— Я не собираюсь никого обманывать. Мне действительно пора идти. Я и так уже слишком здесь задержалась. — Лесли открыла дверь и столкнулась на пороге с Филиппом Редвудом. — Извините, сэр. Я не вас не заметила.

— Вот это да, — сказала Дебора. — И ты наверняка тоже пришел сюда для того, чтобы увидеться с нашей дорогой леди.

— А почему ты решила сказать мне об этом? — мягко осведомился Филип.

— Потому что за минуту до тебя здесь уже был доктор Уайт. И приходил он, разумеется, не для того, чтобы посмотреть на меня. Вам вовсе нечего стыдиться, доктор Форрест… Я уверена, что Филип постоянно находится в курсе всего, чтобы ни происходило в его драгоценно клинике!

— У меня есть куда более важные дела, чем слежка за персоналом, голос Филипа был холоден.

— Ну и нечего тут злиться, — возразила ему жена.

Не дожидаясь услышать продолжения этого разговора, Лесли вышла из палаты. Ей не было дела до острот, отпущенных Деборой по адресу Ричарда, но только она никак не могла забыть о том, что та говорила о Филипе. Его отказ обсуждать развод сейчас был, очевидно, напрямую связан с той выжидательной позицией, какую он решил занять в сложившейся ситуации; и все ради того, чтобы Дебора не узнала о том, что Каспер не собирается жениться на ней. Но ведь когда-нибудь она все же поправится настолько, что будет в состоянии узнать правд; к тому же ей, возможно, даже удастся каким-либо образом воздействовать на Филипа, чтобы тот ускорил дело с разводом. И как только она станет упорно настаивать на обретении свободы, Лесли сможет наконец узнать ответ и на тот свой вопрос, который не шел у нее из головы вот уже на протяжении последних недель: искренен ли был Филип, говоря о том, что ему безразлично, разразится ли связанный с разводом скандал или нет, что и сам он хочет обрести свободу, чтобы начать жизнь заново?

Но даже если это и на самом деле так, то с чего это она вдруг решила, что сама она, Лесли, должна будет всенепременно стать частью его будущего? И есть ли у нее право на такую вольную интерпретацию нескольких комплиментов, считая их предзнаменованием чего-то намного более серьезного.

Остановившись посреди коридора, она устало прислонилась к стене. Во многом она представляла себе Филипа таким, каким ей хотелось, чтобы он был. А это могло запросто заставить ее сделать ошибочные выводы, которые в дальнейшем стали бы причиной самого большого разочарования. Но в то же время о какой логике могла идти речь, когда они виделись с ним каждый день, и хотя их разговоры неизменно оставались сугубо официальными, но только ей было достаточно услышать его голос, как ее сердце начинало учащенно биться, и она ощущала себя влюбленной девочкой-школьницей. Возможно всего нескольких дней было бы достаточно, чтобы сосредоточиться, расставить все по местам — и решить наконец для себя, сможет ли она относиться к нему просто как к начальнику, или же, сочтя это невозможным для себя, подумать над тем, а не стоит ли тогда для ее же собственного блага как можно скорее уехать из клиники. Если она поступит именно таким образом, а Филип в конце концов вновь станет свободным мужчиной, то первый шаг тогда останется за ним.

Поразмыслив немного об этом, Лесли спросила у Филипа разрешения уехать на выходные, задав этот вопрос во время их случайной встречи во время обхода больных.

— Разумеется, — ответил он. — Когда вы собираетесь уехать?

— Если возможно, то на эти выходные.

— Если вы желаете, то можете повременить еще неделю, и тогда Ричард тоже смог бы поехать с вами.

— Я планирую провести выходные одна, — натянуто сказала Лесли. — И мне нет дела до досужих вымыслов миссис Редвуд.

— Извините, — Филип покраснел, и как будто собирался сказать еще что-то, но затем передумал. — Тогда знаете что, уезжайте вечером в пятницу. И если хотите, то можете не возвращаться раньше понедельника.

С этими словами он отправился дальше, а Лесли смотрела ему вслед, и лишь только когда он повернул за угол, ей наконец удалось унять свое волнение. Зачем нужно было уезжать на несколько дней отсюда, якобы для того, чтобы подумать о жизни, когда чувство простой человеческой логики подсказывало ей, что она просто теряет здесь время. Она никогда не сможет заставить себя сделать свое отношение к Филиппу чисто платоническим; единственный выход для нее — возвратиться обратно в Англию. Бобби заметно окреп, и не мог более служить веским оправданием для ее дальнейшего пребывания здесь. И все же она упрямо отказывалась прислушиваться к голосу разума; наверное впервые в жизни она позволила эмоциям одержать верх над логикой. И внутренне содрогаясь при мысли о том, какими безрадостными обещают стать для нее эти выходные, Лесли возобновила прерванный обход.

В пятницу вечером Лесли приехала в Цюрих и в поисках непривычных ощущений решила остановиться в "Baur au Lac". Это был самый лучший отель во всем городе. Стройный, темноволосый человек, типичный служащий швейцарского отеля, радушно улыбаясь, вышел к ней, и записав ее имя в книге, проводил Лесли в огромную, впечатляющую своей шикарной обстановкой спальню, из окон которой открывался чудесный вид на озеро.

— Какая прелесть! — воскликнула она.

— Вам очень повезло, — улыбнулся ее провожатый. — Этот номер был зарезервирован, но в последний момент бронь сняли.

Оставшись в одиночестве, Лесли принялась осматриваться по сторонам. Здесь стояла дорогая мебель с серой обивкой и позолотой, балдахин над кроватью и такие же тяжелые портьеры на окнах были задрапированы на старинный манер. Современная, просторная ванная комната с огромной ванной и двумя умывальниками была выдержана в более созвучном времени духе, чем спальня. "Да в такой ванной жить можно, и больше ничего не надо" — изумленно думала она, и желая найти себе хоть какое-то занятие, принялась пересчитывать блестящие хромированные краны. Их оказалось восемнадцать! Она покачала головой, рассмеялась и отправилась обратно в спальню, собираясь распаковать вещи.

Она переоделась в прямое платье из черного бархата, провела руками по ткани, облегающей бедра, и теперь стоя перед зеркалом желала, чтобы этим вечером ей наконец удалось бы отрешиться от всех мыслей, связанных с клиникой и Филиппом.

— Я молодая, незамужняя женщина, и к тому же даже очень недурна собой. И кто знает, может быть мое счастье где-то здесь, совсем рядом.

Но такой ее приподнятый душевный настрой совсем не вязался с атмосферой, царившей в огромном полупустом ресторане, и тогда Лесли, поспешно ретировавшись, поспешила в холл, где она еще некоторое время разглядывала изумительной красоты гобелены, которыми были увешаны стены. Со вздохом сожаления Лесли заставила себя вернуться к суровой прозе жизни: будет наверное лучше одеться и выйти в город, чтобы поужинать в каком-нибудь маленьком, уютном кафе, чем ужинать здесь, в одиночестве.

Подойдя к дверям лифта, она слышала, как кабина спускающегося гидравлического лифта бесшумно остановилась на этаже, звякнул колокольчик, распахнулись двери, и одновременно с тем, как она вошла в лифт, из него вышел мужчина. Оба они остановились и оглянулись.

— Филип!

— Лесли!

Он первым сумел оправиться от изумления.

— А Ричард сказал мне, что ты вроде собиралась в Литцирутти.

— Я передумала. Мне показалось, что я слишком устала для того, чтобы отправляться в горы пешком или на лыжах. А я не знала, что ты приедешь сюда.

— Я и сам этого не знал. Но вчера вечером Зекер вернулся из Штатов, и он попросил меня приехать к нему.

— Тогда не смею тебя задерживать.

— А я уже встретился с ним. А ты, кажется, собиралась выйти куда-то?

— Да. В ресторане слишком пусто. Ужас, как неуютно.

Он улыбнулся.

— Большинство постояльцев отправляются ужинать в гриль-бар. Это очень известное место.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя идиоткой.

— Я вовсе этого не хотел. — Он снова улыбнулся. — Может быть ты не откажешься поужинать со мной? Я все равно тоже собирался сейчас выйти пройтись, и было бы по крайней мере не разумно, если бы каждый из нас отправился на ужин в одиночестве.