Общий вывод, который может быть сделан из этого сопоставления, сводится к тому, что в Новгороде на протяжении XII — начала XIII в. существовала тенденция к поддержанию вислой печати, тогда как на юге Руси действовала, по всей вероятности, противоположная тенденция, ведшая к угасанию обычая княжеской вислой буллы.
Однако обнаружение этих двух противоположных тенденций приводит к открытию видимого парадокса. В Южной Руси, где княжеская власть в XII–XIII вв. сохраняла первоначальные общественные позиции, где государство имело ярко выраженные монархические черты, княжеская булла исчезает. В Новгороде же, где княжеская администрация в ходе борьбы с местным боярством утратила былую самостоятельность, печать князя, напротив, переживает свой расцвет. Это наблюдение ведет к постановке старого вопроса о сущности республиканских преобразований в Новгороде XII в.
В литературе по истории средневекового Новгорода широко бытовала концепция, согласно которой республиканские преобразования связаны главным образом с результатами антикняжеского восстания 1136 г. Однако, как показывает анализ источников, возникновение новых форм новгородской государственности было следствием длительного процесса общественного развития Новгорода. Первые результаты этого процесса явственно прослеживаются еще в конце XI в., тогда как окончательное формирование боярских органов власти принадлежало будущему, достаточно далеко отстоящему от 1136 г., который, однако, и в самом деле сыграл громадную роль в этом процессе (Янин В.Л., 1962). Имея дело исключительно со сфрагистическими материалами, мы вновь приходим к подтверждению правильности этой мысли.
С точки зрения изложенной выше и ныне критикуемой концепции, новгородский князь после восстания 1136 г. был превращен в почти фиктивную фигуру, во второстепенное или даже третьестепенное лицо государственной администрации, назначением которого было то ли руководство войском, то ли олицетворение политического и военного союза с наиболее могущественными русскими княжествами. Между тем материалы сфрагистики дают основу для иного вывода.
Прежде всего они подтверждают правомерность вывода о раннем начале формирования боярских республиканских органов в княжеском Новгороде. Первым этапом республиканских преобразований, зафиксированным буллами, является вокняжение в Новгороде в 1088 г. Мстислава Владимировича, когда (в малолетство этого князя) возникает булла протопроедра Евстафия, отождествляемого с первым посадником Завидом. Первый посадник на печати титулует себя поветником князя и действует также от его имени. Затем власть князя вновь окрепла и, хотя самый институт посадничества остается, право скрепления актов возвращается к князю.
С уходом Мстислава из Новгорода и принятием на стол его сына Всеволода в 1117 г. происходит новый подъем боярского органа государственности — посадничества. На протяжении всего княжения Всеволода Мстиславича рядом с княжеской буллой существует печать новгородских посадников. Казалось бы, успешное восстание 1136 г., приведшее к торжеству антикняжеской коалиции, должно было отменить княжескую печать и привести к максимальному развитию буллы республиканской власти. Но в действительности наблюдается как раз противоположное явление. Княжеская булла с этого момента получает широчайшее развитие, оттесняя на задний план другие категории печатей. С 1136 г. до конца первой четверти XIII в. в Новгороде 450 печатям княжеского круга противостоит 13 епископских булл и около десятка проблематических посадничьих печатей.
Изложенное сопоставление различных сфрагистических разрядов Новгорода XII — начала XIII в. позволяет формулировать только один вывод. В результате восстания 1136 г. было достигнуто определенное размежевание государственных функций между республиканскими и княжескими органами власти. Однако князь отнюдь не превратился во второстепенную фигуру. В его руках была сосредоточена та часть государственной деятельности, которую мы сейчас назвали бы исполнительной властью. Князь руководит судом и, следовательно, законодательным оформлением всех официальных документов, фиксирующих в Новгороде движение частной собственности. Однако сам расцвет буллы, равно как и организация на Городище архива, хронологически совпадающая с первыми успехами боярских органов, говорит о том, что деятельность князя была подконтрольной, что она регламентировалась вечевыми органами. И печать в Новгороде, бывшая прежде одной из почетных регалий высшей власти, превратилась в средство контроля, в средство ограничения княжеского самовластья республиканскими органами.
Смыкая эти наблюдения с наблюдениями над более поздними сфрагистическими материалами, мы получаем возможность конкретизировать этот вывод. В новгородской сфрагистике XIII в. вплоть до конца указанного столетия нет каких-либо кардинальных перемен сравнительно с XII в. По-прежнему в этот период господствует княжеская булла, причем господствует безраздельно (табл. 157, 1–4). От второй четверти — конца XIII в. сохранилось больше сотни княжеских печатей и буквально десяток булл других новгородских сановников, главным образом владычных (табл. 157, 5-10). Между тем до окончания XIII в. достаточно четко обозначают степень участия князя в новгородском суде: «А без посадника ти, княже, суда не судити, ни волостии раздавати, ни грамот ти даяти». Поскольку буллы новгородских посадников возникают снова только в XIV в., очевидно, что княжеская печать является главным атрибутом смесного суда князя и посадника, и эта характеристика может быть к ней приложена на всем протяжении ее существования со времени возникновения посадничества нового типа и конструирования княжеской буллы как безраздельно господствующего в Новгороде сфрагистического явления, т. е. со времени Всеволода Мстиславича. Таким образом, материалы сфрагистики дают возможность относить к числу мероприятий 1136 г. установление одной из конституционных основ боярской республики — организацию смесного суда князя и посадника, подконтрольного республиканской власти.
Существует одно немаловажное обстоятельство, которое служит подкреплению такой характеристики. Уже давно замечено, что самым поздним новгородским документам свойственно существенное видоизменение приведенной выше конституционной формулы. Если первоначально эта формула гласила: «А без посадника ти, княже, суда не судити», то в Новгородской судной грамоте XV в. она как бы вывернута наизнанку: «А без намесников великого князя посаднику суда не кончати». Надо полагать, именно это изменение, свидетельствующее о переходе приоритета в смесном суде от наместника к посаднику, лучше всего согласуется с московскими требованиями, сформулированными в Яжелбицкой грамоте 1456 г. и в Коростынской грамоте 1471 г.: «А печати быти князеи великих» (Грамоты Великого Новгорода и Пскова, 1049).
Обращение к печатям XIV–XV вв. подтверждает именно такое понимание цитированного тезиса. Наблюдение над всей массой новгородских княжеских булл обнаруживает, что их количество резко сокращается в княжение Василия Дмитриевича (1389–1425 гг.). Буллы Василия Темного и Ивана III чрезвычайно редки. Напротив, с начала XV в. в Новгороде получает массовое распространение так называемая «Новгородская печать» или «Печать Великого Новгорода» (табл. 158, 8), которая прикладывалась от имени Совета господ степенными посадниками и тысяцкими. Взаимосвязь этих двух явлений (деградация княжеской и торжество посадничьей буллы) дает верный ответ о тех изменениях смесного суда князя и посадника, которые становятся для него характерными в последний период существования новгородской независимости.
Мы видим, что вислые печати, изученные в их совокупности, оказались красноречивым источником при установлении важнейших дат в истории государственных преобразований Новгорода. Эта их возможность проиллюстрирована наблюдениями над памятниками княжеской сфрагистики. Однако и другие разряды новгородских печатей дают не менее интересные отправные точки для решения подобных проблем.
