Итог дискуссии в литературе о назначении городищ подвела фундаментальная для своего времени работа Д.Я. Самоквасова «Древние города России» (1873). Известный историк права, знаменитый исследователь славяно-русских древностей, рассмотрев существовавшие точки зрения, привел убедительные доводы в пользу жилого и военно-оборонительного характера городищ. Многие из них Д.Я. Самоквасов лично обследовал. Уже самим заглавием книги он решительно ввел городища в круг важных памятников отечественной истории, в первую очередь истории городской жизни на Руси. Исходя из особенностей планировки оборонительных сооружений городищ, ученый попытался разделить их на две хронологические группы: до появления огнестрельного оружия и времени широкого применения артиллерии. В дальнейшем Д.Я. Самоквасов не раз возвращался к данной теме и постоянно использовал для исторических наблюдений данные о городищах в своих работах.
Вместе с тем всестороннее археологическое изучение древнерусских поселений вообще и городищ в частности мало интересовало исследователей. Их раскопки почти не проводились. В силу исторической значимости древней столицы Руси и благодаря случайно обнаруженным кладам некоторые работы были осуществлены в XIX в. в Киеве. Находки при разных обстоятельствах кладов из драгоценных предметов боярско-княжеского убора иногда привлекали внимание к тому или иному памятнику. Так случилось с городищем «Княжа гора» близ Канева, где крестьяне постоянно выкапывали замечательные вещи. Затем поселение исследовали Д.Я. Самоквасов и Н.Ф. Беляшевский. Параллельно с массовыми раскопками курганов на Владимирщи не П.С. Савельев и А.С. Уваров копали городище на Александровой горе и Сарское городище под Ростовом. Несколько поселений были исследованы местными помещиками и археологами-любителями.
После находки в 1822 г. на старорязанском городище знаменитого клада золотых вещей («рязанских барм») памятник исследовал Д. Тихомиров (1836 г.). Ему удалось открыть руины Борисоглебского собора. В 80-х годах XIX в. эти работы были продолжены А.В. Селивановым, раскопавшим остатки еще одного (Спасского) собора (1888а и б).
Руины древних храмов, обнаруживавшиеся при строительных работах, постоянно привлекали внимание общественности, историков, археологов и архитекторов. Остатки Десятинной церкви в Киеве исследовали в первой половине XIX в. К. Лохвицкий и П.Е. Ефимов. Другие киевские соборы (Федоровский, Дмитриевский, Софийский, Ирининский, на Вознесенском спуске) изучались раскопками А.И. Ставровского, А.С. Аненкова, И.В. Моргилевского, И.А. Лошкарева. Исследование памятников древнерусского зодчества в Чернигове и Витебске провел А.М. Павлинов. В Зарубинцах работал Н.Ф. Беляшевский, а в Остерском городце — М.К. Константинович. Остатки каменных построек на территории древнего Галича исследовали Л. Лаврецкий и И. Шараневич. Церкви Смоленска изучали М.И. Полесский-Щепило и С.И. Писарев. Памятники Старой Ладоги стали предметом изысканий Н.Е. Бранденбурга и В.В. Суслова.
Методический уровень большинства археологических работ был еще неудовлетворительным. Раскопки велись траншеями, без соответствующей документации. Предпочтение отдавалось индивидуальным находкам, массовый материал почти не обрабатывался, сооружения фиксировались плохо.
Впрочем, древнерусские города и городища никогда не были главным объектом развернувшихся под эгидой Археологической комиссии исследований. Изучение поселений казалось слишком трудоемким и малоэффективным. Вторая половина XIX — начало XX в. ознаменовались грандиозными по своим масштабам раскопками славянских курганов. В сравнительно короткий промежуток времени были раскопаны тысячи и тысячи могильных насыпей. Впервые удалось собрать значительный и разнообразный материал, характеризующий быт и погребальные обряды восточных славян и их соседей.
Некоторые ученые (Д.Я. Самоквасов, П.В. Голубовский) отчетливо сознавали необходимость систематических раскопок городищ. Но малая вероятность получения впечатляющих результатов (прежде всего обширных коллекции целых древних вещей) и большие затраты средств и труда при отсутствии эффективной методики исследования поселений тормозили эти работы. Собирая сведения о городищах и поселениях, вовлекая их в круг памятников отечественной истории, большинство исследователей отдавало предпочтение письменным источникам. Для определения культурно-хронологического облика поселения казалось достаточным изучить данные письменных источников, раскопать близлежащие курганы и собрать находки на поверхности самого памятника. Русские археологи XIX в. на современном им уровне развития науки не рассматривали и не могли рассматривать археологические материалы как полноправный исторический источник. Археология находилась еще в стадии становления, выработки собственных целей и методов исследования. В ней видели своеобразную вспомогательную историческую дисциплину, носившую ярко выраженный вещеведческий и описательный характер (Воронин Н.Н., 1948; Рыбаков Б.А., 1957). Отсюда приоритет раскопок могильников над изучением поселений.
Большую положительную роль в деле изучения древнерусских памятников сыграли регулярно созывавшиеся археологические съезды. В процессе подготовки к ним и во время их работы разрабатывались и осуществлялись специальные программы археологических исследований. Именно в трудах археологических съездов и предварительных комитетов по их устройству были изданы археологические карты ряда губернии, опубликованы материалы многих раскопок.
В конце XIX — начале XX в. ряд исследователей (В.Б. Антонович, А.М. Андрияшев, Л.В. Падалка, В.Г. Ляскоронский и др.) продолжили начатую Д.Я. Самоквасовым работу по систематизации древнерусских городищ. По особенностям планировки они научились достаточно уверенно отделять городища домонгольской эпохи от поселений более позднего времени. В этой связи нельзя не назвать обстоятельные исследования В.А. Городцова (1904) и А.А. Спицына (1906), окончательно исключившие из числа древних поселении майданы — остатки разрытых для производства селитры больших курганов. Однако создать более детальную и хронологически узкую классификацию памятников, руководствуясь лишь их внешними признаками, конечно, не удалось.
В одном вопросе дореволюционная археология Древней Руси почти вплотную сомкнулась с задачами ее исторического изучения. Целой плеядой известных русских историков была проведена большая работа но локализации на картах населенных пунктов, упомянутых в летописях и других письменных источниках XI–XIII вв. При этом они стремились к вполне определенной цели: реконструировать в пространстве древние государственные и межволостные границы, а также политические события. Накопление сведений о древнерусских городищах открывало новые возможности перед историко-географическими исследованиями, которые привлекли и археологов. Но они лишь в очевидных случаях соотносили существующие городища с летописными городами. Историки поступали в обратном порядке. Для них решающим было созвучие древних названии населенных пунктов, урочищ, озер и рек современным. Имеете с тем достигнутые результаты оказались весьма ощутимыми. В трудах М.И. Погодина, Н.П. Барсова, М.С. Грушевского, М.К. Любавского, С.М. Середонина многие летописные города нашли свое место на карте. Особо следует отметить работы Д.И. Иловайского, П.В. Голубовского, Д.И. Багалея, А.М. Андрняшева, М.В. Довнар-Запольского, П.А. Иванова. В.Г. Ляскоронского и др., посвященные истории отдельных земель-княжений. Авторы этих исследований стремились шире использовать имеющиеся археологические данные.
В начале XX в. наметился некоторый перелом в отношении раскопок древнерусских поселений. Большие работы осуществил в Среднем Поднепровье известный украинский археолог В.В. Хвойко. Наряду с исследованием памятников более ранних эпох он вел раскопки в Киеве, Белгородке (Белгород), Витичиве, Старых Безрадичах (Тумащ) Шарках (Торческ). Частично результаты этих работ были опубликованы автором в 1913 г. На археологических материалах В.В. Хвойко стремился показать преемственность культуры и быта населения Приднепровья с древнейших времен до появления Киевского государства. Одновременно на левобережье Днепра вслед за В.Г. Ляскоронским развернул интенсивную деятельность Н.Е. Макаренко.
