— От доктора Рэмбо так и ни звука?

— Ни слуху ни духу. Прихожу к мысли, что бедняги нет в живых.

— Возможно. А этого знахаря, приятеля вашего зама, кажется, зовут Шнайдер?

— Грэмпс Шнайдер.

— Да-да. Не будете ли вы так любезны устроить мне разговор с ним?

— По телефону или вам желательна личная встреча?

— Предпочел бы, чтобы он прибыл ко мне, но понимаю, что он стар и немощен. Вряд ли ему легко дастся перелет. А если он еще к тому же окажется подвержен космической болезни, толку мне от него не будет.

— Посмотрим, что можно сделать.

— Очень хорошо. Ускорьте, пожалуйста, это дело. И еще. Доктор Стивенс!

— Слушаю.

— Если все же придется ограничиться разговором по телефону, устройте так, чтобы к нему в дом был доставлен комплект стереопередатчика. Мне желательно в наибольшей мере обеспечить непринужденную обстановку.

— О'кей.

— Представляешь? — обратился Стивенс к Маклеоду, закончив разговор с Уолдо. — «Великий Я» проявляет заботу о ком-то из окружающих.

— Наверное, толстячок заболел, — решил Маклеод.

— Похоже на то. А вкалывать придется не столько мне, сколько тебе. Поедешь со мной. Мы едем в Пенсильванию.

— А на ком останется централь?

— Скажи Каррузерсу, пусть побудет за начальство. Если что-нибудь накроется, мы все равно ничем не поможем.

В тот же день попозже Стивенс опять вышел на связь.

— Мистер Джонс?

— Да, доктор.

— Ничего не выйдет.

— Имеете в виду, Шнайдер не сможет прилететь во «Фригольд»?

— Во-первых, это, а во-вторых, то, что вам не удастся потолковать с ним по видеофону.

— Полагаю, вы имеете в виду, что он мертв.

— Избави бог. Я имею в виду, что он ни при каких обстоятельствах и ни с кем не хочет говорить по видеофону. Говорит, очень жаль, что причиняет вам неудобство, но он против всех этих штучек: фотоаппаратов, кинокамер, телевидения и так далее. Опасные вещи, говорит. И боюсь, закоснел в своих предрассудках.

— В качестве посла вы оставляете желать лучшего, доктор Стивенс.

Стивенс сосчитал про себя до десяти и потом ответил:

— Уверяю вас, я сделал все, что в моих силах, чтобы исполнить ваше желание. Если я не подхожу вам как сотрудник, будьте добры, обратитесь к мистеру Глисону.

И прервал связь.

— Как вы насчет того, чтобы дать ему в зубы? — мечтательно произнес Маклеод.

— Мак, ты читаешь мысли.

Уолдо еще раз попытался действовать через собственных агентов, но ответ получил тот же самый. С его точки зрения, это было нечто возмутительное — вот уже много лет ему не попадались люди, которых нельзя было бы купить, запугать или, в крайнем случае, уговорить. Покупка сорвалась; инстинктивно он сознавал: непохоже, что Шнайдером можно управлять через алчность. И как вообще прикажете запугивать или подмасливать человека, с которым нельзя встретиться и поговорить?

Это был тупик — и безвыходный. Ладно, забудем.

Конечно, еще есть средство из арсенала тех, про которые говорят «лучше сдохнуть, чем так». Нет. Нет, только не это. Даже не думай. Лучше бросить все это дело, признать, что оно не по зубам, и так и сказать Глисону. Уолдо уже семнадцать лет не ступал ногой на земную поверхность. Ничто не могло подвигнуть его на то, чтобы отдать свое тело на милость этого чудовищного поля тяготения. Ничто! Ведь оно могло даже убить его. Сдавить грудь, задушить. Не-е-ет.

Он грациозно поплыл через мастерскую, словно разъевшийся Купидон. Как? Отказаться от своей свободы? Даже на время! Самому отдаться на пытки? Нет, это нелепо. Дело того не стоит.

Проще упросить агорафоба[7] залезть на Пюи-де-Дом[8] или потребовать, чтобы клаустрофоб взял у кого-нибудь интервью в самой глубокой шахте мира.

— Дядя Гэс?

— А, Уолдо, привет. Рад, что позвонил.

— Не опасно ли мне спуститься на Землю?

— Чего? Как это? Говори ясней, парень. Я не понял.

— Я спрашиваю, не повредит ли мне экскурсия на Землю?

— Связь тут просто ужасная, — проворчал Гэс. — Мне послышалось, ты говоришь, что решил спуститься на Землю.

— Именно это я и сказал.

— Уолдо, что стряслось? Ты в своем уме?

— В своем, в своем, но мне надо повидать на Земле одного человека. Другого способа поговорить с ним нет, а поговорить очень надо. Эта экскурсия мне повредит?

— Не должна бы, если побережешься. Если на то пошло, ты здесь родился. Однако будь поосторожнее. У тебя солидное ожирение сердца.

— О боже, дядя Гэс! Как вы считаете, это опасно?

— Нет. Ты вполне здоров. Просто не перенапрягайся. И держись поспокойнее.

— Постараюсь. Как только могу. Дядя Гэс!

— Да.

— Вы не съездили бы со мной, не помогли бы мне справиться?

— Ну, я думаю, в этом нет необходимости.

— Дядя Гэс, пожалуйста. Я больше никому не доверяю.

— Уолдо, ты же взрослый человек. Ладно, на этот раз так и быть.

— А теперь запомните, — обратился Уолдо к пилоту. — Модуль ускорения ни в коем случае не должен превысить одну и одну десятую g. Даже во время посадки. Я все время буду следить по акселерометру.

— Я двенадцать лет вожу машины медпомощи, — ответил пилот. — И пациента не побеспокоил ни разу.

— Это не ответ. Вы поняли? Одну и одну десятую. И к этой цифре даже не приближайтесь, пока не пройдем стратосферу. Тихо, Бальдур! Прекрати сопеть.

— Я вас понял.

— Постарайтесь, чтобы все так и было. От этого зависит ваша премия.

— Может, вам стоит самому повести?

— Мне не нравится ваше отношение, милейший. Если я в этом контейнере сдохну, останетесь без работы на всю жизнь.

Пилот что-то буркнул.

— Что вы сказали? — вскинулся Уолдо.

— Сказал, что, может, овчинка и стоит выделки.

Уолдо побагровел, открыл рот, но тут вмешался Граймс:

— Уолдо, спокойней. Помни о своем сердечке.

— Да, дядя Гэс.

Граймс скользнул вперед и знаком дал знать пилоту, что хочет сесть поближе.

— Что бы он ни говорил, не обращайте внимания, — вполголоса сказал Граймс пилоту. — Но насчет ускорения уж постарайтесь. Он вправду не выдержит больших ускорений. Того и гляди, отдаст концы в контейнере.

— Думаете, будет велика потеря? Далеко не уверен. Но пойдем аккуратненько.

— Вот и славно.

— Я готов занять место в контейнере, — отозвался Уолдо. — Дядя Гэс, не поможете ли с ремнями справиться?

— Буду через секунду.

Разумеется, противоперегрузочный контейнер был не обычного типа, а специально построенный для этой поездки. На взгляд он больше напоминал огромного размера гроб на карданном подвесе, позволяющем постоянно удерживаться в плоскости, перпендикулярной результирующему вектору ускорения. Уолдо плавал в воде — удельный вес его жирной туши был достаточно низок, — отделенный от нее обычной нежесткой водонепроницаемой парусиной. Голову и плечи поддерживала пригнанная по телу подушка. В контейнер был встроен механический автомат для искусственного дыхания, подкладки под спину находились под водой, грудные накладки — над водой, но они были убраны в стороны.

На специальном сиденье слева от контейнера пристроился наготове Граймс с неоадреналином. Справа от контейнера, пристегнутый к специальной полке, находился Бальдур. Пес служил противовесом Граймса.

Граймс удостоверился, что все готово, и объявил пилоту:

— Стартуйте по готовности.

— Хорошо.

Пилот захлопнул люк. Входная труба сжалась в гармошку на плоском причале «Фригольда», дав возможность кораблю отвалить. И корабль плавно отправился в путь.

Уолдо закрыл глаза. На лице у него явилось выражение неземного страдания.

— Дядя Гэс, а вдруг корабельные декальбы откажут!

— Не имеет значения. В машинах медпомощи шестикратный запас.

— Вы уверены?