не буду? — Усмехнулся я.

— Сдурел? — Недовольно глянул на меня Айвен. — Хорошее интервью — это деньги, реклама, новые зрители на стадионе. Деревенщина горьковская.

— Поаккуратней на виражах, Иваныч, Горький — это Горький. — Не успел договорить я, как разъярённая толпа с микрофона и фотоаппаратами оттеснила меня от остальной хоккейной команды и стала «швырять» в меня разными каверзными вопросиками.

— Как вам Америка? — Выкрикнул журналист, которого быстро затолкали на зады.

— Если отвечать с пролетаркой прямотой, — улыбнулся я, — то дороги хорошие. Молодцы, постарались к моему приезду.

— Почему вы бежали из СССР? — «Вжарила» не в бровь, а в глаз, какая-то корреспондентка с сильно накрашенными глазами.

— Сел случайно не на тот самолёт! — Хохотнул я. — Мне нужно было в Васюки, а лайнер полетел в Вашингтон. Задумался в аэропорту над шахматной партией Бобби Фишера и Бориса Спасского.

— Как вы считаете, если бы Суперсерию продлил до 10-ти игр, то сборная Канады смогла бы победить? — Спросил кто-то меня из-за спины.

— Поздно пить боржом, когда почки отвалились! — Ответил я не глядя и стал пробиваться к своему автобусу, где меня уже поджидали новые товарищи по команде.

— Дайте прогноз на сегодняшнюю игру! Умоляю! — Взмолился ещё один корреспондент, возможно любитель просаживать деньги в спортивном тотализаторе.

— За самыми точными прогнозами обращайтесь к синоптикам! — Заголосил я. — Всем спасибо за вопросы, приходите на хоккей и приводите туда своих детей! Это лучше, ежели они будут шляться по улицам, и курить травку.

— Ну, ты и пустомеля, — пробормотал Томми Айвен, когда я спрятался от журналистов в автобусе. — Я в заявке указал тебя, как гражданина из страны Советов. Ты когда собираешься принимать американское гражданство?