Как бы мне ни было страшно, мне здесь рады. И эта мысль утешает, как ничто другое.
– Привет?.. – скорее вопросительно произношу я, поднимаясь по ступенькам на крыльцо.
Отец молчит. Его взгляд метается по моему лицу, а потом папа делает один шаг вперёд и заключает меня в объятия настолько крепкие, что кажется, будто сейчас треснут рёбра. Почему-то его действие вызывает во мне не ожидаемую панику, а лишь лёгкую растерянность и некую долю облегчения. Не знаю, чего я ожидала, но мне было важно увидеть в отце эту радость от встречи. Мне было жизненно необходимо допустить эту глупую мысль: возможно, меня любят. Я крепко обнимаю его в ответ, и это мгновение кажется заслуженным финалом всего, через что провернула меня жизнь за последние несколько месяцев.
Но всё это только начало.
– Ты так выросла, – тихо произносит папа, отпуская меня только для того, чтобы снова взглянуть на моё лицо. – Просто невероятно.
Я пытаюсь прикинуть, как давно мы не виделись. Последнее воспоминание о живой встрече с отцом теряется где-то в глубинах детской памяти. Должно быть, в его глазах перемены, коснувшиеся меня, кажутся просто чудовищно сильными. Мне повезло больше – для меня он почти не изменился, если вообще можно так сказать о человеке, чью внешность я помню крайне образно.
Тем временем отец берёт себя в руки.
– Пойдём, – улыбается он, старательно скрывая излишние эмоции. – Проведу небольшую экскурсию по нашему дому, чтобы не терялась.
Нашему. Заходя в дом вслед за отцом, я мысленно повторяю это слово, не зная, что конкретно испытываю от него.
Мы попадаем в просторный холл, наполненный холодным светом LED-ламп. С одной стороны пространство отделяется арочным проходом, который ведёт в какую-то непозволительно огромную гостиную с панорамными окнами, выходящими на задний двор, в сад. С другой располагается система из прихожей и встроенных шкафов для верхней одежды. Рядом с высокими зеркалами стоят пуфики для удобства гостей. Я глупо пялюсь на их вельветовую ткань, а после оглядываюсь вокруг ещё раз, и кое-что никак не укладывается в моей голове.
Я, конечно, не могу назвать себя гуру в знаниях о рынке труда, но разве сотрудники компании космонавтики зарабатывают столько?
Отец замечает моё замешательство и воспринимает его по-своему. Он едва заметно теряется и, кашлянув, вдруг произносит:
– Не подумай, что я… В общем, я плачу алименты и никогда не отказывал твоей матери в материальной помощи. Я догадываюсь, как обстояли дела, но пойми, я не мог контролировать, как она распоряжается этими средствами. Переправлять их на твой счёт напрямую я не мог, поэтому…
– Я вообще не об этом думала, – прерываю я поток неожиданных оправданий и слегка удивлённо поглядываю на отца. – Прекрати. Мне неинтересен вопрос того, кто кому что отдавал. И претендовать на что-либо я тоже не собираюсь. Это твоё право, твой заработок и результат твоих трудов. Но раз речь зашла о родительском долге, то единственное, чего я не понимаю: это почему я ни разу не видела тебя последние… лет десять.
Отец долго молчит, оценивающе рассматривая меня. Трудно сказать, какое впечатление на него произвели мои слова. Однако от его тяжёлого проницательного взгляда мне становится не по себе.
– При случае уточни этот момент у своей матери, – вздыхает он наконец.
Как же непривычно с ним общаться. Я всерьёз теряюсь в том, что могу и должна говорить, перебираю в голове одни и те же мысли в разных формулировках, не зная, какая из них подойдёт лучше и не испортит хрупкое равновесие в наших зарождающихся взаимоотношениях.
– Если я увижу её, – сглатываю я непроизвольно, – это будет последнее, о чем я захочу с ней поговорить. И я знаю, что она всегда была против тебя, запрещала видеться и вырезала тебя из нашей жизни по максимуму. Но ты мог бы попытаться связаться со мной? Наверное.
Кто бы знал, насколько я надеюсь на его ответ. Сама не понимаю, каких конкретно слов жду. Может, признания, что он ужасно скучал и хотел общаться со мной, но по каким-то ужасным, неподвластным ему причинам не мог. Чёрт, да назови он мне сейчас даже самую бредовую из них, и я поверю. Всерьёз поверю. Потому что отчаянно не хочу думать, что своим существованием служила лишь необратимым напоминанием о неудачном браке и дурном прошлом. Что угодно, только не это.
Но отец молчит. На его лице сгущается тень, и, хмуро взглянув на меня, он бесстрастным тоном предлагает:
– Давай не будем об этом сейчас?
Похоже, его оскорбляют мои вопросы. Значит, использованы не те формулировки, и я снова ошиблась.
– Да. Наверное, я тоже не хочу сейчас ни в чём разбираться.
Ложь. Больше всего на свете мне хочется прямо сейчас задать ему ту чёртову сотню вопросов, которые роем терроризируют мою душу. Хочу добиться честных и полных ответов, утолить тревоги и недосказанности. Хочу раз и навсегда уничтожить ту пропасть, которая росла между нами на протяжении многих лет. Но вместо этого я рассеянно киваю – слишком страшно ошибиться снова.
Вопреки моим опасениям, отец не возвращается к этому неловкому разговору. Кивком головы он приглашает меня пройти в гостиную, в огромном пространстве которой я ощущаю себя какой-то слишком маленькой. Отсюда начинается экскурсия по дому, принадлежащему моему отцу. Дому, в котором мне предстоит прожить ближайшее долгосрочное будущее.
Большие пространства, современная и выдержанная обстановка, не давящая излишней помпезностью. Светлые тона сочетаются с тёмными элементами декора – заметна рука профессионала. За первый проход по всему дому я едва ли запоминаю расположение комнат: здесь кухня и обеденный зал, там гостиная северная, а там западная… комнаты для гостей, ванные для гостей, общая большая ванная на первом, наша ванная на втором, а ещё их маленькие копии в каждом крыле…
Это точно дом в простом понимании этого слова?
Отец краток и не распыляется на детали. В рассказе он часто улыбается и даже шутит – это слегка разряжает обстановку, которая могла быть напряжённой только в моих глазах. Я неумело улыбаюсь, не зная, что и ответить. Вопросов у меня нет. Точнее, их так много, но все они касаются не обстановки дома, а жизни его хозяина. А на такие разговоры я его точно вывести не рискну. Меня мучают догадки: живёт ли отец один, или мне предстоит знакомство с мачехой? Есть ли у них дети? Дом выглядит таким одиноким… словно бы кроме отца и наёмных работников здесь нет никого. Почему-то эта мысль вызывает во мне отголосок облегчения. В самом деле, так только проще.
Когда мы обходим почти весь второй этаж, я закономерно ожидаю, что отец представит мне мою комнату. Однако мы так и не доходим до северного крыла ‒ папа поворачивает на лестницу, которая ведёт в уютную гостиную, выдержанную в кофейных тонах и заполненную книжными шкафами со стеклянными дверцами. Скользнув взглядом по корешкам, я обнаруживаю здесь целое собрание научной фантастики и улыбаюсь. Похоже, папа горит космосом во всех его проявлениях.
От разглядывания книжной коллекции меня отвлекает его голос:
– Мне известно о некоторых особенностях твоего здоровья.
От этих слов холодок пробегает по спине. Возникает стойкое предчувствие, что ничего хорошего за этими словами не последует. Я поворачиваюсь к отцу и только сейчас замечаю, что в гостиной мы не одни.
Молодой мужчина, одетый в строгий чёрный смокинг, стоит чуть в отдалении и приближается по молчаливому приказу отца – хватает лишь его кивка. Я в напряжении разглядываю незнакомца и подмечаю всё новые детали: чуть удлинённые чёрные волосы, коротко стриженные виски, отрешённый, излишне контролируемый взгляд тёмно-серых глаз и такое же непроницаемое лицо. Судя по развитой мускулатуре, нетрудно догадаться о профессии этого человека: либо телохранитель, либо наёмник. И ни один из этих вариантов мне не нравится.
– Знакомься, Шелл, – с улыбкой начинает отец. – Айден Фланаган, твой личный телохранитель.
У меня есть несколько вопросов. Пожалуй, их можно ужать в один боле ёмкий:
