Сжимаю в кулаке тюль и смотрю на мужчин. На улице стоит тридцатиградусная жара, а им все равно. Они работают, трудятся, словно никакое солнышко не припекает, да и вовсе нипочем. Каждый увлечен своим делом так сильно, что я сомневаюсь, а получится ли у меня затащить их в дом, чтобы пообедать.

С самого утра мои мужчины трудятся над теплицей, которую я планировала приобрести еще в прошлом году, но из-за шаткого положения в финансах это не вышло. Покупку мечты решила отложить до следующего года, аргументируя тем, что нам с Антоном хватит и нашей старенькой. Только вот у сына оказались совсем другие планы на этот счет. Он решил по-своему и то ли специально, то ли случайно сболтнул отцу о моем желании. И надо же как вовремя вспомнил, ух. Сегодня утром теплица оказалась во дворе, а вместе с ней и Антон, который почти поселился у нас.

Пока сын трудится над оцинкованными грядками, занимается их сборкой, Антон распаковывает вторую упаковку с дугообразными дугами для каркаса. Замерев, он поднимает задумчивый взгляд на сына, прикусывает уголок губ и ухмыляется. Чувствую, что он что-то задумал и чуть ли полностью не высовываюсь в окно, чтобы увидеть всю картину происходящего. Подойдя к старой табуретке, Антон берет ярко-красную бандану и направляется к сыну. Треплет того за хвост и, сказав что-то забавное, отчего сын заливается звонким смехом, сует в руки бандану. Сын поднимается, выпрямляется во весь рост, завязывает на голове бандану, все это время не переставая смеяться и разговорить с отцом. Смотря на них, таких счастливых, я начинаю жалеть, что люди не способны слышать на таком расстоянии разговоры. Ужасно любопытно узнать, над чем они так громко смеются. Все, что я понимаю, так это то, что у лета есть звонкий голос.

Голос моего лета — это они. Их смех и эмоции, которые проникают глубоко в душу.

Прикусив нижнюю губу, я продолжаю смотреть семейную драму. Я не знаю, чем все это закончится в ближайшем будущем, но уверена, что впереди нас ждет боль. Кого из нас она коснется в первую очередь — не могу сказать.

Взгляд цепляется за крепкую мужскую фигуру. Антон одет по-простому, по-домашнему, что ли. Спортивные шорты и майка-алкоголичка, ни капельки не скрывающая тренированное тело мужчины, на голове черная бандана, на лице борода сантиметра два в длину. За столько лет он не изменил своему стилю, по-прежнему притягивает женский взгляд. Он словно магнит. От него сложно оторваться, невозможно отвлечься. Самое страшное, что он прекрасно это знает и без зазрения совести пользуется этим.

Я настолько погружаюсь в свои мысли, теряюсь в наших с ним совместных воспоминаниях, наполненных счастьем, что не сразу замечаю, когда Антон прекращает работу и устремляет на меня свои небесно-синие глаза. Дергаюсь, целиком и полностью понимая, что только что меня спалили за подсматриваем. И ведь не поспоришь. Все это время я действительно подсматривала за ними.

За ним.

Дергаю руку, опускаю тюль и отскакиваю назад. Лицо начинает пылать, словно напротив костер разожгли. Обхватываю щеки руками и потерянным взглядом скольжу по кухне. Я настолько растерялась, что не нашла ничего лучше, чем просто сбежать и выставить себя на посмешище. Уверена, он стоит и улыбается. Мне бы взглянуть на него, убедиться в своей правоте, да только ноги отказываются слушаться хозяйку.

Пожалуй, хватит на сегодня приключений.

Достаточно утрешнего конфуза, когда он заявился ни свет ни зоря, застав меня врасплох. Я не ожидала увидеть его с первыми лучами солнца, но он пришел, позабыв заранее предупредить. Хотя не было еще ни дня, чтобы он не предупреждал о своем визите.

А тут он явился весь такой довольный и с порога заявил, что весь день проведет с нами. Я не стала поправлять его, сделала вид, что не заметила оговорки «с нами» и пропустила в дом. Поднимаясь на второй этаж, крикнула сыну, что приехал его дорогой и обожаемый отец, а сама отправилась в комнату.

И только там я поняла, как сильно облажалась…

Пылающий взгляд Антона, медленно прошедший по моей фигуре с ног до головы, стал мне понятен только тогда, когда я оказалась перед зеркалом. Вспыхнув, как спичка, я до боли в затылке вцепилась пальцами в волосы и завыла, устремляя отчужденный взгляд в потолок.

Ну конечно, так глупо облажаться могла только я.

Антона я встретила в его футболке. Той самой, которую отжала у него пятнадцать лет назад.

— Черт! — выругавшись, резко разворачиваюсь и спешу в ванную, чтобы спрятать улику, пока он не нашел ее.

Кто угодно, но только не он. Мне даже страшно представить его реакцию, когда он обо всем догадается. Нет, он точно не должен увидеть ее. Он же обо всем догадается, пусть не сразу, но догадается. Антон слишком умный, сложить два и два для него ерунда. А что я потом буду делать, как буду оправдываться перед ним — не знаю.

Оказавшись в ванной, растерянно оглядываюсь по сторонам в поиске улики. Только вот ее нигде нет. Ни в корзине для грязного белья, ни в стиральной машинке. Даже за ней ее нет.

— Куда же я тебя забросила, родненькая моя? — шепчу, безрезультатно мечусь из угла в угол и не нахожу ее.

— Это ищешь?

Дергаюсь, как от удара, когда над ухом раздается бархатный голос мужчины, которому до сих пор принадлежит мое хрупкое сердце, а перед носом всплывает находка.

— Что? — выдыхаю, сжимая в кулаках подол летнего платья.

Нет, я не собираюсь признаваться ему, что это его футболка. Он же тогда точно не оставит меня в покое, будет ходить по пятам и проситься, чтобы его приютили на ночь, а потом еще и еще. В конце я вообще не замечу, как он переедет к нам. Спасибо, но такого счастья мне не надо.

Я не готова снова окунуться в омут с головой. У меня есть сын, я должна думать о нем и его будущем, а рядом с Антоном мне не то что сложно думать — тяжело сосредоточиться даже на мелочах.

— Футболка моя? — трясет перед носом черной тряпкой и ждет ответа.

Стою, молчу и думаю, в какую сторону выгоднее податься, чтобы он не успел перехватить меня.

— Тебе показалось, — наклоняюсь и проскальзываю под рукой, в которой он держит футболку.

— Не в этот раз, — обхватив за талию, притягивает к себе.

Прикрыв веки, носом скользит по виску. От теплого дыхания, которое напоминает летний ветерок, по телу растекается волна тепла. Я медленно, но верно превращаюсь в кисель. Жмурюсь, боясь продолжения того, о чем грезила все эти годы. Я до сих его хочу! И это провал.

Он так близко… Настолько, что в памяти одна за другой всплывают картинки нашей восхитительной и волнующей близости. Где-то на задворках сознания мелькает плакат с ярко-красным словом «СТОП», но я задвигаю его в дебри сознания и как можно скорее забываю. Я хочу протянуть руку, пальчиками провести по выпуклым венам на сильных руках. Мечтаю, чтобы он носом зарылся в мои волосы и на выдохе, из последних сил, прошептал: «Аля. Моя Аля-я». Только, несмотря на волны желания, что бушуют во мне, я до сих продолжаю стоять с закрытыми глазами и стараюсь не дышать. Аромат его парфюма вперемешку с ароматом тела сводит с ума. Терпкий, он вызывает зависимость. Страшно вдохнуть, страшно открыть глаза и окунуться в омут синих глаз.

Страшно потерять себя.

— Сын, — шепчу, сжимая подол летнего сарафана и осознавая, что в данную минуту он единственное мое спасение.

— В магазин уехал, — легкий поцелуй в висок и тихий шепот на ухо: — За хлебом.

Так. До магазина минут пять. Стоит мне об этом подумать, как Антон, не скрывая желания, продолжает вкрадчиво нашептывать на ухо:

— Сказал, что заедет к другу. Хочет взять какаю-то игрушку.

Сильнее жмурюсь, делая глубокий вдох. Находиться с ним в маленьком замкнутом пространстве выше моих сил. Особенно когда горячие ладони скользят вниз по талии, доходят до кромки сарафана и поднимаются выше, обнажая ягодицы. Невыносимо, как сладко. С каждым уверенным движением мужчины я чувствую, как слабеет моя крепость. Вот-вот разрушится, осыплется и превратится в пепел.