Сафаров появился в цехе вместе с главным энергетиком и главным технологом. Ямиля, предупрежденная им по телефону, тоже была здесь. Она в разговоре не участвовала, но на лице ее читалось настороженное внимание и озабоченность.

Чертежи и расчетные листы были разложены прямо на кожухах дымососов, новый двигатель для барабана стоял тут же, и рабочие начали уже снимать упаковочные доски, откладывая их аккуратно в сторону.

— А где Хабиров? — спросил главный энергетик у начальника цеха Казаргулова. Тот явился с опозданием и, смущенный, скромно держался в тени. Черт бы побрал этого вахтера: знает ведь в лицо, а проявил принципиальность — не пустил без пропуска, пришлось звонить в бюро, объяснять, как да что. За двадцать лет работы первый раз забыл переложить удостоверение в новый пиджак — недаром не хотел надевать на работу, нет, жена настояла — покажись в обновке, вот и показался! Позор на седую голову, глаза теперь ни на кого не поднимешь. Он так ушел в свои переживания, что не понял вопроса главного энергетика и дождался, пока тот раздраженно не повторил: — Где Хабиров, спрашиваю?

— Тут должен быть, — растерянно ответил он, ища глазами Хабирова, словно он и вправду где-то рядом прятался.

— Хабиров у генерального директора, — сказала Ямиля нарочито громко.

— Чего он там потерял? — удивился главный энергетик и укорил начальника: — Порядка у тебя не вижу: и сам опаздываешь, и подчиненные не торопятся… Вызвал, что ли?

Казаргулов пожал плечами, посмотрел на Ямилю, но та не стала пояснять. Она знала, что Гумер сам напросился на прием к генеральному директору объединения и велел ей как можно дальше тянуть переоснастку агрегата, надеясь, что ему удастся остановить эксперимент. Только как тут затянешь, если у нее никто и не собирался спрашивать разрешения. Сафаров не только главных специалистов сюда привел, но и молодых инженеров с другой смены во главе со сменным механиком Абдрашитовым: он его опекал с давних пор и прочил на замену Гумера. И это была, конечно, более реальная кандидатура, чем Ирек, который после комсомольского собрания оказался вообще не удел.

Абдрашитов, почти одногодок Гумера, отличался завидным оптимизмом, балагур и весельчак, был незаменим в любой компании, с Сафаровым находился на короткой ноге и уже в силу этого относился к механику цеха иронически. Может быть, потому Гумер не очень ему доверял и старался в его смену быть в цехе.

Почему Сафаров решил начинать эксперимент во время ее дежурства, Ямиля, честно говоря, не понимала, хотя, зная главного инженера, отнести на счет случайности это никак не могла. Чувствовала — есть тут какой-то подвох, только вот для кого?

Она оглянулась на Абдрашитова, стоящего с инженерами в сторонке, тот широко улыбнулся и двинулся к ней, поняв ее взгляд как приглашение к разговору.

— А ты все красивее и красивее день ото дня, — шепнул он ей на ухо, талантливо склоняя ухоженную голову к ее плечу. — Жаль, никак мы с тобой не состыкуемся: я сплю, ты работаешь, и наоборот. Кошмар какой-то! Так и завянешь во цвете лет без женской ласки.

— Фу, Асхат! — поморщилась Ямиля. — Нельзя без пошлостей, да?

С ним рядом она всегда чувствовала себя свободно и уверенно, не придавая ровно никакого значения его дежурным комплиментам: он со всеми девушками так разговаривал — вроде бы намекая на какие-то особые отношения, но все знали, что был он железно предан и верен своей красавице жене, которую привез из далекого Ташкента. Ямиля видела однажды ее мельком — и в самом деле, не зря люди говорили. Ничего, конечно, в ее отношении к Абдрашитову не изменилось, но тем не менее общаться с ним она стала без прежней настороженности.

— Можно, но зачем? — отвечая на ее колкий вопрос, сказал Абдрашитов. — То, что ты называешь пошлостью — извлек из самой глубины своей души…

— Лучше скажи, зачем ты здесь?

— Я? А кто лучше меня знает эту старушку, которую сегодня решили выдать замуж? — он кивнул на агрегат.

— Ну, положим, я ее не хуже тебя знаю… Не темни, выкладывай — что и зачем?

— Браки совершаются на небесах, дорогая Ямиля! — уклончиво заметил он, и она поняла, что Абдрашитову не хочется говорить об этом.

— А ты уверен, что все обойдется?

— Как тебе сказать… Может — да, а может — и нет. В конце концов наше с тобой дело маленькое. Тут, — он показал глазами на главных специалистов, — считай, весь синклит собрался. Им и решать, и отвечать.

— Но Хабиров…

— Что Хабиров? — перебил ее Абдрашитов. — Псих он ненормальный! Он что, на самом деле считает, что без него не обойдутся? Или никто, лучше его, машины не знает? Он еще на горшке, прости, сидел, когда эти барабаны запустили. Качали концентрат — будь здоров! Поболее, чем сейчас.

— Может быть, и качали — на новых машинах. А сегодняшние на ладан дышат. Или ты не знаешь? — возразила Ямиля.

— Тьфу! — дурашливо воскликнул Абдрашитов. — Тебе эта песенка хабировская не надоела еще?

— Не надоела, потому что он прав. Нельзя так безоглядно работать. Мы же не одним днем живем. Кого вы хотите обмануть? Себя? Нас? Государство? Телегу собираетесь гнать со скоростью машины. И это инженерное решение? — Ямиля непроизвольно подняла голос, и Сафаров выглянул из-за спины главного технолога.

— Что там за крик? Кому не нравится инженерное решение?

Абдрашитов предостерегающе подмигнул Ямиле, но она, чуть наклонившись вперед, показала себя и громко ответила:

— Мне не нравится.

— Это почему же? — сказал Сафаров, подходя.

— Потому что агрегат нуждается в капитальном ремонте. Мы должны были поставить его на ремонт еще в прошлом месяце, но вы, товарищ Сафаров, не разрешили.

— Так, так, — скучно проговорил главный инженер и надвинул кепку поглубже. — Дальше?

— А что дальше? Дальше некуда.

— Говорливые у тебя механики! — сказал Сафаров начальнику цеха. — Но нам разговаривать некогда, И потому — как вас, Нафикова, да? — я вас временно отстраняю от работы. Абдрашитов вполне справится и один.

— Это самоуправство! — вспыхнула Ямиля.

— Конечно! — согласился Сафаров. — Есть у меня такое право, вот я его сам и использую… Ты слышал, Абдрашитов?

Тот оглянулся на Ямилю и неуверенно кивнул.

— Ну, раз слышал — приступай. Мы подойдем часа через два. Двигатель к тому времени должен стоять на месте. И прогони его вхолостую пока.

— Понял! — сказал Абдрашитов.

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

— Чё ты сунулась, чё ты сунулась? — ругал начальник цеха плачущую Ямилю. — Он же бульдозер, танк, он тебя в порошок сотрет и не заметит. Что тебе, больше других надо? Молчала бы себе в тряпочку… Еще неизвестно, что из всего этого получится, а вы с Хабировым шум подняли на всю округу. Чего вы добиваетесь, не пойму? На вот, вы пей водички…

Он налил из графина воды и протянул Ямиле стакан.

— Что я, истеричка какая? — возмутилась та и отвела от себя его руку. — Обидно мне просто.

— Да не уволил он тебя, а отстранил, чего — обидно? Чтобы уволить, приказ нужен, дурная твоя голова! Иди отоспись, завтра разберемся.

Казаргулов глотнул из стакана воды и чуть не поперхнулся — кто-то сунул голову в дверь и заорал: «Там Хабиров с Абдрашитовым…» — и исчез, проглотив последнее слово.

— Этого еще нам не хватало! — кашляя, просипел Казаргулов и побежал в цех. Ямиля выскочила вслед за ним.

Гумер просидел в приемной генерального директора комбината полтора часа и ушел несолоно хлебавши: тот принимал какую-то делегацию.

Секретарша, поднимая разноцветные телефонные трубки, отвечала всем монотонно: «Он занят, соединить не могу» — и только раз быстро переключила телефон. «Секретарь горкома», — коротко пояснила она не то Гумеру, не то самой себе, потому что была на редкость неразговорчивой.

— Зря сидишь, — наконец сказала она. — В одиннадцать у него оперативка. И секретарь парткома просил сообщить, когда освободится. Сам понимаешь… Назначит другое время, найду.