Разведками на берегах верхнего Дона (на степном пограничье) было открыто несколько сильно размытых оврагами поселений, характеризующихся обломками русской керамики XII в., а одно из них — еще и обломками лепных грубых горшков кочевнического облика. Думается, есть все основания считать и эти памятники остатками броднических или бродническо-половецких поселений [Плетнева С.А., 1964].

Исследование археологических памятников восточноевропейских степей X–XIII вв. дает обширный материал, подтверждающий кочевнический образ жизни обитавших в те столетия в степях народов. Судя по археологическим данным, у печенегов не было даже постоянных зимовищ, не было у них и кладбищ. Это были кочевники периода военной демократии, всегда готовые к войне и грабежам. Войны и откупы были важнейшей статьей их экономики. То же можно сказать и о торках. Оба народа осели только под давлением обстоятельств. Одна орда — у Саркела еще в X в., другие — в Поросье в конце XI–XII в.

Находки половецких (и половецкого времени) кладбищ в степях являются свидетельством появления у половцев и их степных соседей зимовищ. Находки поселений на Днепре и на Дону говорят как будто о появлении какой-то оседлости и внутри половецкого общества. Летописи сохранили сведения о русских городах на среднем Донце — Шарукане, Балине и Сугрове. Однако поиски их пока ничего не дали. Только у с. Гайдары Б.А. Шрамко обнаружил следы городища с обломками русской керамики XII в., которое могло быть остатками одного из летописных городов. Концентрация каменных статуй в определенных участках степи говорит о строгой ограниченности половецких кочевий. Таким образом, вполне возможно, что только половцы начали прикрепляться к земле. Этому способствовали оживленные и постоянные сношения с Русью, не менее оживленные связи с крымскими торговыми городами, а также непосредственные отношения половцев с русскими-бродниками, селившимися в гуще половецких кочевий. Дальнейший процесс оседания и классообразования был прерван монголо-татарами.

Как показывает археологический материал, культура населения Южного Урала после XI в. заметно изменяется в сторону еще большего сближения со степным миром. Одна из причин, вызвавших эти изменения, очевидно, кроется в том, что на Южном Урале продолжался приток новых групп кочевых племен, привнесших новые элементы в культуру. С учетом особенностей материала и исторических условий в культурном и историческом развитии населения края XII–XV вв. можно выделить два периода: XII — первая половина XIII в. и вторая половина XIII–XIV в.

Основными памятниками периода XII–XIII вв. являются Мрясимовские курганы, Кушулевский могильник, а затем самые поздние погребения Каранаевских (9, 18) и Лагеревских (21) курганов. Для него характерными являются односоставные удила (рис. 90, 10), и по-прежнему остаются в обиходе удила с широкими кольцами (рис. 90, 12). Среди стремян появляются экземпляры с плоскими дужками арочной и овальной форм, округлые с расплющенной верхней частью и петлей для ремня (рис. 90, 16–17). Одновременно еще бытуют ранние типы стремян (рис. 90, 13–15). Состав костяных и железных пряжек остается почти без изменения (рис. 90, 34, 35, 36), новой формой являются лишь трапециевидные пряжки с расплющенной передней частью и перехватом по длинным сторонам (рис. 90, 37), а также овальные костяные пряжки с удлиненным цельным щитком (рис. 90, 39).

В комплексах встречаются овальные и калачевидные с выступом в средней части кресала (рис. 90, 45) и обычные плоские наконечники стрел (рис. 90, 7).

Из украшений следует выделить пластинчатые браслеты, иногда с точечным орнаментом (рис. 90, 43), серьги позднесалтовского типа (рис. 90, 47), подвески-бубенчики с рельефным орнаментом (рис. 90, 8). В курганах изредка встречаются высокохудожественные изделия, в частности найден серебряный кувшин с арабской надписью XII в. [Даркевич В.П., 1976] (рис. 90, 44).

Датирующие признаки этого периода надежно обоснованы в исследованиях Г.А. Федорова-Давыдова [Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 115], С.А. Плетневой [Плетнева С.А., 1973, с. 15–19], Л.Р. Кызласова [Кызласов Л.Р., 1969, с. 98, табл. III, 85–88] и других археологов. Сюда входят почти все вышеперечисленные предметы.

Ко второму периоду, XIII–XIV вв., относятся I и II Жанаталапские, Россыпинские, Каменнозерный, II Имангуловский, IV Ивановский, Юлдыбайский, Башкир-Беркутовский, Сынтыштамакский (поздняя группа), Аккулаевские курганы, Шахтауское погребение. О синхронности указанных памятников говорит сравнительное однообразие состава находок, где наиболее характерными являются височные подвески в виде знака вопроса, иногда с насаженной бусиной из стекла, металла и спиралью (рис. 90, 53), головные уборы типа «бокка», от которых зачастую остаются только длинные берестяные трубочки, вырезанные из медных листов человеческие фигурки-амулеты (рис. 90, 41), миниатюрная кованая металлическая посуда в виде чаш с ручками или без них (рис. 90, 51), зеркала монгольского происхождения, ножницы, крупные плоские наконечники стрел (рис. 90, 29, 32), бронебойные ромбического сечения с упором в основании (рис. 90, 31), а также колчанные накладки из кости с богатым орнаментом (рис. 90, 28).

Среди стремян встречаются те же типы, которые сложились в предшествующее время: с плоскими дужками, округлой широкой подножкой и небольшим выступом для путлища. Наряду с ними большое распространение получили простые арочные стремена с плоской подножкой (рис. 90, 21, 24, 25). Повсеместно попадаются удила с большими кольцами (рис. 90, 40), изредка — длинные изогнутые сабли (рис. 90, 27). Уникальными являются остатки роскошной одежды — платьев из дорогой привозной парчи итальянского и иранского происхождения, относящиеся к 70-м годам XIV в. М.X. Садыкова при раскопках Юлдыбайского кургана нашла чугунную жаровню, а вместе с ней литое зеркало монгольского происхождения с рельефным орнаментом. В ряде курганов (Россыпино, Каменноозерное) встречались остатки сравнительно хорошо сохранившихся седел с высокими луками (рис. 90, 33).

Весь описанный материал исследователи единодушно относят к золотоордынскому времени (XIII–XIV вв.), что и позволяет датировать всю группу. Только в указанный период встречаются в степных погребениях вырезанные пластинчатые человеческие фигурки [Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 38, рис. 6, 5], серьги в виде знака вопроса [там же, рис. 6, с. 40–41], головные уборы типа «бокка» [там же, с. 36, 37], зеркала монгольского происхождения [там же, с. 78–82, рис. 13], миниатюрные чаши [там же, с. 87–89, отдел В, рис. 15,], костяные колчанные пластинчатые накладки с богатым орнаментом [там же, с. 31], стрелы-срезни [Медведев А.Ф., 1966, с. 159, табл. 24, 1–9]. Ряд предметов может быть датирован только XIV в. Так, например, согласно мнению Г.А. Федорова-Давыдова, изделия из чугуна в Поволжье появились не раньше XIV в. [Федоров-Давыдов Г.А., 1966, с. 89]. Следовательно, Юлдыбаевскпй курган, в котором найдена чугунная жаровня, является памятником XIV в. Такие узко датированные находки в будущем позволят, очевидно, среди памятников XIII–XIV вв. выделить ранние (XIII в.) и поздние (XIV в.). Аналогичное же уточнение напрашивается и по отношению памятников XII–XIII вв., где, возможно, самыми поздними являются комплексы со стременами почти округлой формы с малозаметным выступом для путлища. В одном из Сынташевских курганов они найдены с пластинчатыми человеческими фигурками-амулетами.

Для погребального обряда по-прежнему остаются характерными захоронения в простых могилах под небольшими земляными насыпями средним диаметром 7–8 м. и высотой 20–30 см. Как правило, курганы являются индивидуальными (Мрясимово, Сынташево). В насыпях по-прежнему присутствуют остатки ритуальных захоронений конечностей, головы и шкуры лошади, а в одном из мрясимовских курганов выявлено захоронение целой туши — единственное на всем Южном Урале для эпохи средневековья (рис. 90, 1). Лошадь лежала в специальной яме с удилами во рту.