— И мне тоже понравилось. Мне сегодня как никогда нужна была компания.
— Я догадывалась об этом. Неприятности в клинике?
— Нет, это сугубо личная проблема.
Лесли продолжала смотреть строго перед собой, хотя ей и показалось, что он, оторвав взгляд от дороги, мельком посмотрел на нее.
— Вы исключительно тактичны, доктор Форрест, — внезапно сказал он.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только не пытайтесь доказывать мне, что вы никогда не задавались мыслью, что же это такое произошло между мной и моей женой. — Автомобиль въехал на территорию клиники, и Редвуд со привычно повел его по дороге, а затем резко остановился, отчего заскрипели тормоза. Не убирая рук с руля, он обернулся к Лесли. — Какая чудесная ночь. Может быть не помешает немного прогуляться перед сном?
Чувствуя, что он хочет поговорить с ней, Лесли кивнула, и они дальше они пошли пешком, пробираясь вверх по узкой тропинке, что уводила на вершину холма за санаторием.
— Тяжелый путь наверх, — признал он, — но открывающийся оттуда вид стоит того.
Оказавшись на небольшом плато и взглянув вниз, на изумительный пейзаж внизу, Лесли не могла с ним не согласиться. Летучие облачка то и дело набегали на светящийся в небе диск луны, и по заснеженной долине ползли длинные тени. Особая игра света дополняла эту картину, лишая ее объемности, и Лесли начало казаться, что стоит ей лишь протянуть руку, и она, безусловно, сможет потрогать чистейший снег на горных вершинах Альп, теперь очень похожих на башни из слоновой кости.
Редвуд вдруг заговорил — очень тихо, как будто размышляя вслух.
— Во время той, нашей самой последней совместной прогулки с Деборой, мы с ней тоже поднимались сюда. Тогда я еще надеялся, что увидев всю эту красоту, она все же сможет понять, что в жизни есть более существенные вещи, чем то, что принято называть "веселым времяпровождением". — В его голосе слышались горечь и досада. — Я забыл о древней мудрости, что "нет более слепого, чем тот, кто не желает видеть". Потому что, это был как раз мой случай. Потому что я никак не мог, и не хотел поверить в то, что той женщины, которую я любил, в реальности никогда не существовало.
— Очень многие убеждаются в этом, — ответила Лесли.
— Вы так говорите, как будто сами столкнулись с этим.
— Не я сама — моя сестра. Она старательно закрывала глаза на правду о своем муже, пока не стало уже слишком поздно.
— А это "поздно" наступает сразу же, как только вы по-настоящему полюбите кого-то, — горько сказал он.
— Любовь к другому человеку — это всегда испытание.
— Так зачем тогда вообще влюбляться и любить?
— Потому что жизнь пуста, если человеку не с кем разделить ее.
— Но ведь можно купить собаку! Псы-то куда преданней людей!
— Вы очень критически настроены.
— Просто я принимаю в расчет реальные факты. Вам не хуже моего известно, что стоит вам влюбиться, и ваше личное тут же счастье становится от кого-то зависимым. А затем, когда любовь пройдет…
— Но почему же? — перебила Лесли. — Почему обязательно "пройдет", а наоборот, не станет сильнее?
— Потому что так было у меня!
— Но нельзя же делать обобщения, основываясь на единственном неудачном опыте. Значит случилось так, что вам просто не повезло.
Редвуд махнул рукой.
— Почему вы не читаете газет — публикуемых там данных о количестве разводов вполне достаточно, чтобы раз и навсегда развеять весь этот дурацкий любовный романтизм.
Лесли обернулась к нему.
— Вас наверное действительно очень сильно обидели, это так?
— Вам легко говорить об этом, — тихо сказал он. — Но вот когда над твоими чувствами надсмехаются… когда отвергают твою любовь… Когда ты…, — он замолчал и отвернулся.
Лесли очень хотелось утешить его, но в то же время не зная, как, она невольно подошла ближе, и ее близость как будто придала ему силы, и он снова заговорил.
— Полагаю, что я тоже виноват в этом наравне с Деборой. Приняв предложение Зекера, я тем самым положил конец своему браку. Если бы я тогда сумел понять ее, чуть-чуть получше разобрался бы в ней, то смог бы знать заранее, что она не сможет жить здесь.
— Но ведь если она любила вас, то она должна была подготовить себя к тому, что с такой жизнью придется смириться.
— Вы почти слово в слово повторили то, что она говорила мне — но только наоборот! Она говорила, что если я ее люблю, то я буду жить там, где она того захочет. К сожалению, никто из нас на тот момент не был готов уступить.
— Но любить — это значит уступать друг другу.
— В теории — редко когда такое случается на практике. Или может быть вы тоже считаете, что мне следовало бы обосноваться на Харли-Стрит?
— Вы же знаете, что это не так. Но разве не было совсем никакого выхода?
— Для меня — нет. — Помолчав немного, он затем сказал: Первоначально я не собирался задерживаться здесь больше, чем года на три. Но Дебора не пожелала согласиться даже на это.
— А разве вы не обсуждали с ней эту проблему до женитьбы.
— Тогда она еще не стояла. Но даже если и так — все равно ничто не остановило бы меня, я бы все равно женился на ней. Я был по уши влюблен в нее и наивно полагал, что со временем мне удастся ее перевоспитать!
Эти слова были для Лесли словно острый нож в самое сердце, и тогда она поглубже засунула руки в карманы пальто, злясь на саму себя, за то, что это сообщение настолько задело ее за живое. Какое ей дело до того, что Филип Редвуд был в кого-то слепо и безотчетно влюблен? Или может быть ей было неприятно из-за того, что именно эта любовь превратила его в закоренелого циника и не давала проявиться тому душевному теплу, которое как ей казалось обязательно было скрыто где-то на самом дне его души?
— Ну, — сказал он, — отчего же вы не говорите, что я заслужил это одиночество, что я сам виноват во всем?
— Потому что это не там, — с жаром возразила ему Лесли. — Потому что у вас есть все, ради чего стоит жить!
— Вы что, и вправду считаете, что вся моя жизнь должна пройти в стенах операционной? Что я могу вот так запросто похоронить себя заживо в работе в клинике и навеки позабыть о том, что я мужчина? — Редвуд горестно вздохнул. — Сегодня вечером я получил письмо, заставившее меня понять, как все же по-дурацки я вел себя.
— Я заметила, что вы чем-то расстроены, — тихо проговорила Лесли. Это имеет отношение к вашей жене?
— Да. Один мой знакомый из Сен-Моритца написал мне, что она сейчас там.
— И она так и не приехала оттуда сама, чтобы повидаться с вами?
— Мне до этого нет дела. Но у нее есть другой мужчина.
Лесли молчала, ожидая, что он вот-вот заговорит вновь, но Редвуд просто отвернулся и смотрел куда-то в даль, на горизонт. Вопросы роились у нее в голове, ей не терпелось расспросить его очень о многом, и все же она считала себя не в праве допытываться об этом. Лесли собиралась уже было отправиться в обратный путь, вернуться в клинику, когда Редвуд вновь нарушил затянувшееся молчание.
— Это ведь ее не первый роман на стороне. Так что не думайте, что я так расстроен именно из-за этого. Но только на этот раз она ведет себя гораздо вульгарнее, чем обычно, просто вызывающе. Рассказывает всем о том, какая я сволочь и как она ненавидит и презирает меня!
В его голосе слышалась такая боль, что у Лесли защемило сердце, и осознание того, что его рассказ тронул ее за живое не на шутку ее встревожило.
— Если хотите, я расскажу вам эту эпопею целиком, с самого начала. Хотите? — осведомился у нее Редвуд.
Не надеясь на себя, не решаясь ничего говорить вслух, она просто молча кивнула, и он продолжал говорить:
— Когда мы впервые приехали в Аросу, зимний курортный сезон был в самом разгаре. Отели были переполнены, здесь собрались многие из наших лондонских знакомых. Здесь был открыт дансинг, ночные клубы, время от времени устраивались лыжные походы с пикниками — и везде она была главным инициатором. Я никогда не видел ее такой счастливой! Но стоило снегу растаять — и все враз переменилось. Все разъехались, и она почувствовала себя покинутой.
