Я моргаю и в изумлении поглядываю на Айдена.

– И как ты при этом… ну… ладно, что не сдох ещё можно понять, но как ты умудряешься сохранять хорошую форму? Ты должен быть тощим, как палка.

– Я пошутил.

– Неужели? – я фыркаю, не удержавшись. – Знаешь, с таким таблом у тебя не получается.

Его губы подрагивают в подобии улыбки.

– Ты часто запираешься в своей комнате, территорию дома покидаешь совсем редко. Времени на обеденные перерывы у меня даже слишком много.

Я задумчиво покусываю губу. Раз уж Айден сегодня щедр на ответы, я могу поинтересоваться чем-то более весомым.

– Почему ты такой?

– М? – он вопросительно приподнимает бровь.

Отчего-то мне становится даже неловко.

– Ну, почему ты большую часть времени строишь из себя истукана, у которого нет голоса, эмоций и своего мнения? Ты как будто прикидываешься неживым.

Айден долго молчит, обдумывая ответ. Когда он решает заговорить, голос его звучит так же спокойно и сухо, будто бы наш разговор напомнил ему о каких-то только ему известных правилах:

– Я проходил серьёзную подготовку. Охрана объекта подразумевает строгое выполнение прямых обязанностей. Всё остальное – лишнее. Именно благодаря этому я остаюсь на службе мистера Мэйджерсона. Он ценит профессионалов.

По моей спине пробегает неприятный холодок.

– Понятно, – бурчу я в ответ, не зная, что ещё сказать.

Вскоре, когда лакей приносит на подносе обширный завтрак на все вкусы и аллергии, я ощущаю недетский аппетит. Замечаю, как Айден приковывает взгляд к принесённой еде и предупреждаю:

– Даже не думай. Это моё.

Телохранитель поглядывает на меня в вопросительном выражении, лишённом всякой эмоциональной окраски, отчего я даже не понимаю, что он хочет услышать. Почему я такая жадина, что ли?

– Я не собираюсь претендовать. Я проверяю принесённую еду, – наконец поясняет он. – Хотя бы зрительно.

– А что, можешь и не зрительно? – на всякий случай уточняю я, отделяя кусочек пудинга.

– Вообще, должен. Но поскольку это с большой вероятностью приведёт к негативной реакции, я минимизирую вмешательства, пока мы находимся на территории особняка.

– Вот и правильно. – Задумавшись, я задаю новый вопрос: – Но если ты тут в качестве няньки, зачем такая гиперподозрительность? Что может угрожать мне в доме инженера? Пускай и старшего. Да, я знаю, папа работает в какой-то до чёртиков крутой компании, но это же не значит, что нас теперь будут пытаться убить.

Айден вновь долго хранит молчание. По его непроницаемому лицу трудно сказать, обдумывает ли он мой вопрос или же вовсе решил оборвать разговор на середине.

– Осторожность никогда не бывает лишней, – сдержанно произносит он. – Поскольку я взялся за эту работу, я буду выполнять максимум своих обязанностей.

На языке вертится ответ, однако тихая вибрация телефона отвлекает меня от разговора. Я в лёгком замешательстве оглядываюсь вокруг и замечаю на одном из кресел сиротливо брошенный телефон. По неброскому серому чехлу я сразу узнаю вещицу.

– Папа телефон забыл, – киваю я на оставленное устройство.

Айден поглядывает на наручные часы.

– Мистер Мэйджерсон скоро вернётся. Сегодня он уезжал ненадолго.

Даже мой телохранитель знает о делах отца больше, чем я. Тихо вздохнув, я уже собираюсь вернуться к пище, как вдруг папин телефон издаёт ещё одно оповещение. Будь трижды проклято моё почти идеальное зрение и взгляд, который неосознанно, без моего контроля, обращается к экрану телефона.

Внутри всё обрывается. Леденеет. Сжимается в узлы.

«Удачи тебе сегодня. Верю в тебя! Люблю»

«Почему ты не отвечаешь, родной? Я волнуюсь… Напиши мне, пожалуйста. Или позвони. Целую»

Подпись контакта кратка: «Шарлотта».

Маленькая вилка выпадает у меня из рук. Айден подаётся в мою сторону, но вовремя останавливается, видимо помня суровые предостережения касаемо его вмешательства. Хорошо, что он остаётся в стороне.

Я медленно вдыхаю и выдыхаю. Сосредотачиваюсь только на работе лёгких, представляю, как кислород проникает в кровь и насыщает организм столь простым и необходимым элементом.

Прежде чем экран папиного телефона темнеет, Айден успевает взглянуть на причину моего ступора. На его лице не отражается ни единая эмоция, лишь взгляд, вернувшийся ко мне, становится более настороженным.

– Не собираюсь я истерить, – бросаю я глухо. – Это просто… неожиданно. И ожидаемо одновременно.

Получается, папа вовсе не один. Не то чтобы это вообще должно меня волновать… но почему-то возникает ещё более стойкое ощущение, будто бы в этой опере у меня лишняя роль. Почему он ни словом не обмолвился о том, что мне предстоит познакомиться с его избранницей? Неужели собирался вовсе скрывать от меня подобную частную жизнь? Это бы сделало меня ещё более чужой, чем раньше.

Впрочем, отец и так не проявлял инициативы в общении со мной за все эти дни, с того самого момента, как я вообще появилась в его доме. О причинах мне стоит только догадываться, и я ой как не хочу тыкать пальцем в небо, не зная правды. Я надеюсь только на то, что причина всего кроется не во мне. Не в моих ошибках. Не в моей природе.

Телохранитель предпочитает не нарушать тишину. Я опускаю взгляд на тарелку, полную еды, но аппетита больше не испытываю. Голос совести напоминает, что оставить завтрак почти нетронутым означает наверняка оскорбить человека, который его готовил, но я не могу заставить себя проглотить ни кусочка.

К счастью, мне и не приходится долго уговаривать себя. Благодаря приоткрытому окну я отчётливо слышу, как к дому подъезжает машина отца. Колеса мягко шумят по дорожке из гравия, пока белая Tesla паркуется возле главного крыльца. К моему лёгкому удивлению, отец водит сам, а не пользуется услугами своих подчинённых. Я украдкой наблюдаю за тем, как он ставит машину на сигнализацию, хотя в этом нет особой нужды – территория особняка охраняется. Возможно, многое в его действиях осталось делом старых привычек.

Потому что отец из моих покрытых пылью детских воспоминаний не был настолько богат. Как интересно сравнивать их с матерью пути: жизнь распорядилась с ними двумя абсолютно противоположными образами.

И я искренне надеюсь, что никто из них не повлиял на нынешнее состояние другого. Хочется верить, что кому-то просто везёт, а кому-то нет, хотя я прекрасно понимаю, что дело чаще всего в мышлении и стойкости каждого отдельного человека.

Когда отец заходит в дом, я поднимаюсь на ноги.

– Если увидишь повара, пожалуйста, передай ему от меня мои извинения, – тихо прошу я Айдена.

Я спускаюсь вниз, в обеденный зал, где отец уже занимает свое место во главе стола. Он с улыбкой кивает мне в знак приветствия, и на секунду я сомневаюсь, стоит ли позволять моим вопросам вырваться наружу.

– Ты уже завтракала? У меня, конечно, уже скорее обед, но мы можем поесть вместе.

Я неоднозначно покачиваю головой и занимаю место неподалёку от отца. Он что-то ищет в своём строгом кожаном портфеле, шаря рукой по всем отделениям.

– Телефон? – как-то невпопад догадываюсь я.

Отец поднимает на меня удивлённый взгляд.

– Да.

– Ты оставил его дома. Он в гостиной… в северной.

На лице папы появляется облегчённая улыбка. Он ставит портфель на пол и поудобнее устраивается за столом. Я снова не знаю, как подступиться к разговору, и нервно тереблю пальцами край кофты.

– Ты же только недавно встала? – непринуждённо интересуется отец. – Как спалось?

Я не могу сосредоточиться на его речи. Всё моё сознание поглощено мыслями и догадками, которые не дают мне покоя.

– Шелл?

Вздохнув, я собираю в кулак всю свою смелость, чтобы тихо, осторожно спросить:

– Пап, скажи, а у тебя есть кто-нибудь?

Отец отвечает не сразу. Он ждёт, пока повар поставит на стол перед ним поднос с обедом, а после, поклонившись, скроется в дверях кухни. Разложив на коленях тёмную салфетку, отец поднимает на меня внимательный взгляд.