– Я так тебе благодарен, – сказал я ему.

– И я благодарен тебе, – прозвучало в ответ.

– Ну что, Ростислав, у тебя вкусный чай, красивый дом, прелестная жена. Чувак, ты реально крут. Пример для многих людей с ограниченными возможностями. Что бы ты сказал им на прощание? – Марк заканчивал интервью коронной фразой.

– Может, я скажу банальность, но человек сам решает, кем ему быть – дорогой или верстовым столбом. Если у вас есть руки-ноги, зрение, слух, осязание, крыша над головой, вы счастливее миллионов. Всё зависит от вас, не проживите жизнь впустую.

Оператор махнул рукой, мол, снято. Ольга проводила гостей до ворот. Я смотрел вслед удаляющейся группе и чувствовал усталость. Воспоминания оседали в душе, как ил, поднятый со дна.

– Всё нормально? – спросила Ольга и положила руку мне на плечо. Я взял её в ладонь, притянул к губам и поцеловал.

Джордж помнил момент, после которого всё пошло кувырком. Жаркий майский полдень, когда в дверь постучали.

Одетая в белый защитный костюм строгая дама спросила про бар «Белая лошадь», куда Джордж заходил три дня назад. У жены – про встречу литературного клуба в доме священника. Уточнила, ходят ли малышки, Моника и Карин, в садик при церкви и, получив в ответ три кивка, махнула бойцам нацгвардии.

И всё. Ни времени на сборы, ни места для вещей. Мони и Кари плакали навзрыд, оставляя кукол. Габриэла шёпотом на испанском спросила – но что знал Джордж? Что мог ответить жене-пуэрториканке? Это сейчас ясно – и то не до конца, – что в стране эпидемия. Мозговой вирус Вернона – так его назвали. Виновный, некто Оливер Вернон, даже извинился по телевизору. Но что с того?

За три недели угасла Габриэла. Карин подавилась языком при очередном приступе эпилепсии ночью. Моника хныкала: «Головка бо-бо!» – и в один день, уже в августе, не проснулась.

Потом не стало санитаров, врачей и военных. В лагере, где в изолированных боксах содержались несколько сотен местных, осталось трое: Джордж, Марк, перепуганный новобранец, и семилетняя Вирджиния, младшая дочка соседей…

Как кончили бесцельный путь Марк и Вирджиния, Джордж предпочитал не вспоминать; только отметил для себя границу штата Юта как начало одинокого перехода к югу страны.

Джордж шёл вдоль пятнадцатой автомагистрали и планировал добраться до океана. Туда он и Габриэла хотели отвезти Кари и Мони. Если держать в уме цель, то идти легче. Однако бывали дни, особенно зимой, когда тело и разум требовали остановиться, свернуться клубком в каком-нибудь доме, в чужой постели, и ждать конца. И Джордж ждал… А через день пустой желудок гнал его в ближайший супермаркет, а оттуда, гружёный консервами, Джордж выдвигался в путь.

Его путешествие в одиночестве закончилось в занесённом песком городке. Привалившись спиной к ступеням домика недалеко от дороги, он наблюдал за стаей стервятников, которые блаженно парили в прожаренном солнцем воздухе. Эти твари всегда найдут, чем поживиться. Удивительно. Джордж ухмыльнулся тяжёлым мыслям.

Глаза закрылись. В жёсткой, как металлическая щётка, рыжей бороде что-то шевелилось. Над ухом жужжала муха, но сил, чтобы смахнуть её, не хватало. Ещё утром Джордж съел последнюю банку фасолевого супа и допил из бутылки воду. Он запланировал набег на местный магазинчик под вечер. Если вечер для него наступит…

Тормошили долго. Джордж понимал это, но никак не получалось разлепить веки, набрякшие от солнца и сухого ветра. Даже когда в опалённое лицо плеснули прохладной водой, а губы сами собой эту воду принялись собирать, он не открыл глаз, боясь спугнуть наваждение; боясь увидеть вместо людей стервятников, которые выпотрошили живот и принялись за глаза и нос.

– Эй, приятель. Если не встанешь, то мы оставим тебя здесь.

Страх пробился в воспалённый горячечным бредом мозг. Джордж замычал, потянул отяжелевшее тело за головой и плечами, даже постарался напрячь ноги. Однако всё равно судорожный рывок окончился грузным падением в пыль. Зато от боли в рассечённой щеке Джордж мгновенно протрезвел.

Их было трое: два парня и девица, похожая на парня. На корточках сидел тот, что постарше, по виду лет на пять старше Джорджа. Двое за его спиной смотрели с тревогой и сжимали в руках самодельные пушки.

– Или ты встаёшь, – заговорил старший, – или мы уходим.

Он говорил с улыбкой, улыбка коснулась его глаз, однако за словами стояла суровая истина. Джордж собрал остатки сил, чтобы упереться локтём, потом коленом и, оттолкнувшись рукой, выпрямиться. В глаза ударил жаркий полуденный свет. Воздух высох.

– У него есть оружие? – спросила девица ломким детским голосом.

– Не похоже, – ответил старший. Он похлопал Джорджа по спине, затем поддержал под локоть, помогая встать.

Джордж захрипел:

– Машина?.. – и указал на кузов фургона, который виднелся за дорожным ограждением.

– Едем на юг, – ответил тот, что держал его под руку. – Подвезём, если тебе по пути.

По пути? Куда? Джордж двигался к западному побережью как к единственной в его голове возможной цели. Если эти ребята едут к границе, то почему бы и не воспользоваться предложением.

– Да, – судорожно кивнул Джордж, выдавив благодарную улыбку.

Джордж проснулся в стылой прохладе бетонного мешка. От накативших во сне воспоминаний, контрастировавших с реальностью, голова пошла кругом. Натянув до ушей колючее одеяло, пахнущее плесенью, Джордж сжался в комок. Нестерпимо ныли колени после вчерашнего обхода, когда он четыре часа ползал вокруг генератора, в сплетеньях труб и проводов. Джордж никогда в жизни не держал в руке ничего сложнее молотка, а ему поручили сварку.

Повернувшись на спину, Джордж уставился в потолок. Прошёл месяц с тех пор, как он дошёл до своего края. Занёс ногу, зажмурился и готовился проститься с остатками мира. Именно в тот момент объявилась бригада Стефана. Ребята в фургоне молочника, запряжённой парой пегих лошадей, подобрали его с памятного крыльца в городке, название которого он не знал или забыл.

С тех пор Джордж жил в бетонной толще Плотины Гувера вместе с тремя десятками людей, имена которых он никак не мог запомнить. Зачем? Ведь рано или поздно, через месяц или год, они сгинут: от болезни или от несчастного случая. Как Габриэла, Моника и Карин, как Марк и Вирджиния и ещё семь миллиардов человек.

В плотном расписании рабочих смен Джордж то и дело вздрагивал, испугавшись того, что стало с миром за пределами плотины. Он опускал руки, а в глазах темнело от безудержных слёз. Каждый раз, заглядывая в зеркало, он видел пустоту и свой иссохший труп, который каким-то чудом ещё двигался и ремонтировал трубы и провода.

– Будто там есть, кому телевизор смотреть, – однажды за обедом буркнул Джордж.

Стефан, старший инженер, жёстко стукнул кулаком по столику.

– Наше дело поддерживать работоспособность плотины и подавать электричество. Даже если там остались сто человек или один единственный, у него будет работать техника, а над головой светить лампа.

Джордж до слова знал моральный устав этого чудика, который, как полоумный воробей, трепыхал крыльями над умершим миром. Гонял в хвост и в гриву парней и девчонок, устраивал выволочки и награждал за успехи дополнительным пайком. На Стефана косились, его боялись, как чумного, как сумасшедшего. Джордж понимал товарищей – таких же, как он сам, выживших бедолаг, которые потеряли всех и себя. «Сброд ходячих трупов» – так он их называл.

– Эй, приятель…

Джордж поднял взгляд, затуманенный слезами. Стефан как по волшебству оказался рядом и сжал его плечо. Под косматыми бровями в складках сероватой кожи темнели карие глаза, наивные и добрые, как у ретривера.

– Слушай, Джордж, тут необходимо проверить линию к Лос-Анджелесу. Налегке. Ездил когда-нибудь верхом?