Рядом хрустнули ветки и покатились камешки.

– Долго сидеть будешь? Голову напечёт, – тень накрыла залитый солнцем валун. Такой же серый, на непропорционально коротких ногах, отличавшийся лишь формой ушей да цветом глаз, брат-великан упёр руки в широкие бока.

Меши задрал голову и осыпал Кукамеши вопросами:

– Почему ракиники смеются надо мной? Я виноват, что такой огромный? Я великан, ты великан! Мама и папа… – он снова всхлипнул. – Земля тряслась, горы плевались огнем… все погибли…

– Ты сломал самый большой половник в Ракини, – хмыкнул брат. – Школьный повар чуть не вырвал три единственные волосинки на голове.

– Красоту создают, – вздохнул Меши, – а я ломаю. «Неуклюжий, неповоротливый, никчёмный великан» – так они говорят.

– Учитель Боу расстроился, – произнёс Кукамеши. – Сам знаешь, деревянные ложки делают только на севере, в Предгорных Кучах, что По Ту Сторону Мшистых холмов. Ракиники там не бывают: слишком холодно. А северяне приходят редко.

– По Ту Сторону Мшистых холмов – наш дом! – откликнулся круглоухий.

– Был, теперь там – развалины, – заметил Кукамеши.

Миндалевидные голубые глаза Меши уставились на такие же, только зелёные – Кукамеши. Над головой брата порхала любимица круглоухого великана, огненно-жёлтая бабочка, про которую никто ничего не знал. Даже когда он описал рисунок на крыльях, учитель не смог рассказать про бабочку. Сказал, что спросит друга-путешественника, который приедет на летний Зелёный праздник с Той Стороны Мшистых холмов из самих Предгорных Куч.

Увидев округлившиеся глаза брата, Кукамеши потянул оттопыренное ухо и спросил:

– Прилетела?

Меши кивнул:

– Она такая красивая. Вот бы полетела с нами, в обиталище. Фигурки из камней – хорошо, но не очень красиво. Может, она согласится стать нашим другом?

Кукамеши развел руками:

– Я не против. Прилетит – буду рад, – и продолжил, – нам пора. Завтра начнут прибывать гости. Надо таскать воду, столы и лавки, – он протянул широкую ладонь с пальцами-колбасками, помог брату подняться.

Солнце клонилось к закату, братья Шиму топали спать в сложенное ими из камней обиталище, где вместо друзей их встречали каменные пирамидки, изображающие фигурки ракиников.

Огненно-жёлтая бабочка покружила над головами великанов и улетела в пихтовую рощу.

– Зелёной вечности Мшистым холмам, – традиционное приветствие, хором произнесённое братьями, вернуло старого учителя из медитативного созерцания в действительность. Щуплый зеленокожий старик в белой рубахе улыбнулся и склонил лысую голову:

– Мягкого мха под ногами. Бурдюки на крыльце.

Серые великаны почтительно поклонились и затопали к глиняному дому – тшуру. Кряхтя, навесили друг на друга бурдюки и неспешно выкатились за зелёную ограду на улицу. Так начиналось каждое утро братьев, найденных двенадцать лет назад учителем Боу на ступенях развалин Шиму По Ту Сторону Мшистых холмов.

По вьющейся между валунов тропке они спускались к роднику, утопающему в зарослях бересклета. Набирали в бурдюки воду и возвращались обратно. Засмотревшись на цветы в ограде, Меши запнулся об острый камень, выброшенный на середину дорожки. Упал на колено, брызнула кровь. Бурдюки свалились с плеч, вода полилась на тропу. Идущий позади Кукамеши заскользил и тоже бухнулся. Бурдюки упали, хрюкнули, выпуская воду, и покатились, подпрыгивая.

За зелёной оградой в ярко-розовых соцветиях, отделявшей школу от тропинки, громко смеялись ракиники:

– Смотри, как два бурдюка Шиму плавают, а-ха-ха!

– Бурдюк – Меши, бурдюк – Кукамеши, – подхватил другой тонкий, но не менее ехидный голос.

Братья пытались встать, но короткие ноги скользили по мокрой дорожке, и они снова падали. Кукамеши на четвереньках подполз к Меши, подцепил брата за кожаную набедренную повязку и помог подняться. Потом выпрямился и сам, потирая ноющие от ушибов места. Постанывающий от боли Меши схватил камень, о который споткнулся, и бросил в хохочущий на разные голоса цветущий кустарник.

Раздались невнятные ругательства, хруст веток и топот убегающих ног.

Из школы вышел учитель, осмотрел испачканных братьев. Строго приказал Кукамеши собрать бурдюки и наполнить их заново. Покачал головой и взмахом руки позвал Меши за собой.

Тот шёл, пыхтя и морщась, приволакивал раненую ногу. На крыльце дома-тшура учитель вылил на голову Меши кадку с дождевой водой, обработал ногу пахучей мазью и оставил обсыхать на залитом солнцем валуне. Круглоухий великан обсох, боль стихла. Кукамеши в одиночку перетаскал все бурдюки и устало плюхнулся рядом с братом, прерывая тягостную тишину:

– Зачем камень кинул? Ты мог убить ракиника… Коротышки – хрупкие, сам знаешь. Чуть тронул – синяки, потому и боятся. Сами и дерутся, и в бочку друг друга макают, и мирятся, а ты виноват, что вытащил. Помнишь? – брат нахмурился. – Пожалел, заступился, а они… хихикали. И сейчас, верно, все туники в кустах разорвали, пока нас караулили.

– Я не нарочно, но ты слышал, как они смеялись? – круглоухий закрыл руками лицо.

Он снова бежал по полю к секретному месту в надежде, что бабочка сможет его утешить. Меши вертел головой в поисках красавицы. Зацепился ногой за торчащий корень и рухнул, уткнувшись в скрытый листвой ипомеи валун.

Перед носом дрожал зелёный лист. По нему ползла жёлтая листоедка с голубыми хитиновыми отростками. Серый великан замер.

– Красивая… как бабочка, – прошептал заворожённый медлительной красавицей Меши. Протянул руку и тут же отдернул, вспомнил о своей неуклюжести. Перевалился на спину, сел, поджав ноги, наблюдая за жёлтой малышкой.

Красотка-листоедка доползла до края листа и свесилась. Меши испугался: вдруг маленькая путешественница упадёт, а он не заметит её в траве и раздавит. Спина юного великана покрылась испариной. Он вскочил и подставил огромные руки под листья. Жёлтая шипастая листоедка шлёпнулась на правую ладонь, свернулась, растопырила жёсткую щетину. Ладонь кольнуло. Левой рукой Меши сорвал горсть листьев и аккуратно перевалил шипастую многоножку поверх зелени. Прикрывая одну руку другой, боясь уронить маленькое создание, Меши топал в сторону обиталища и шептал:

– Я тебя сберегу.

Руку жгло. Ладонь чесалась нещадно. Круглоухий останавливался, облизывал пересохшие губы, локтем смахивал пот со лба и шёл дальше. Лысая голова, нагретая солнцем, кружилась. Откуда-то раздалось фырканье лошадей, скрип колёс. Перед глазами плыло. Меши упал в траву, не разжимая ладоней. Последнее, что он услышал – тонкий пронзительный крик.

– Деда, там кто-то упал! – телега остановилась, девочка спрыгнула и побежала.

В высокой траве мелькала её светлая макушка, поодаль зелёные заросли пересекал широкоплечий серый гигант. Дед испугался и припустил следом:

– Ири, подожди!

Девочка остановилась. Прислушалась к шагам:

– Деда? – она завертела головой, растерялась.

Шаги и хруст раздавались с двух сторон. Одни, размеренные, глухие и тяжёлые – впереди и другие, торопливо-тихие – сзади. Ири обернулась и подпрыгнула, косы взметнулись, упали на плечи.

Дед догнал внучку, усадил на траву и прошептал:

– Смотри, – в двадцати шагах высилась спина великана. Огромные серые плечи раскачивались из стороны в сторону:

– Ме-ши-и-и, – трубно выл гигант, – Ме-ши-и-и…

Девочка нахмурилась:

– Пойдём. Там что-то случилось, слышишь, он плачет? – серьёзно глянула чёрными глазками и потянула за руку. Дед хмыкнул и двинулся следом.

– Зелёной вечности Мшистым холмам, – звонко выпалила Ири и уставилась на гиганта. Вернее, на двух гигантов. Второй неподвижно лежал в примятой траве.

Кукамеши повернул голову и тихо отозвался:

– Мягкого мха под ногами.

– Я Ири, а это мой дед Кась. Мы едем из Предгорных Куч к Учителю Боу на Зелёный праздник, – протараторила девочка. – А ты кто и почему он лежит?