Как только они уложили его на большой валун, они начали утрамбовывать снег в местах соприкосновения валунов, чтобы убедиться, что он не упадет.

— Снеговик, — выдохнула Элли. Лиам и другой мальчик лепили снеговика. «Первый, который он сделал», — поняла она, и ее сердце сжалось от сожаления. Они не вели жизнь, в которой Лиам мог бы наслаждаться вещами, которые делают нормальные дети. У него не было ни друзей, ни даже настоящих игр. Их жизнь последние четыре года была бесконечным бегом, переездами из города в город, из города в город, с одного нового адреса на другой, обычно им приходилось все бросать и каждый раз начинать заново. Лиам никогда не жаловался на то, что с каждым переездом теряет свои игрушки или любимое одеяло.

Конечно, сначала он был младенцем, а потом малышом, но он быстро рос. Действительно, он был замечательным сыном, но слишком серьезным и тихим, поняла она теперь. Она никогда не видела Лиама таким. Он даже сиял от удовольствия и смеялся, и лицо его светилось радостью. Его жизнь должна была быть такой каждый день, подумала Элли и вдруг почувствовала, что ужасно подвела Стеллу.

Но она сделала все, что могла, Элли спорила со своей виной. Она кормила его, одевала, защищала. И как она могла позволить ему играть? Она жила в постоянном страхе, что его похитят. Кроме того, вампиры не могли выходить на солнце. Эта мысль заставила ее нахмуриться, и она спросила: «Как он может быть снаружи?»

Магнус тупо посмотрел на нее сверху вниз, когда она повернулась к нему с вопросом. Через мгновение он беспомощно пожал плечами. «Это то, что делают дети. Они играют на улице».

— Да, но сейчас день. Солнце взошло, — указала она и с тревогой посмотрела на Лиама, ища в его лице намек на то, что он вот-вот загорится. Именно это происходило с вампирами во всех фильмах, когда их касался солнечный свет. Но, если не считать покрасневшего от холода носа, Лиам казался в порядке.

«Он не воспламенится на солнцем. Мальчик бессмертный, а не один из ваших мифических вампиров.

Эти слова раздались у них за спиной, и Элли повернулась, чтобы посмотреть на говорившего. В дверях комнаты стоял высокий незнакомец с такими светлыми волосами, что они казались почти белыми, и льдисто-голубыми глазами, такими же холодными, как она представляла себе снег снаружи.

В то время как Магнус все еще выглядел расслабленным рядом с ней, двое других мужчин в комнате теперь сидели, словно по стойке смирно. Она предположила, что это означало, что пришелец был кем-то важным. Не то чтобы он, заметил их реакцию. Его внимание было полностью сосредоточено на ней. На самом деле, он смотрел на нее с сосредоточенностью, которая раздражала ее, и с неудовольствием, которое, казалось, предполагало, что она сказала что-то, что обидело его. Ей было все равно. Здесь были более важные проблемы, чем чувства этого незнакомца.

— Но он вампир, — сказала она. — Я думала, что солнце вредит вампирам. К ее большому удивлению, это вызвало раздражение на лице мужчины.

«Солнце может навредить бессмертному, — неохотно сказал он, а затем добавил: — Но ровно настолько, насколько оно вредит смертному. Разница в том, что в то время как ваша кожа будет нести этот ущерб и просто загорать и стареть, наши тела будут работать, чтобы восстановить наши тела. . и использовать для этого дополнительную кровь».

Последнее замечание заставило Элли похолодеть. Для нее то, что он сказал, означало, что Лиама нужно будет кормить, когда он войдет внутрь, и она просто не думала, что в данный момент у нее есть силы, чтобы кормить его.

— Ты кормила этого мальчика собственной кровью?

Элли напряглась от его резких слов. Он представил это так, как будто она делала что-то извращенное или, по крайней мере, неправильное. Подняв подбородок, она рявкнула: «Этот мальчик — мой сын, Лиам, и, поскольку моя совесть не позволяла мне бегать и похищать людей, чтобы он мог питаться, да, я кормила его сама».

— Он не твой сын, — сказал мужчина рассеянным тоном, выражение его лица снова стало сосредоточенным, когда он посмотрел на нее.

«Черт возьми, это не так», — огрызнулась Элли, гнев захлестнул ее от самого предположения, что Лиам не принадлежит ей.

«Смертная не может родить бессмертного. Он не твой биологический ребенок, и ты, очевидно, понятия не имеешь, как его растить, если позволяешь ему питаться тобой». Голос мужчины по-прежнему был рассеянным, как будто тема не имела никакого значения, и это только взбесило ее. Это также пугало ее. Лиам был самым важным в ее жизни. Он был ее жизнью. Обеспечить его безопасность, здоровье и счастье было ее главной целью сейчас, но этот мужчина, казалось, предполагал, что она не имеет к этому никакого отношения. Как будто Лиаму было бы лучше с кем-то из себе подобных.

Попытаются ли они забрать его у нее? Она вдруг забеспокоилась, а потом подняла подбородок и мрачно подумала: «Только через мой труп».

Холодным голосом Элли сказала: «Возможно, я не родила Лиама, но он мой сын. Я растила его, кормила, любила и охраняла его с тех пор, как ему исполнился месяц. Я единственная мать, которую он знает, и если ты попытаешься отнять его у меня, тебе придется драться.

Она сунула правую руку в карман, чтобы достать зажигалку, которую сунула туда, пока говорила. Теперь она позволила баллончику с аэрозольным лаком для волос выскользнуть из левого рукава и подняла оба. С зажигалкой перед банкой и пальцем на распылителе, она посмотрела на высокомерную задницу в дверном проеме и сказала: «Возможно, я ошибалась насчет солнечного света, но я знаю, что огонь убивает вас, поэтому, если ты не хочешь, чтобы я поджарила тебе задницу, я предлагаю одному из вас привести ко мне моего сына. Мы уходим.»

— Нам серьезно нужно поработать над твоими социальными навыками, Люциан, — раздраженно сказал Магнус, но смотрел на Элли с чем-то вроде восхищения. Ее губы все еще были синими, но злость окрасила ее щеки, а глаза сверкали яростью и решимостью, когда она протянула самодельный огнемет.

Женщина была мамой-медведицей, защищающей своего детеныша. Она также была его спутницей жизни. Магнус не сомневался в этом. Он несколько раз пытался прочесть ее снова с тех пор, как спас ее от мужчин в ее квартире — сначала в пиццерии, когда они ждали, пока Тайбо устроит поездку, затем в машине доставки по дороге сюда и еще раз перед уходом из ее комнаты для гостей наверху — и все напрасно. Он не мог читать или контролировать ее, а это верный признак того, что Маргарита была права. Элли была его спутницей жизни. . и она была великолепна.

Возможно, немного глупа, признал он. В конце концов, она пыталась в одиночку сразиться с четырьмя бессмертными мужчинами, но она была храброй и красивой, и он просто хотел заключить ее в свои объятия и заверить, что теперь все будет в порядке.

— Это не мне нужно работать над общением, — резко сказал Люциан, неохотно отвлекая внимание от Элли. — Она провела здесь большую часть ночи. Почему вы трое ничего не объяснили этому ребенку? Она понятия не имеет, кто или даже что мы такие, или почему она и мальчик здесь.

— Я женщина, а не ребенок, — прорычала Элли, и Магнус поймал себя на том, что улыбается тому, как она отразила хмурый взгляд Люциана. Великолепно, подумал он.

— Мисс Чемберс была без сознания, когда прибыла, Люциан, — сказал теперь Мортимер, неохотно отводя взгляд Магнуса от Элли. «Она очнулась всего несколько минут назад. У нас не было возможности что-то ей объяснить».

Люциан хмыкнул на это, а затем взглянул на Магнуса. «Она твоя женщина, Бьярнесен. Объясни ей кое-что, чтобы мы могли заняться выяснением того, что она знает об этих изгоях, преследующих ее.

— Я не его женщина, — тут же запротестовала Элли, явно не оценив того, что она, по крайней мере, превратилась из ребенка в женщину. Она также повернулась, чтобы бросить на него свой сердитый взгляд, и Магнус не смог удержаться от улыбки в ответ. Она была просто удивительно храброй и огненной/горячей.