По сравнению с предшествующими веками среди раскопанных погребений значительно больше наземных захоронений. В Кушулевском могильнике они составляют около 75 % (46 из 63), они есть в Мрясимовских курганах и среди курганов Оренбуржья, обследованных до революции Ф.Д. Нефедовым [Нефедов Ф.Д., 1899, с. 20, 24]. Интересно отметить, что все могильники горно-лесной части Южного Урала XII–XIII вв., в том числе и наземные захоронения, содержат своеобразную керамику, представленную небольшими широкогорлыми сосудами с округлым туловом, с примесью раковины или талька в тесте и веревочным орнаментом. Этому сейчас трудно дать однозначное объяснение. Возможно, появление указанных сосудов свидетельствует о каких-то перемещениях этнических групп, происшедших на Южном Урале в XII–XIII вв. Происхождение керамики со шнуровым орнаментом пока остается неясным.

Четко коррелируется с сопровождающим материалом еще один вид захоронений — в глубоких узких могилах с заплечиками или углублениями (нишами) в длинных стенках. Последние устраивались на высоте примерно 0,80-1 м. от дна и предназначались для укрепления надмогильного прикрытия. Костяки уложены в двойных гробах, хорошо сохранившиеся остатки которых детально исследованы в Россыпинских, Каменноозерном и Жанаталапских курганах Оренбуржья (раскопки Н.А. Мажитова). Судя по ним, наружный ящик сколочен из грубых досок и поставлен на деревянных обрубках. Внутренний гроб был дощатым или колодой (рис. 90, 5). Гробы сколачивались железными гвоздями длиной около 10 см. Одновременно практиковалось захоронение в колодах без наружных ящиков, примером чего могут служить башкир-беркутовские погребения. На концах колод делались специальные отверстия для продевания веревки. Дно колоды почти во всех случаях оказывалось обильно засыпанным золой.

Захоронения в колодах и двойных ящиках территориально локализуются пока только в бассейне р. Урал, куда относится и юго-западная Башкирия. Они содержат инвентарь с довольно устойчивым составом вещей: головные уборы типа «бокка», миниатюрные серебряные чаши, зеркала, височные подвески самых поздних типов, характерные для золотоордынского времени. Все это дает основание связать распространение их на Южном Урале с кочевниками, пришедшими сюда вместе с монголо-татарами.

В первой половине II тысячелетия н. э. в общественной жизни племен Южного Урала шел процесс дальнейшего развития феодальных отношений. Этому полностью соответствуют мнения о том, что общество башкир накануне монголо-татарского завоевания было классовым, и в основе его лежала феодальная собственность на землю [Кузеев Р.Г., 1957, с. 124–130 и др.].

К тому же золотоордынскому времени относится Турналицкое городище (рис. 90, 6), датированное поливной посудой XV в. Городище мысовое, разделенное поперечными валами и рвами на три части. Небольшие размеры и мощные укрепления дают некоторые основания полагать, что здесь был замок, принадлежавший какому-то сильному башкирскому феодалу — вассалу золотоордынского хана.

Домонгольский период на Северном Кавказе является временем расцвета средневековой культуры, сложением феодальных отношений у местного населения, стоявшего на пороге создания государства. Именно к этому времени относится оформление тех этнических групп, которые известны на Кавказе и в наши дни.

Северо-западный Кавказ был населен адыго-черкесскими племенами зихов (на Черноморском побережье Кавказа) и касогов (по Кубани), Центральное Предкавказье — аланами и болгарами; в равнинном и приморском Дагестане после разгрома Хазарского каганата наступает период усиления местных племен (Серир, Лакз) и Дербента. Вместе с тем продолжались те процессы, которые характеризовали и предшествующий период, — из степи шли на предгорья тюрко- и монголоязычные кочевники: сначала печенеги, затем — с конца XI в. — половцы, наконец, в XIII в. — монголо-татары [Алексеева Е.П., 1964; Кузнецов В.А., 1971: Минаева Т.М., 1971].

Северный Кавказ X–XIV вв. в археологическом отношении исследован очень неравномерно. Несмотря на то что поселения этого времени привлекали к себе внимание археологов даже в большей степени, чем поселения VI–IX вв. (раскопки Т.М. Минаевой, В.А. Кузнецова, О.В. Милорадович, И.М. Чеченова, В.Б. Ковалевской, В.Б. Виноградова и др.), их обширность оказалась несоизмеримой с размерами раскопанных участков (Алхан-Кала, Нижний Архыз, Нижний Джулат и т. д.). Могильники X–XIV вв. известны и раскопаны в значительно меньшем числе, чем могильники VI–IX вв. (рис. 91). Этим объясняется отсутствие для древностей этого периода обоснованных делений на этапы, т. е. нет периодизации основных групп инвентаря и керамики, и поэтому приходится придерживаться слишком обобщенных характеристик и датировок в пределах одного-двух, а для некоторых групп вещей — даже трех веков. Следует подчеркнуть, что особенности градостроительства, домостроительства, керамического производства имеют в это время в большей мере локальный, чем хронологический характер (рис. 92).

В Предкавказье продолжали существовать открытые и укрепленные поселения.

В Прикубанье и на берегу Черного моря население продолжало жить в крепостях, выстроенных еще меотами и заселенных в I тысячелетии н. э. Однако в этом районе преобладали открытые неукрепленные поселения, расположенные на высоком берегу или высокой надпойменной террасе, близко подходящей к берегу, нередко вблизи родников.

На верхней Кубани жизнь также продолжалась на укрепленных каменными стенами поселениях. Наряду с ними были отстроены новые крепости на новых местах. При этом часть старых укреплений была заброшена и жизнь на них уже не возобновлялась. В целом число поселений довольно заметно уменьшилось, хотя размер каждого из них существенно вырос. Все обширные посады вокруг цитаделей или двухчастных крепостей возникают именно в это время. Без раскопок широкими площадями (при небольшом количестве подъемного материала на задернованной поверхности городищ и осыпях) трудно говорить о динамике процесса, но все же сплошное обследование верховьев Подкумка и его правых притоков позволяет предполагать, что в X–XII вв. число поселений сокращается в среднем в 4–5 раз. В предгорьях и горах это уменьшение числа поселений связано с резким увеличением площади (от 0,5 до 8 га) ограниченного укреплениями или неукрепленного поселка, а также с увеличением сельскохозяйственной территории, относящейся к данному поселению.

Цитадель на поселениях X–XII вв. перестает играть ту основную роль, которую она играла раньше. В лучшем случае она остается местом отправления религиозных культов, если внутри ее укреплений был сооружен храм. Чаще ее используют как убежище для людей в случае опасности или даже в качестве загона для скота. Основная жизнь переходит на обширный посад — центр ремесла и хозяйственной жизни (рис. 92, 6).

На территории Кабардино-Балкарии и Северной Осетии в X–XII вв. происходил тот же процесс увеличения площади поселений и перенесения центра тяжести на посад [Чеченов И.М., 1968, с. 149]. Кроме того, население жило и в неукрепленных поселениях [Деопик В.Б., 1961, с. 50]. Фортификация продолжала раннесредневековую традицию: в горах использовались естественно укрепленные мысы, с напольной стороны которых воздвигались каменные стены из горизонтальных рядов положенных насухо обработанных каменных блоков (к сожалению, раскопкам подвергались только стены цитаделей, а не стены посадов, как правило хуже сохранившиеся). На равнинах поселения были укреплены рвами и стенами из саманного кирпича.

В Дагестане отличие городищ X–XII вв. от ранних заключается в более продуманном использовании естественных укреплений.

К сожалению, незначительность раскопанных площадей не позволяет представить, каким путем шло конкретно развитие города, будь то путь из родового поселка, замка владетеля или культового центра. Центрами застройки были храмы (христианские крестово-купольные церкви, базилики или же мечети); помещались они как на цитадели, так и на посаде (рис. 92, 4).