Район Центрального Предкавказья в эпоху раннего средневековья был занят аланской культурой. Создали ее аланы, одно из племен конфедерации аорсов, проникшее из степей в предгорья в I в. н. э. и смешавшееся с местным кавказским населением. До сих пор в науке дискутируется вопрос о том, соответствует ли аланская культура культуре долихокранов-алан, хоронивших своих покойников в катакомбных могильниках, поскольку аланская материальная культура была в такой же мере единой и для населения, оставившего катакомбы, и для населения, сооружавшего каменные ящики, полуподземные каменные склепы, подбои, скальные захоронения и т. д.

Географически в Центральное Предкавказье принято включать Кубанско-Терское междуречье: на западе его границей является Уруп, на севере — степи Ставропольщины и Ставропольская возвышенность, на востоке — современная граница с Дагестаном, на юге — Кавказский хребет.

Изучение аланской культуры в настоящее время опирается на всю массу исследованных могильников, поселений и случайных коллекций, хранящихся в центральных и местных музеях. Три четверти века отделяют нас от первых фундаментальных работ, посвященных истории [Миллер В.Ф., 1881–1887; Кулаковский Ю.А., 1898, 1899] и археологии [Chantre Е., 1887; Уварова П.С., 1900; Самоквасов Д.Я., 1908; и др.] Центрального Предкавказья. Особенно усилилась работа в этом районе после организации комплексной Северо-кавказской экспедиции, когда археологические исследования стали производиться по плану и впервые была поставлена задача изучения раннесредневековых поселений [Деген-Ковалевский Б.Е., 1935, 1939; Круглов А.П., 1938; Крупнов Е.И., 1938]. Довоенный этап накопления археологического материала был завершен работой Б.Е. Деген-Ковалевского, помещенной в макете «Истории СССР с древнейших времен до образования древнерусского государства» [Деген-Ковалевский Б.Е., 1939, с. 176–189], и работой А.А. Иессена [Иессен А.А., 1941, с. 23–27]. В послевоенный период на Северном Кавказе продолжались археологические исследования силами центральных учреждений и местных краеведческих музеев и институтов [Минаева T.М., 1949, 1950, 1951 и др.; Алексеева Е.П., 1955; Кузнецов В.А., 1954]. Обобщение новых материалов было сделано сначала в разделе «Северо-кавказские аланы» «Очерков истории СССР» [Деопик В.Б., 1958, с. 616–632], а позднее в нескольких больших монографических работах [Кузнецов В.А., 1962; Минаева Т.М., 1971; Алексеева Е.П., 1971].

Для памятников Центрального Предкавказья в настоящее время может быть построена обоснованная хронологическая шкала, где представлены достаточно подробно все этапы аланской культуры, причем многие памятники (например, Байтал-Чапкан и Гиляч), которые до последнего времени принято было считать эталонными для гуннского времени, могут теперь быть надежно датированными VII и даже рубежом VII и VIII вв. Пересмотр датировок привел к иному пониманию происходивших здесь событий: немногочисленность комплексов V в. говорит за то, что гунны не столько отогнали в горы алан, сколько увлекли их за собой в своем движении на запад, а в горы ушло местное кавказское население. В V — первой половине VI в. население Центрального Предкавказья было очень немногочисленным, причем комплексы гуннского времени представлены в равнинных областях подкурганными и грунтовыми катакомбами, а в предгорьях — каменными ящиками. Расцвет аланской культуры приходится на последнюю треть VI в., когда аланы в связи с ирано-византийскими войнами выходят на международную арену в качестве самостоятельной силы. Ко второй половине VI–IX в. относится наибольшее количество комплексов, при этом особый интерес представляет сопоставление этапа VIII–IX вв. аланской культуры с комплексом салтово-маяцкой культуры.

В пределах Центрального Предкавказья выделяется ряд локальных вариантов аланской культуры — степные районы к северу от Кавказских Минеральных Вод, долина Терека и Сунжи, Верхнее Прикубанье с районом Кавказских Минеральных Вод и Кабардино-Балкарии, предгорные и горные районы Северной Осетии и Чечено-Ингушетии (рис. 57). В целом культура Центрального Предкавказья делится на западный и восточный локальные варианты, а они, в свою очередь, по ряду признаков (в частности, по керамике и отдельным видам украшений) могут быть разделены на подварианты (см. рис. 60–62).

Аланы впервые появляются на страницах произведений античных авторов (поэтов, историков, географов и философов) в I в. н. э., чтобы на долгие века занять свое место в качестве опасных противников и желанных союзников для Рима и Византии.

Имя алан не имело страшной славы гуннов, хотя, кроме Предкавказья (где потомки их живут доныне), они проникали в Закавказье и Переднюю Азию, Причерноморье, Францию, Испанию и Северную Африку. Античные авторы не скупятся на характеристики «злоумышлявших», «суровых и вечно воинственных», «вредных грабежами», «жестокосердных варваров» — алан.

К раннему средневековью, когда из врагов аланы превращаются в союзников, их характеристики становятся более благожелательными. С конца VI в. начинается период прочной дружбы западных алан с Византией. Дружественная политика особенно активно проводилась «вождем», или, как его именовали византийцы, «царем», западных алан Саростием, упоминавшимся источниками между 558 и 572 гг. [Византийские историки, 1860, с. 321, 494].

В третьей четверти VI в. часть алан, очевидно жителей равнин и предгорий, была покорена тюрками [Византийские историки, 1860, с. 420], правда ненадолго, так как неурядицы на востоке заставили тюрок вскоре оставить захваченные территории. Возникновение Хазарского каганата и дальнейшие взаимоотношения хазар с аланами на полтора века сняли имя алан со страниц письменных источников, и лишь в начале VIII в. они снова стали упоминаться при описании событий того времени. Так, будущий император Лев III Исавр был отправлен к аланам с задачей привлечь их к военным действиям против проарабской Абхазии. Аланы, как и в VI в., продолжали оставаться дружественными Византии, чему способствовало и то, что восточные аланы подвергались неоднократным нападениям арабов, закончившимся захватом Дарьяльского перевала.

Как показывают источники, в V–IX вв. аланами были заселены равнинные, предгорные и горные районы Центрального Предкавказья. Разные географические условия вели к возникновению разных типов поселений и жилищ. Основными условиями при выборе места для поселения было удобство его для занятий сельским хозяйством, наличие воды, хорошие пастбища для скота и скотоперегонные пути, а также существование надежных естественных укреплений (рис. 57; 58, 10).

Среди аланских укрепленных поселений могут быть выделены две группы: в предгорьях и горных районах — поселения с оборонительными сооружениями из камня (так называемые каменные городища) (рис. 58, 6-10; 59, 3, 4) и в равнинных — с оборонительными сооружениями из рвов и валов, в конструкции которых использовался глинобит или сырцовые кирпичи (так называемые земляные городища) (рис. 57; 58, 1–5).

Концентрация первых в верховьях Кубани вызвала появление гипотезы В.А. Кузнецова [Кузнецов В.А., 1973, с. 170] о специфичности их для западного локального варианта аланской культуры, в противовес «земляным», характерным для восточного. Накопление материала показало, что городища первой группы выходят из пределов западного варианта, занимая не только горные районы Карачая и Балкарии, по и земли Северной Осетии, тогда как городища второй группы доходят до Кубани (Дружбинское городище).

На Ставропольской возвышенности и в долинах Кумы, Терека и Сунжи, где сармато-аланы стали оседать на землю еще в догуннскую эпоху, в VI–IX вв. было много укрепленных и неукрепленных поселений [Минаева Т.М., 1949, с. 125–164]. Для них выбирались мысы с обрывистыми берегами. Небольшая цитадель дополнительно укреплялась рвами, а основная часть поселения площадью до 15–20 га с напольной стороны снабжалась системой искусственных укреплений (рис. 58, 1, 2, 4, 5). Характерно групповое расположение поселений; в каждой группе выделяется одно большое, к которому тяготеют остальные. Крупные городища обычно состоят из двух-трех частей и более.