После того как участники познакомились с содержанием всех анкет, им говорили, что от них также требуется некоторая информация. На этом этапе участники должны были ответить на несколько вопросов, касающихся их собственных взглядов на некоторые явления. Среди прочих там были следующие вопросы: верят ли они в Бога и пошло бы людям на пользу, если бы религия играла в жизни большую роль?

До начала эксперимента мы не были особо уверены в результатах. Я полагал, что если мужчина увидит, что вокруг очаровательные женщины, которые хотели бы с ним познакомиться, то это уменьшит его религиозные устремления. Но оказалось, что изображения красивых людей противоположного пола никак не влияли ни на мужчин, ни на женщин. Наоборот, мы увидели, что при виде красивых лиц своего пола и мужчины и женщины начинали выражать религиозные чувства сильнее. Почему? Мы думаем, что такой результат укладывается в предположение Уидена о соперничестве религиозных стратегий. Когда вы видите, что вокруг вас множество привлекательных соперников, то начинаете понимать, что вести себя с женщинами как плэйбой — не лучшая стратегия (кстати, такое поведение весьма распространено среди студентов младших курсов в университетах вроде Аризонского, где кажется, что возможности найти себе партнера просто безграничны). Для женщин наличие многочисленных привлекательных соперниц означает меньшее количество внимания со стороны привлекательных мужчин, которые могли бы подарить ее детям качественные гены, а также меньше шансов устроить свою жизнь с мужчиной, который помогал бы воспитывать потомство. А для мужчин изобилие красивых парней означает, что если у вас нет постоянной партнерши, вы можете не выдержать конкуренции с соперниками и рискуете остаться в одиночестве. В условиях ограниченного выбора любая нормальная женщина, которая не выглядит как фотомодель, ухватится за возможность связать себя узами стабильного брака, освящаемого религией.

Психологи традиционно обращали внимание на то, что рано начатое религиозное воспитание может привести к подавлению сексуальности. Известные сексологи Уильям Мастерс и Вирджиния Джонсон назвали религиозное воспитание одной из серьезных причин, тормозящих сексуальное влечение. Действительно, многие религии учат молодежь, что секс до брака и вне его — грех, которого необходимо избегать. Но результаты наших исследований свидетельствуют о том, что этот причинный вектор может быть направлен и в противоположную сторону. Вера может не только формировать сексуальность, человека, но и сексуальное поведение может формировать религиозные чувства.

Полученные данные, о которых я только что говорил, подтверждают не слишком лестную историю из моей жизни — как я перестал быть католиком, потому что мне предстояло сделать выбор. И этот выбор свелся к следующему: либо поклонение Деве Марии, либо радости секса, открывшиеся передо мной в 60-е годы. Если так, то мое принципиальное возражение против воинствующего священника было просто самооправданием. Полученные данные не только внушают мне некоторое смирение, но и помогают приглушить самодовольство по поводу моих политических убеждений. Как полноценный представитель тех, кого Спиро Агню[44] окрестил «предсказуемыми либералами», я часто мечу громы и молнии по поводу моральной непоследовательности «религиозных правых», поддерживающих Сару Пэйлин, поющих по воскресеньям гимны в церквях, а по понедельникам размахивающих кулаками. Но оказывается, что Джейсон Уиден был прав: все различие между «левыми» и «правыми» сводится к разным репродуктивным стратегиям. Достаточно странно, но мне хочется стать дзен-буддистом всякий раз, когда я вижу внедорожник с изображением рыбы Иисуса Христа[45], а рядом стикер со словами «Поможем нашей армии».

В этой главе и в главе 9 я говорил о том, что некоторые виды нашего поведения, которые, как кажется, свойственны только людям, вроде желания строить пирамиды или заботиться о бедных, связаны с нашими более низменными устремлениями и простыми эгоистическими наклонностями, являющимися общими для нас и для других животных. Я рассказал об исследованиях, которые свидетельствуют о том, что даже эти творческие и духовные мотивы, выводящие нас на вершину пирамиды Маслоу, неотделимы от биологии. Все это говорит о том, что и благородные, и низкие мотивы человеческого поведения тесно связаны друг с другом и что нам необходимо пересмотреть восприятие самих себя как совершенных существ, стоящих вне природы. Но не все так страшно. Потому что теперь я покажу обратную сторону этого уравнения и представлю вам некоторые доказательства того, что некоторые наши суждения, кажущиеся экономистам абсолютно неразумными, при более внимательном изучении оказываются глубоко разумными.

Прошло почти четыре десятилетия с той поры, когда я, будучи длинноволосым студентом университета, не хотел готовиться к выпускным экзаменам и отправился в книжный магазин. Научный руководитель моей дипломной работы Боб Чалдини в то время тоже был молодым парнем, совсем недавно окончившим университет. А всего лишь несколько месяцев назад я проводил заседание кафедры, на котором Чалдини выступал со своей «последней лекцией» по случаю ухода на пенсию. Хотя до сих пор мне хочется думать о себе как о молодом бунтовщике, но, проходя мимо зеркала, я вижу в нем почтенного мужчину, убеленного сединами (поэтому я стараюсь смотреть на себя в зеркале как можно реже, в основном, когда нужно подстричься). Некоторые из моих однокурсников, с которыми мы пялились на молоденьких студенток в майках с голой спиной, вышли на пенсию. Но только не я. Мой пенсионный счет настолько мал, что если бы мне пришлось уйти с работы, то нужно было бы перебираться в Эквадор или заняться попрошайничеством (читать лекции за кусок хлеба).

Хотя я делал мало отчислений на свой пенсионный счет, зато истратил свыше полумиллиона долларов на двоих сыновей. С точки зрения классической экономической теории подобный способ распоряжаться деньгами является абсолютно неразумным. Возьмем, к примеру, случай с моим старшим сыном Дэйвом. Я мог бы настоять, чтобы он поступил в Аризонский университет, где кроме бесплатного образования декан одного из престижных факультетов предложил ему еще бесплатное жилье и питание. Я же согласился раскошелиться не на один десяток тысяч долларов, чтобы он учился на факультете кинематографии Нью-Йоркского университета (неразумное решение с экономической точки зрения). Позднее я выделил ему еще несколько десятков тысяч долларов, чтобы он поступил в магистратуру, сделал первый взнос на покупку дома, а сейчас помогаю ему с расходами на его собственных двоих детей. (Он подобно другим свободным художникам, окончившим режиссерское отделение, еще не способен зарабатывать столько, чтобы купить дом рядом с особняком Стивена Спилберга.)

Кроме этого я потратил и часть своих более ограниченных нефинансовых ресурсов — под этим я подразумеваю время, проведенное с внуками. (Я понимаю, что выполнение их непрекращающихся просьб дорогого стоит, учитывая, что у меня самого дома оставался маленький сын). Кстати, мне сегодня придется отложить книгу, которую я пишу, потому что Дэйв собирается подкинуть мне внука. Естественно, время — деньги; я мог бы потратить больше времени, чтобы пополнять свой пенсионный счет или заняться чем-нибудь еще, чтобы заработать больше, если бы мне не приходилось столько времени уделять младшему сыну и внукам.

Как я отношусь к этим потраченным времени и деньгам? С чисто прагматической экономической точки зрения мне бы следовало ежемесячно выставлять счета своим сыновьям и ругаться с ними по телефону, если они задерживают их оплату. Младшему пять лет, но у него уже есть велосипед, и может, стоит подумать о том, чтобы он занялся доставкой газет!