Медленно поднимаю взгляд и… ничего. Снова пропасть. И удушающая пустота в груди.

Всхлипнув, поворачиваюсь на бок и прячусь под одеялом. Это мой маленький мир, здесь я могу показать свою боль и быть уверенной, что никто и ничего не заметит. Не хочу, чтобы мои слезы коснулись сына. Я оберегаю его как могу. Порой это сделать бывает тяжело, но я стараюсь вырастить из него настоящего мужчину. У меня есть маленькая мечта: я хочу, чтобы Антон, находясь там, на небе, гордился нашим сыном.

Голова раскалывается, когда я пытаюсь вспомнить последние события вечера. Сегодняшний рабочий день был просто мукой, да и Павел не вызвал желаемых эмоций. Я планировала задержаться, но с утра мне вдруг стало нехорошо. Дурное предчувствие продержалось до вечера и не отпускает даже сейчас. Пытаюсь открыть глаза, но веки будто налились свинцом. Простонав, переворачиваюсь на спину и моргаю. Полумрак гостиной вызывает сомнения в моей адекватности. Я не помню, как добралась до дивана. Но хуже всего то, что я никогда не позволяла себе валяться в выходных вещах на постели.

Пытаюсь позвать сына, но вместо нормального предложение из меня вырывается мышиный писк:

— Ай.

Тело ломит, будто по мне проехались асфальтоукладчиком, и голова, как назло, начинает болеть еще больше. В горле Сахара, ужасно сильно хочется пить. А еще — понять, как я оказалась на диване. Все, что я помню, — это улыбку Антона и его тихое «Аля», а дальше пропасть.

— Антошка? — хриплым голосом зову сына и пытаюсь сесть.

Кидаю взгляд на часы и ахаю. Судя по времени, проспала я счастливых два часа. Оттого и головная боль не желает униматься. Конечно, спать на закате и не болеть после может только счастливчик. Я вот точно к ним не отношусь. Для меня счастье, если я не вижу во сне его. Но сегодня он снова был в главной роли.

Тринадцать лет пыталась избавиться от навязчивых сновидений, безжалостно убивающих меня изнутри. Мои мучения прекратились два года назад, тогда я встретила Павла. Своего босса и любовника. Два в одном, что может быть лучше для матери-одиночки? Разве что отпустить прошлое, которое до сих пор живет во мне. Но как это сделать, когда каждый день его копия маячит перед глазами?

Ох, наверное, пора брать отпуск. Завтра же этим займусь. Спрошу у Антона, куда он хочет поехать, и сразу же куплю билеты. Павлу скажу, что заболела и нет сил работать. Домой ко мне он не заявится, знает, что такой вольности я не прощу. Несмотря на наши теплые отношения и то, что он уже знаком с моим сыном, дома у нас он еще не был. Все встречи происходят на нейтральной стороне или у него дома.

Сажусь на диван, сонным взглядом скольжу по гостиной. Внутри зарождается тревога, когда в нос улавливает древесный аромат с горчинкой. Трясу головой, прогоняя дурные мысли прочь. Я устала думать о нем. Устала плакать и из раза в раз видеть с ним сны.

— Чудес не бывает, — повторяю слова психолога, который так и не смог помочь мне отпустить его.

Я устала воображать реальность, которая таковой никогда не станет. Давно пора смириться и отпустить его. Дать себе шанс на крохотное счастье с кем-нибудь. Да даже взять Павла. Он отличный мужик. И, кажется, действительно меня любит.

Вот только сон…

Я будто видела его наяву.

— Мам, все хорошо? — в гостиную заглядывает сын, и под его встревоженным взглядом я возвращаюсь в реальность. — Мы за тебя перепугались.

— Мы? — выдыхаю, сжимая плед в кулаках.

Сон ведь не может быть реальностью? Никак не может!

Черт! О чем ты только думаешь, Аля? Ну сама посуди, какова вероятность, что мертвый человек может воскреснуть. Правильно! Ноль. Жирный, двухметровый ноль.

— Да, мы, — виновато опустив голову, сын делает шаг в мою сторону и произносит то, что я никогда в своей жизни не ожидала услышать. Особенно от него. — Папа жив, представляешь?

Глаза сына светятся неподдельным счастьем в то время, когда мое сердце отбивает сумасшедший ритм. Бум-бум-бум — звучит в ушах. Я сижу, как пришибленная, и не знаю, что говорить. Словарный запас испарился, как вода на солнцепеке.

Нервными движениями поправляю на себе одежду и встаю с дивана. Все это время я избегаю смотреть в глаза сыну. Мне страшно рушить его детские ожидания. Но я понимаю, что должна это сделать. Моего Антона давно уже нет. Скорее всего, он просто увидел похожего на него мужчину и принял за своего отца.

Делаю глубокий вдох и поворачиваюсь лицом к сыну, чтобы спустить его с небес на землю. В памяти всплывает картинка, как я переступаю порог кухни и вижу его… Непослушное каре блондинистых волос и небесно-синие глаза навсегда остались в моем сердце. Я узнаю его из тысячи, если увижу.

— Нет, Антош, ты очень сильно ошибаешься, — трясу головой, не представляя, что делать со всем этим дальше. Не может у нас быть коллективной галлюцинации. Нет, не может.

Я отказываюсь верить в чудо. Его не существует.

— Да я серьезно тебе говорю, — психанув, сын бежит в сторону фотографий, которые я никак не могу заменить другими. Руки не поднимаются окончательно лишить себя счастливого прошлого. — Вот, смотри, — тыкает указательным пальцем на четверку счастливых ребят. — Дядя Карим и дядя Матвей, а с ними мой папа. Я видел его!

— Папы нет, — повторяю, как мантру, и трясу головой, отступая назад. Мне срочно нужно уединиться, иначе расплачусь на глазах у ребенка. — Его нет. Больше нет!

— Мама, есть. Я познакомился с ним.

Слова сына в прямом смысле сбивают меня с ног. Я чувствую, как они подкашиваются и как я падаю на пол, пальцами впиваясь в ворс ковра. Он все врет! Мертвые не воскресают. В нашей реальности нет других миров и оживить мертвых невозможно.

— Мам, прости меня, пожалуйста, — Антон садится рядом, обнимает за плечи и начинает гладить успокаивающими движениями. Хватаюсь за него, как за спасательный круг, и чувствую, что именно сейчас, в эту минуту, мои силы иссякают. Меня прорывает на истерику. — Папа предупреждал, чтобы я тебя не пугал, но я сглупил. Мне так не терпелось поделиться с тобой новостью.

Трясу головой, отказываясь верить в услышанное. Это невозможно. Я ведь видела его могилу и памятник тоже. На нем фотография, сделанная мною за полгода до трагедии.

— Антон, дорогой мой, пойми же ты, что папы нет! Нет, понимаешь? — заглядываю в глаза сына и вижу обратное. Он целиком и полностью уверен, что Антон жив. — Я видела свидетельство о смерти, — всхлипываю, опуская глаза в пол.

Я помню тот день, будто он был вчера. Буквы не хотели складываться в слова, а слова не желали складываться в предложения. Его мать сама назначила встречу, а потом показала документ, подтверждающий мой самый большой страх в жизни.

— Где ты его видела?

Замираю, изо всех сил пальцами сжимая ворс ковра. Этот голос… Я узнаю его из тысячи других голосов. Мне ведь не показалось, да? Это его голос! Даже спустя столько лет он не изменился. Разве что возмужал.

Поднимаю голову и вижу ЕГО.

Все такой же непослушный блондинистый вихрь волос и небесно-синего цвета глаза, проникающие в самую душу. Он возвышается надо мной огромной скалой, и я забываю, как дышать. Сижу на полу, сжимая пальцами ворс ковра, смотрю на него снизу вверх, открываю и закрываю рот, в точности как рыба, выброшенная на берег.

«Оживший сон и никак не иначе», — проносится в голове, пока я недоверчивым взглядом рассматриваю мужчину из своего прошлого.

Что ж, он по-прежнему красив.

Разве что годы сыграли свое — забрали упругость кожи. Но разве его этим можно испортить? Нет, только не его. И пусть вокруг глаз стали заметны морщинки — его это совершенно не портит. Скулы… они почему-то стали острее. Первая мысль, что во всем виноват образ жизни, по крайней мере, раньше ему приходилось напоминать о еде по несколько раз за день, но, опустив взгляд ниже, понимаю, как сильно ошибаюсь.

Жилистая шея и широкие плечи создают образ сильного и спортивного человека и только подтверждают, что домыслы, которые я позволила себе ранее, неуместны. Сжатые кулаки и паутинка вен, что тянется от запястий к плечам, наглядно подтверждают его силу. И ярость, которую он еле удерживает в себе. Моргаю, а перед глазами все он. Возмужавший и сильный.