— Маргариты, детка, — сказал Сэм, подойдя к ней, упираясь предплечьями в стойку и наклоняясь, чтобы посмотреть на ужин. Если он и заметил картофель, то не сказал ни слова.
— Маргариты? — сказала Райли. — Вот дерьмо, мам, ты решила пойти во все тяжкие.
Эрин самодовольно улыбнулась и дернула подбородком в сторону подъездной дорожки.
— Иди помоги Сэму достать всё из машины. Вы двое можете смешать всё в графине.
— Я уверена, что такой большой сильный мужчина, как Сэм, может сам донести маленькую бутылку текилы, — сказала Райли, карикатурно трепеща ресницами.
Он затрепетал в ответ.
— Да, но еще есть Cointreau(французский крепкий прозрачный ликёр с ароматом корочек сладких и горьких апельсинов и померанцев), крупная соль и лаймы, которые разбросаны по всему кузову моего пикапа. Может быть, ты сможешь засунуть их между своими лаймами, чтобы сохранить этих девочек упругими...
Райли посмотрела на свою мать и указала на Сэма.
— Ма, ты слышишь это?
— Слышу ли я, как лучший друг моего сына говорит о груди моей дочери? Нет, не слышу. Но я все равно хочу выпить, так что поторопитесь.
— Они больше, чем лаймы, — пробормотала Райли, неохотно сползая с табурета и осматривая свои груди. Он не потрудился ответить. Ему было даже неинтересно.
Она последовала за Сэмом к его пикапу. В районе Бруклина, где они выросли, машина не требовалась. Они с Сэмом жили достаточно близко к линиям метро F и G, чтобы в этом не было нужды.
Но пару лет назад, после того как Сэм решил, что корпоративная жизнь не для него, он купил себе винокурню в Гринпойнте. Это означало, что в качестве спутника у Сэма всегда была бочка виски.
Ей просто хотелось, чтобы это был его единственный спутник. Райли взяла с сиденья грузовика бледно-розовый кардиган.
— Разве ты в этом не выглядишь бледным?
— Это Анжелы, — сказал он в ответ. — Достань лаймы и перестань вынюхивать.
Райли вздохнула и начала доставать лаймы, которые валялись в пикапе повсюду. Но только потому, что ей очень, очень нужна была эта маргарита.
— Знаешь, в продуктовом магазине часто продаются эти прозрачные пластиковые штуки... как они называются... ах да, пакеты. Я не уверена, но думаю, что туда можно положить фрукты, чтобы избежать подобных авантюр.
Он схватился за лайм, который лежал у нее под бедром, освободил его и бросил перед ее лицом, прежде чем схватить его и быстро улыбнуться ей.
— И кто бы хотел избежать таких авантюр?
У Райли слегка перехватило дыхание, когда они встретились взглядами. На самом деле это было нелепо. Она видела его лицо миллион раз за эти годы, и оно никогда не надоедало. Никогда не переставало вызывать это обычное сочетание увлечённости и безвыходности и чего-то, что могло бы быть возбуждением, если бы Райли знала, на что это похоже.
Не то чтобы она была единственной женщиной, которую возбуждал Сэм Комптон. Было почти жаль, что он решил, что его страстью было растирание зерен для виски, потому что он был похож на одного из актеров, которых выбрали бы на роль «симпатичного парня» во всех возможных жанрах кино.
Со светлыми волосами и голубыми глазами Сэм мог бы стать заурядным парнем по соседству, но генетическая лотерея была достаточно добра, чтобы все сложилось как надо. Его глаза были такого светло-голубого оттенка, что создавали эффект хронической пронзительности, что делало их еще более сексуальными, потому что их обрамляли убийственные ресницы. А его волосы были идеального оттенка золотистого блонда с достаточной волной, чтобы быть, ну... чертовски сексуальными.
А тело... о, тело.
У Сэма было худощавое, мускулистое телосложение человека, привыкшего пользоваться своим телом. Что, как она полагала, имело смысл. Он отправился прямо с футбольного поля на долбаный триатлон по настоянию брата Райли. И она понятия не имела, что он делал для поддержания формы в эти дни, но он что-то делал, потому что его бицепсы определенно натягивали ткань тех обтягивающих футболок, которые он носил повсюду, а джинсы не показывали ничего, кроме совершенства мужской задницы
— Ты пялишся на меня, Рай?
— А знаешь именно это я и делаю. Просто пытаюсь понять, кто вызвал эти морщинки вокруг твоих глаз.
— Ну, ты же знаешь, что говорят о старении. Мужчины становятся выдающимися, а женщины просто стареют.
Она выхватила лайм из его рук, хотя не знала, как будет нести те, что уже собрала.
— Тебе лучше вложить деньги в крем для глаз. Медсестре Анжеле не понравится, что ты становишься стариком возле неё.
— Медсестра Анжела не очень-то обращала внимание на мои глаза, если ты понимаешь, о чем я.
— Нет, Комптон. Я понятия не имею, что ты имеешь в виду под этим откровенным сексуальным намеком, — огрызнулась она, выскользнув из пикапа с лаймами, прижатыми к груди. Одна упала на землю, но так как поднять ее означало бы уронить остальные, она оставила ее.
— Эй, я подумал, что тебе нравится откровенность, — крикнул он ей вслед, хватая остальные ингредиенты и обходя пикап. — Это ты зарабатываешь на жизнь продажей секса.
Райли удивленно вскинула голову.
— Что ты только что сказал?
Он выглядел немного пораженным выражением ее лица.
— Я просто имел в виду...
Райли повернулась к нему лицом, глаза были в ярости.
— Я не продаю секс. Я пишу о нем. Это большая разница.
— Ты знаешь, что я имел в виду, Рай.
— Очевидно, нет, — сказала она, делая шаг вперед.
Его глаза насторожились, и он сделал крошечный шаг назад. Умный мужчина.
Она уже много лет не чувствовала необходимости защищать свою работу. Она решила, что люди, которые не могут с этим смириться, либо ханжи, либо недавно стали голубыми.
Почему-то ей казалось, что Сэм не относится ни к тем, ни к другим.
— Знаешь, ты прав, Сэм. Может, мне стоит перестать продавать секс. Может, мне стоит пойти и размешать зерновой спирт в гараже, а потом отказаться делиться им с кем-либо, не говоря уже о том, чтобы продавать его. Может, жить в вечном состоянии «еще не готово»?
Его взгляд потемнел, поскольку их разговор быстро перешел от обычной перепалки к бурному гневу. Это неизбежно происходило с ними. Они царапались, нанося легкие поверхностные раны, пока кто-то не задевал слишком сильно и не пускал кровь. Тогда другой царапал в ответ, и, ну...
— Ты ничего об этом не знаешь, Райли.
— Никто не знает, — пробормотала она и повернула обратно к дому.
Когда несколько лет назад Сэм объявил, что собирается открыть собственную винокурню, семья МакКенна не сделала ничего, кроме как поддержала его. В отличие от его собственной матери, которая только и делала, что унижала его.
Но что получили Маккенны за свою поддержку и надежду на его успех?
Засекреченость. Вот что. Кроме Лиама, и за исключением одного неожиданного празднования «открытия дверей», никто из МакКеннов никогда не был приглашен на винокурню, и не потому, что не стремился получить приглашение.
Сэм продолжал говорить, что просто подправляет рецепт, чтобы всё было правильно подобрано для дегустации, но Райли знала лучше. Этот человек до смерти боялся провалиться. Она знала это, потому что знала его. Годы тайного слежения за человеком имели свои преимущества.
— О чем вы говорили с мамой? — спросил он, следуя за ней к входной двери. — Выглядело так, будто я вошел во время чего-то неловкого.
— Отличная смена темы, — сказала она, используя палец ноги, чтобы открыть входную дверь, которую она оставила приоткрытой. — И это было неловко. Моя мама хотела узнать, основана ли моя последняя статья о БДСМ на личном опыте.
Сэм присвистнул.
— Ух ты. Вперед, Эрин.
— Кстати, о матерях, как твоя?
Его легкая улыбка исчезла.
— Прекрасно.
Райли наклонила голову и посмотрела на него.
— Не прекрасничай мне. Я знаю тебя.
Он передернул плечами.
