— Хотите, я вас провожу?

Я пожимаю плечами: а почему нет? Или — как сочтете нужным? Или даже: зачем об этом спрашивать? Вот сколько разных оттенков в простом движении на выбор для умного человека. Какое же он уловил? Надеюсь, последнее. Тогда я его совсем зауважаю.

— Можно у вас полюбопытствовать? — говорю я, когда мы идем по улице и наши тени от света раскачивающихся фонарей то убегают далеко вперед, то тащатся позади.

— Конечно, Сария!

— Когда вы предложили… — начинаю я медленно, как бы подбирая слова, — Ну, там, в прихожей, а я… Что вы подумали?

Он внимательно слушает, наклонив голову набок, потом смущенно смеется:

— О таких вещах не спрашивают! Вы знаете, когда я с вами разговариваю, у меня как-то получается невпопад. Даже странно!

— Вы преувеличиваете, — успокаиваю я его. — Просто мы еще мало знакомы. — То есть тут я ему даю такую зацепку, что любой другой на его месте уже не преминул бы объясниться. «Ну, ну, дорогой кандидат! — тороплю я его мысленно. — Спрашивай номер телефона, назначай свидание на завтра, предлагай гулять до утра!»

— Наверное, вы правы! — грустно признает он, и мы останавливаемся у подъезда моего дома. Мгновение еще медлю — может, сообразит наконец? Но он впал в мировую скорбь…

— Спасибо, что проводили. До свидания! — говорю я деловито, поворачиваюсь и быстро вхожу в подъезд. На втором этаже я встаю на цыпочки и осторожно смотрю через подоконник в мутное стекло: там он еще или нет? Или побежал перехватывать птенчика, которая, наверное, уже прочитала журнал «Здоровье»?

Там. Итак, я сделала все, что могла, Теперь от меня уже ничего не зависит. Надо ждать!

Утром Разиля потребовала у меня полного отчета о том, что да как. Я не стала распространяться: не люблю выворачивать душу наизнанку даже близким людям. К тому же настроение было паршивое, и не знаю — отчего. Все-таки есть что-то унизительное в этой игре, когда ты ловишь другого на ошибках: голова работает, как ЭВМ, а сердце молчит… Безумства вдруг захотелось, чтобы страсти — в клочья, чтобы — как в омут с головой! Чтоб кто-то взял тебя за руку, сказал — «пошли!», и ты идешь, не думая куда, зачем, что с тобой будет. Амир? Его самого надо вести, как телка на веревочке.

— Правда, хороший парень? — говорит Разиля, вздыхая в трубку.

— Угу! — откликаюсь я. — А как там птенчик?

— Какой птенчик? — недоумевает Разиля. — А-а, они вскоре ушли. Рашид хотел их проводить, но я не пустила.

— Блюдешь?

— А как же! — строжает Разиля. — За мужиками глаз да глаз… Твой-то хоть телефон знает?

— Не-а! — лениво откликаюсь я. — Захочет — найдет.

— Ну, ты даешь! — восторгается она, — А если не захочет? Или не найдет?

— Тогда я отобью у тебя Рашида, — говорю я сердито и заканчиваю разговор: — У меня молоко кипит, извини!

Самый удобный повод прервать телефонную беседу — сослаться на кипящее молоко. Даже настырный человек заткнется в ту же секунду…

Конечно, мне не безразлично — захочет не захочет, найдет не найдет? Уж если столько энергии затрачено на то, чтобы… Ну, в общем, понятно! Что будет искать, я была почти уверена, или я ничего не смыслю в мужчинах. Вопрос только в том, как быстро он обнаружится: если сегодня же — значит, «ура!», все было сделано правильно. Значит, я еще чего-то в этом мире стою…

Он позвонил во второй половине дня.

— Сария?

— Да?

— Это Амир. Еле вас нашел…

— Неужели такое трудное дело?

— Нет, конечно, но…

— Нет или но? — смеюсь я, напоминая о первом нашем разговоре.

— Я очень ругал себя, что не спросил у вас номера телефона, — говорит он серьезно. — Просто дурак какой-то!

— Но все же в конце концов обошлось? — мягко успокаиваю я его.

— К счастью… Я хочу вас видеть, Сария!

Я молчу. Просто дышу в трубку и молчу.

— Сария? Вы слышите меня?

— Да… — откликаюсь я. — Сейчас это невозможно. К сожалению…

Это слово я добавляю после небольшой паузы, чтобы выделить его особо.

— До свидания! — Я кладу трубку, но через несколько секунд опять звонок.

— Да?

— Извините, Сария! — говорит Амир. — Я же не знаю вашего домашнего телефона!

— Ну, это так просто, — смеюсь я. — 09. Там все обо всех знают.

И даю отбой. Пусть не думает, что я задохнулась от радости. Он должен еще дозреть. Все, что легко дается, легко же и теряется. Я знаю по себе. Ему все-таки уже двадцать восемь: в эти годы мужчины должны быть посообразительнее…

Неделю мы разговариваем с ним каждый день по телефону. Он звонит и на работу, и домой. Мы болтаем о разных пустяках, но от свиданий я под разными предлогами уклоняюсь. Удивительно, как просто они придумываются — как бы сами по себе в голове возникают. «Зачем? — ужасается Разиля. — Зачем это тебе надо? Что особенного — встретиться с парнем, сходить с ним в кино, театр, погулять по улицам? Нет, ты какая-то сумасшедшая: парень места себе не находит, а тебе хоть бы что! Не нравится если, оставь его в покое. Нельзя же так бесчеловечно!»

Но я и сама не знаю уже, зачем все это делаю. Нашел какой-то каприз: жду звонка, переживаю, если задерживается, радуюсь, когда слышу голос Амира, говорю с ним весело, а как только он начинает заводить речь о встрече, придумываю отговорку. Наконец он не выдерживает.

— В конце концов это смешно! — говорит он, и я впервые ощущаю в его голосе досаду и раздражение. — Жду вас сегодня в восемь вечера. У почтамта. Все, до свидания!

Я слушаю гудки в телефонной трубке, словно это самые лучшие, самые красивые звуки в мире.

Говорят, за все в жизни надо платить. Не знаю — за все ли, но что платить приходится — увы, это так.

Брак по любви, брак по расчету…

Где тут пролегает грань, кто может сказать? И когда одно переливается в другое, становится иным?

И что такое вообще любовь? С этого вопроса и надо, наверное, начинать, только кто тебе на него ответит? Игра? Пусть, но до какой поры — игра, а после какой — жизнь?

Когда уловленный тобою в тщательно расставленные сети человек из жертвы вдруг сам превращается в охотника — и теперь уже ты бьешься пойманной птицей в силках?

Минуло полгода, как мы поженились.

Мы были счастливы. Точнее, наверное, не скажешь. Не знаю, какой я смотрелась со стороны. И не знаю, каким со стороны виделся Амир.

Какое это имело значение, если нам никто не был нужен? Если мы никого, кроме себя, не видели?

Иногда мне казалось, что все это происходит во сне, и тогда рождались очень странные мысли.

Ну, например, что я. — вообще не я, а кто-то другая, Амир — не мой, не муж мне. И я любуюсь им и страшно завидую той, с которой он вместе, которую он любит. Нет, это невозможно объяснить без того, чтобы не наговорить глупостей!

Потом словно туман начал редеть. И я вдруг увидела, как много вокруг нас людей. И некоторым из них очень хочется влезть в нашу жизнь. Может, у меня вид тогда был такой, что вызвал у моих знакомых страстное желание посоветовать, предостеречь, поучить?

«Бери мужа сразу на поводок, да покороче! — слышу проникновенную речь одной. — Никаких задержек после работы, никаких встреч с друзьями без тебя… Не заметишь, как привыкнет к вольной жизни!»

«И я тоже поначалу сквозь пальцы на все смотрела, — вторит ей другая. — Ну, задержался, ну, выпил. Молчу, обижаюсь, прощаю. А он, видимо, решил, что теперь все можно. Однажды заявляется домой утром. «Где был?» — «В пульку с друзьями заигрались». — «Ах, заигрались!» Тут я ему такую пульку показала, что у него глаза на лоб полезли… Быстро в норму привела. Сейчас в магазин сходить и то отпрашивается!»

«А я вообще считаю, что профилактики ради их почаще ругать надо, — утверждает третья. — Виноват, не виноват — поругай! Пусть знает, что ты глаз с него не спускаешь: все насквозь видишь, мысли его прочитываешь! Пусть ходит и оглядывается!»