Но Гумер, досадуя на себя за эту дурацкую выходку, кивает Ямиле и уходит назад в свою кабину. Она, конечно, права — незачем пороть горячку, видно, ему и вправду померещилось… Пора, пора отдыхать, а то кидаться начал на всех. Вот и Ямиля под горячую руку подвернулась… Хорошая девчонка, есть в ней что-то такое… как бы это сказать? Ну, надежность, что ли, несуетливость… Каска смешная — как ведро на голове сидит! А волосы красивые, да и вообще она ничего, как ни смотри…

Затрещал телефон, он поднял трубку, узнал голос Сафарова, и Ямиля тотчас же вылетела из головы вместе со своей каской и красивыми волосами. Но вечером он столкнулся с ней в проходной, и они пошли по улице вместе.

Впервые он увидел ее не в комбинезоне, а в светлом, модном плаще с ярким шарфом поверх воротника.

Волосы, аккуратно причесанные, очень шли к ее молодому, свежему лицу. Он же был в своей старенькой, изрядно изношенной курточке, в мятых брюках и в давно не чищенных ботинках.

— Ничего, что я рядом такой? — спросил насмешливо.

Она взглянула на него удивленно, но сразу поняла, что он имеет в виду, и засмеялась:

— Вам, мужчинам, можно.

— Давно в зеркало себя не видел, — сказал он, проводя рукой по подбородку.

Она снова посмотрела, смешно наклоняя голову из стороны в сторону, и успокоила:

— Вроде нормально…

И обмолвились, казалось бы, ничего не значащими фразами, а словно ближе друг другу стали. И уже расставаться просто так не хотелось.

— Может, зайдем? — Гумер кивнул на двери ресторана, мимо которого они проходили.

— Туда? Мы? — удивилась Ямиля.

— А что? Разве мы не заслужили с тобой ужина?

Еще минуту назад и не думавший ни о каком ресторане и тем более ужине с девушкой наедине, теперь он уговаривал Ямилю и был бы огорчен, если бы она отказалась.

— Только не надолго, ладно?

К счастью, им повезло: день был будничный, очереди не было и их хорошо посадили — недалеко от небольшой эстрады, где бородатый парень возился с микрофоном…

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

— Знаешь, когда я сюда приехала, думала, умру от тоски, — говорила Ямиля, морщась от громкой музыки. — Я ведь выросла в большом городе и никуда из него не выезжала. Даже в деревне не была. А тут и городишко крохотный, и люди незнакомые… В общежитие я не пошла — не люблю общежитий! Круглые сутки на людях — бр-р! Живу у одной старушки, почти в самом центре. Она хотя и ворчливая, а добрая. Мы с ней хорошо живем.

— А замуж почему не выходишь? — спросил Гумер, думая о своем.

— Замуж? — переспросила она и взглянула на него внимательно. — Просто так не хотела, а… В общем, не получилось. Правда, сейчас сватается — смешное слово, да? — один человек ко мне… Цветы приносит, говорит, что любит, жить без меня не может. Только думаю, ничего у нас не получится.

— Почему?

— Не люблю я его — потому.

— Принца, наверное, ждешь? — усмехнулся Гумер, вдруг вспомнив Зифу. Голос у него, наверное, изменился, и Ямиля тут же это почувствовала.

— Ну, какого уж там принца в мои-то годы! — неловко пошутила она и, чтобы скрыть эту неловкость, засмеялась: — Мне теперь и разведенный какой сойдет. Хотя, конечно, можно и так… — Произнесла и смутилась: — Можно не выходить замуж совсем.

— Я понял, — сказал Гумер, и внимания не обративший на ее поправку. — Только одному трудно. Нельзя человеку одному.

— А ты почему всегда один? Даже в цехе ночуешь.

— Я не один, — сказал Гумер, продолжая думать о Зифе и уже жалея, что пошел в ресторан. Сегодня ему надо было быть у нее. Именно сегодня она его ждала. И еще ждет. И будет ждать, пока он не придет.

Они помолчали. Маленький оркестрик вновь заиграл, заглушая все остальные звуки. Бородач терзал в руках гитару, держа ее на уровне бедер. Ладонь у гитариста была большая и широкая, как лопата.

Ямиля подняла глаза на Гумера.

— За что ты не любишь Сафарова?

— Тебе надо это обязательно знать?

— Да.

— Зачем?

— Затем, что я хочу тебе помочь.

— А ты мне уже помогаешь, — сказал Гумер.

— Чем? — удивилась Ямиля.

— Тем, что ты есть. И вообще, и в цехе.

Ямиля опустила голову, чтобы скрыть мгновенно зардевшееся лицо.

— Знаешь, ты хорошая девушка, — добавил Гумер и незаметно посмотрел на часы: девять часов. Если сейчас они уйдут, через полчаса он будет у Зифы.

— Ты торопишься? — спросила Ямиля.

— Да.

— Но ты не ответил на мой вопрос.

— О Сафарове?

— Конечно.

— Я его не не люблю. Это не то слово. Такой человек, если ему дать большую власть, может принести много зла… Подобное у нас уже было.

— Сафаров?

— Да, Сафаров. О таких людях мой отец говорил: у них нет в душе бога. Отец мой — неверующий, не думай. Он имел в виду другое. Эти люди могут переступить через все. И через человека — тоже. Ради сиюминутной выгоды. Ради карьеры. Ради себя. Понимаешь?

— Я думаю, ты преувеличиваешь, — мягко возразила Ямиля. — Я ведь тоже знаю Сафарова.

— Ты смотришь на него как женщина.

— Нет, я не смотрю так! Он — инженер. Он умнее многих из тех, кого я знаю. И он умеет работать. Ирек мне кажется куда опаснее…

— Нет, он — глупее и примитивнее. И потому не опаснее. Но именно такие нужны Сафаровым. Ты правильно объединила их вместе: иреков производят сафаровы, а те расчищают им дорогу. Они так научились врать, что им почти всегда верят. Сафарову будут верить даже тогда, когда он развалит завод.

— Господи! — воскликнула Ямиля. — Он такой маленький, такой рыженький, такой смешной, а ты рассказываешь о нем, как о каком-то ужасном злодее. Чего он может, твой Сафаров? Какая у него власть, даже смешно!

— Маленькие становятся большими. И тогда их уже не остановишь.

— Ты хочешь его остановить?

— Конечно.

— Один?

— Почему — один? Если бы я был один, они бы меня давно убрали.

— Как убрали?

— Ну, уволили бы. Я им мешаю. И ты — тоже.

— Я? Как я могу им мешать? Я просто работаю.

— А тем, что не с ними. И просто работаешь.

— Ты меня совсем запутал, Гумер!

— Ничего, разберешься, — успокоил он. — Ты же умная.

— Нам пора?

— Да.

Они дождались официанта, и Гумер рассчитался с ним. Официант, брезгливо оттопырив нижнюю губу, сунул деньги в карман.

— А сдачу? — спросил Гумер.

— Какую сдачу?

— Пересчитайте еще раз.

Официант, усмехаясь, вынул смятую рублевку и положил на стол.

— Бедный, да?

— Ага, бедный! — сказал Гумер, глядя ему прямо в лицо. — А ты хам.

— Но-но! — протянул официант угрожающе и чуть отодвинулся назад.

Гумер пропустил вперед Ямилю и пошел следом.

— А если бы он полез драться? — спросила она на улице.

— Зачем? — пожал плечами Гумер. — Ему надо было меня унизить. И больше ничего.

— И ты ответил тем же?

— Хаму надо говорить, что он хам.

— Всегда?

— Всегда! Иначе они сядут нам на шею.

Они дошли до угла и остановились.

— Дальше меня не надо провожать, — сказала Ямиля. — Тут светло, и я добегу. Спасибо за вечер.

— Не за что, Ямиля, — Гумер взял ее руку и пожал пальцы. — Это тебе спасибо. Извини, что мы не потанцевали.

— Ну, что ты! Мне было и так хорошо… — Она заглянула ему в глаза и, поколебавшись, спросила: — А почему ты меня пригласил сегодня в ресторан?

— Отпраздновать мой день рождения.

— Правда?

— Да. Двадцать шесть лет. Уже.

— Теперь я понимаю, почему тебе так трудно живется! — медленно проговорила Ямиля, пряча подбородок в шарф. — Ты никому не веришь. Кроме самого себя. И поэтому ты никогда не победишь Сафарова. Никогда!

Она осторожно высвободила свои пальцы из его руки, грустно взглянула на него, повернулась и быстро пошла через улицу.

— Это неправда! — крикнул Гумер. — Ничего ты не поняла.

На углу она обернулась, но Гумера уже не было.

Сунув руки глубоко в карманы куртки, он шел по мокрой мостовой к автобусной остановке…