И врёт.
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
На моих губах появляется болезненная улыбка. Почему-то я перевожу взгляд на Айдена, стоящего неподалёку от дверей в обеденный зал. Кажется, будто бы он всё это время пристально смотрел на меня. А может, взглянул только в момент, когда понял, что мой отец лжёт.
Скорее всего, он делает это во благо. Вот только кого папа пытается защитить? Больно от мысли, что опасается он как раз меня. Оберегает себя и своих близких, как от сумасшедшей.
Но это же сделала не я.
– Почему ты скрываешь её? – почти шёпотом выдыхаю я, опустив взгляд в стол.
– О чём ты? – теперь голос отца приобретает напряжённые нотки.
– Шарлотта. – Имя незнакомки камнем застревает у меня в горле.
За столом воцаряется тишина. Слышно, как отец прекращает помешивать горячий чай, опускает ложку на край чайной тарелки, а потом вдруг вкрадчиво спрашивает:
– Ты лазала по моему телефону?
– Нет, – тут же выпаливаю я. – Я увидела на экране уведомлений, когда она писала тебе.
– Зачем ты смотрела?
Я сглатываю, внезапно ощутив острый укол вины.
– Я неосознанно…
– Шелл, мне очень неприятно от твоего поступка, – медленно произносит отец.
Хочется просто взять и провалиться сквозь землю. До боли в пальцах стиснув кулаки, я тихо говорю:
– Прости. Если бы… если бы я знала, что ты не один, я бы не приехала сюда. Я бы не стала мешать тебе и… ей.
Отец устремляет на меня тяжёлый, но всё ещё спокойный взгляд.
– Вот именно поэтому я собирался представить вас друг другу, только когда ты будешь готова. Когда избавишься от этих глупых предрассудков и перестанешь считать себя временной гостьей в моём доме.
Этой тихой фразой он говорит куда больше, чем мог бы передать огромной гневной тирадой. Я застываю, снова и снова прокручивая в голове каждое его слово. Мне требуется около минуты тишины, чтобы разобрать все мысли по полочкам. Около минуты на то, чтобы на душе утихла буря вопросов и противоречий. Я поднимаюсь со своего места и быстро подхожу к отцу, решив поддаться порыву. Я слегка наклоняюсь и осторожно обнимаю его, опустив голову на плечо.
Папа немного улыбается и чмокает меня в волосы. Этот простой жест с его стороны кажется мне невероятно ценным.
***
С момента выписки из клиники я почему-то стала ложиться рано – возможно, сохранился больничный режим. Забавно, что при этом продирать глаза мне удаётся лишь ближе к полудню, будто бы в процессе сна мой организм пытается восстановить всё и сразу.
Однако этим вечером мне особенно тяжело заснуть. Туманные размышления медленно крутятся в сознании, складываются в бесконечный, замкнутый цикл. Я ворочаюсь с бока на бок, но никак не могу даже провалиться в дрёму.
В какой-то момент я сдаюсь. Медленно сажусь в кровати, провожу рукой по растрёпанным волосам и зачёсываю их назад, прочь с лица. Поглядываю на электронные часы, горящие в темноте комнаты, как маяк.
22:48. Ребята наверняка только собрались.
Безумная идея прокрадывается в мою голову и по-хозяйски устраивается там, потеснив кричащий голос рассудка. Я встаю с кровати, быстро накидываю поверх майки укороченную толстовку, натягиваю джинсы и наскоро обуваюсь.
К окну я подхожу с некой долей опаски и неуверенности. Я не знаю, имеет ли моя безумная идея шансы на реализацию, но я хотя бы попытаюсь.
К счастью, окно открывается без проблем. Прямо под моей комнатой расположена крыша террасы, выходящей аккурат на задний двор. Тут же, около дорожек, оставлены два прогулочных велосипеда – один из них является ключевым звеном в моей затее.
Внимательно оглядываю прилегающую к заднему двору территорию. На моё счастье, никакой охраны здесь нет, но она наверняка будет у главных ворот. Значит, мне нужен другой путь. Скептически оглядываю сплошной каменный забор с черепицей наверху, и вдруг замечаю на другой стороне открытого пространства небольшой домик – будто бы маленький склад для инструментов и садовых принадлежностей. Его крыша лишь ненамного ниже линии забора.
Я бесшумно перелезаю через подоконник и спускаюсь на крышу террасы. Аккуратно прикрываю за собой окно, но не до конца – чтобы можно было при необходимости вернуться тем же способом. Чуть припадаю вниз, дабы не привлечь случайный взгляд, и медленно подбираюсь к краю крыши. Высота небольшая, да и к тому же, внизу установлены пышные клумбы. Мысленно попросив прощения у садовника, я бесшумно спрыгиваю вниз. Приземление на мягкую почву клумбы оказывается безболезненным, и я поскорее выбираюсь из неё на газон. Поправляю слегка примятые растения и снова оглядываюсь по сторонам. Пока что мне везёт – гневных окриков не слышно, меня никто не заметил.
На углу дома висит одна из камер, её наличие я подметила ещё вчера. Мне трудно судить о её поле зрения, поэтому я обхожу этот угол по огромной дуге. До велосипедов приходится добираться почти окольными путями между аккуратно подстриженными цветниками. Небольшой передышкой от нервного напряжения становится теплица, за которой я прячусь и перевожу дух. Отсюда я осматриваю место, где припаркованы велосипеды, и, убедившись в отсутствии ненужных глаз, лёгким бегом направляюсь к своей цели.
На моё счастье, велики оказываются не пристёгнуты к перекладине, на которую опираются. Я осторожно откатываю один – тот, что выглядит попроще, и тут же зажмуриваю глаза от громкого стрекота цепи, который возникает от прокрутки колеса. Чертыхнувшись, я приподнимаю заднее колесо велосипеда и качу его так, почти на весу.
Чувствую себя вором, но упрямо подавляю призывы совести всё бросить и вернуться в комнату. Раз решила, нечего пытаться отступить.
Добравшись до невысокой пристройки, я не с первого раза затаскиваю велосипед на три металлические бочки, покрытые сверху дощечкой. Забираюсь на крышу сама, а потом затаскиваю свой транспорт – не без труда, но всё же успешно. К моменту, когда я сбрасываю велосипед на землю по другую сторону забора, я успеваю взмокнуть и устать.
Парни не простили бы мне такой девчачьей слабости. Обязательно бы завалили шутками и подколами. Я живо представляю, как Лиам корчит рожу, сетуя на то, что я сдала позиции за последнее время, а Лео живо соглашается с ним и поторапливает меня, подталкивая со спины.
Я улыбаюсь и спрыгиваю на землю чуть дальше велосипеда. Отряхиваю ладони от грязи и оглядываюсь, убеждаясь в относительной успешности моей задумки, а потом сажусь на велосипед и наконец начинаю долгий путь.
Нельзя сказать, что я общительный и успешный в социуме человек. Но есть у меня одна тёплая компания… И если бы отец узнал о ней, он наверняка пришёл бы в ужас.
Каждому родителю было бы трудно свыкнуться с мыслью, что его дитятко водится в банде подростков-нелегалов, промышляющих вандализмом и мелкой кражей. А особенно такому родителю, как мой отец. Ко всему прочему, я являюсь лидером и основателем этой шайки. И теперь… теперь, кажется, пора возвращаться к моим ребятам.
К заброшенной автомастерской я приезжаю лишь в первом часу ночи – и это при том, что я гнала на издыхании, дабы проветрить голову и изнурить тело так, чтобы не оставалось лишних сил на тревожные размышления. Всё-таки не слишком спокойно на душе, когда тебя окружают километры леса, и неизвестно, что хуже: если дорога под колёсами останется всё так же пуста, или если на ней появится кто-то ещё.
Когда знакомое двухэтажное здание, брошенное на отшибе пригородного района, показывается впереди, я издаю облегчённый выдох. Расположенные слишком высоко окна источают тёплый свет, а значит, ребята всё ещё там.
Я оставляю велосипед возле припаркованной машины Лиама – настолько яркой, что режет глаза даже в темноте улицы. Я улыбаюсь, восстанавливая дыхание после долгой поездки, а потом прохожу в просторное, обустроенное под наше убежище помещение.
Ребята оказываются в полном составе. Сидят, как и всегда, на сдвинутых к центру старых диванчиках и пуфиках, а низкий столик из старых поддонов заполнен коробками с пиццей и пакетами фастфуда. Джексон – самый старший из нас, занимает одинокое кресло, косящееся на одну ножку. Его смуглое загорелое лицо выглядит слегка усталым и сонным. С течением времени мексиканский колорит его внешности заточился, стал изящнее и естественнее. Парень все так же не изменяет своей излюбленной чёрной безрукавке, которая позволяет разглядеть его подкаченные руки.
