Но, как и во всех прочих культурах, молодых мужчин-тиви привлекают молодые женщины, которые иногда попадают под их очарование (вполне логично предположить, что молодые мужчины кажутся им гораздо привлекательнее их престарелых мужей). Поэтому иногда случается, что молодой мужчина ухищряется вступить в связь с молодой женщиной. Но старейшины племени строго следят, чтобы нарушения их прав на способных к зачатию женщин не происходило, поэтому они сурово наказывают каждого Ромео, который пытается закрутить роман с какой-нибудь местной Джульеттой. Типичное наказание таково: молодого человека ставят в центре, а старый рогоносец бросает в него копье. Парень может попытаться увернуться, но старикашка продолжает метать в него копья, пока не попадет. И еще одно испытание для парня: если ему удается избежать копья обманутого мужа, то подключаются другие старейшины, которые пытаются спасти его достоинство, — и тогда на молодого человека сыплется град копий. Идеальный вариант, когда молодой человек позволяет рогоносцу поразить себя в ногу: тогда проливается немного крови и дело закрыто. Но иногда ему не удается отпрыгнуть в нужном направлении, тогда копье поражает его и он может погибнуть от раны. Даже ранение в ногу может быть очень серьезным, когда нет ни антисептиков, ни антибиотиков.

Эти суровые правила объясняют, почему молодые мужчины не женятся на молодых женщинах, но не объясняет, почему молодые мужчины женятся на престарелых вдовах. Ряд других черт общественного устройства племени тиви помогает отгадать и эту загадку. Чтобы держать под контролем всех молодых девушек племени, старейшины ввели правило, согласно которому все женщины (но не мужчины) должны состоять в браке. Поэтому, как я сказал, родившуюся девочку тут же обручают со стариком. Но есть и другая сторона: как только старец умирает, его вдова или вдовы должны снова вступить в брак. Старейшины племени, имеющие несколько молодых жен, не заинтересованы в том, чтобы взять еще одну жену, причем почтенного возраста. И кому же тогда она достается? В этот-то момент на авансцену и выходит молодой человек. Что он приобретает в результате брака с женщиной, старше его? Он устанавливает связи с ее родственниками и получает право определять, за кого выйдут замуж ее дочери, если они рано овдовеют (не забывайте, все девочки уже формально замужем за старичками, поэтому, когда такой старичок отойдет в мир иной, у него могут остаться молодые жены, способные к деторождению, и жены постарше). Итак, если молодой человек женится на вдове, он включается в игру — и приобретает более высокий статус в своем племени и право брать себе в жены молодых.

Итак, существующая в племени тиви система отношений между мужчинами и женщинами не противоречит эволюционной модели общества, а предлагает динамичную картину взаимодействия между эволюционным психологическим механизмом (тяготение мужчин к женщинам в период пика их фертильности) и местной общественной экосистемой (монопольное право старейшин племени брать в жены молодых женщин, а также закон об обязательном их замужестве).

Племя тиви — еще один пример того, что когда мы пытаемся понять и описать ту или иную культуру, подходить к этому вопросу, считая, что разум человека — это чистая доска, неправильно. Хотя культуры могут значительно отличаться друг от друга, эти различия не бесконечны и не случайны и, как правило, не нарушают общих принципов, применимых ко всем видам животного мира. Сегодня большинство ученых сходятся во мнении, что мозг нельзя назвать абсолютно чистой доской, хотя есть и те, кто ставит это под сомнение. Несмотря на единодушие ученых, сравнение, предложенное Джоном Локком, уже несовременно, оно сохранило свою привлекательность только благодаря простому и запоминающемуся образу. Нам следует найти ему замену и подобрать другое — понятное и ясное[25].

Интересную альтернативу предложили Джон Туби и Леда Космидес: они сравнили наш мозг с музыкальным автоматом. В сравнении с чистой доской музыкальный автомат будет выглядеть интереснее, потому что в нем есть интерактивность. Извлекаемые из него мелодии — это не только то, что у него внутри, но и то, что привносится в него извне (при нажатии кнопки F6 мелодия не польется, если внутрь не вставили пластинку, соответствующую этой кнопке). Правда, у музыкального автомата есть одно ограничение: многие культурные нормы нельзя представить в виде простого автоматического следствия нажатия конкретного набора заранее определенных кнопок. Здесь есть некоторая гибкость и вероятность неожиданного сочетания различных норм, как мы это видели в случае с племенем тиви.

Я со своей стороны предложил заменить термин «чистая доска» и сравнил мозг с книжкой-раскраской. С помощью такой книжки, как и с помощью музыкального автомата, мы также создаем образ внутренней структуры (заранее нанесенные линии, из которых получится то жираф, то зебра, то космический корабль), взаимодействующей с тем, что к ней добавляется извне (юный художник, умеющий рисовать мелками). Сравнение с книжкой-раскраской имеет и несколько других преимуществ. Во-первых, книжка-раскраска дает больше свободы для получения гибких и заранее непредвиденных результатов — один ребенок может изобразить своего жирафа фиолетовым и зеленым, а не желтым или коричневым. В то же время, как ни парадоксально, в книжке-раскраске наряду с гибкостью соседствуют встроенные ограничения. Уже нанесенные контуры фигур более настоятельно, чем кнопки музыкального автомата, требуют конкретной реакции извне (большинство детей последуют подсказке и, чтобы раскрасить жирафа, возьмут коричневый, желтый или желто-коричневый карандаш, а не фиолетовый, синий и зеленый). Таким образом, хотя рисунки в книжке-раскраске, с одной стороны, можно раскрасить в бесконечное число цветов, эта книжку нельзя назвать полностью «пассивной», поскольку контуры фигур задают конкретную палитру для конкретного изображения.

Сравнение с книжкой-раскраской не означает, что человеческий мозг устроен именно так, но оно четко показывает его отличие от чистого листа, концептуально расширяя этот старый и мощный образ, чтобы помочь нам лучше представить себе, как взаимодействуют мозг и культура. Книжка-раскраска включает в себя и это старое сравнение, но одновременно такой образ побуждает нас думать, что у разума наряду с определенными встроенными шаблонами есть свободное пространство, которое можно заполнить новым материалом.

Еще одно преимущество сравнения с книжкой-раскраской в том, что в отличие от чистого листа в ней не одна страница, а много. Подобно тому, как на разных страницах книжки-раскраски предлагаются различные заранее нанесенные линии (на одной странице тигры, на другой — зебры, на третьей — жирафы), есть, вероятно, различные ограничения в нашем сознании, которые проявляются с возникновением различных эволюционных проблем и перспектив: как ужиться и вести себя с окружающими, что делать с подлецами, как добиться успеха и благосклонности девушки (или парня). В следующей главе мы поговорим еще об одной картине мозга, возникшей в результате совместных усилий современной эволюционной психологии и нейробиологии. Хотя считается логичным рассматривать наше сознание как нечто единое, теперь бытует и такое мнение: в нашей голове «уживается» множество разных людей, наших альтер-эго, с очень разными, а иногда и несовместимыми представлениями о том, что делать дальше.

Летом 1992 года я путешествовал по Европе со своим замечательным сыном Дэйвом, близким другом Ричем Кифом, его неунывающим сыном Ричи и моей второй женой, жизнерадостной Мелани. Перед поездкой я придумывал сценарий фильма о нашей поездке. Получалось что-то в духе «Звуков музыки» и «Парадизо»: красота! Вот мы с друзьями пьем бельгийское пиво на рыночной площади Левена, едим французские багеты в Париже на берегу Сены, катаемся на велосипедах у подножья снежных швейцарских Альп, дегустируем шипучее вино и свежую пасту на чудесной итальянской площади в Падуе. Казалось, более увлекательного приключения и представить невозможно. Но когда через неделю мы приехали в Париж, действительность оказалась чем-то средним между «Европейскими каникулами» и «Повелителем мух». Наши подростки объединились против взрослых и донимали нас жалобами и ныли, что мы запрещаем им покупать гамбургеры в «Макдоналдсе» и заставляем есть эту французскую дрянь с приправами. А порции какие маленькие! Если они не ныли и не жаловались, то просто спали до полудня каждый день, так что моя жена стала ходить по музеям в одиночку (и часто в раздражении). Когда мы приехали в Париж, номера, забронированные Ричем, оказались заняты. Гостиницы были переполнены, поэтому нам пришлось стоять в очень длинной очереди на многолюдном душном железнодорожном вокзале, отчаянно пытаясь найти хоть какое-нибудь другое жилье, объясняясь по телефону на ломаном французском (а в ответах улавливали только одно знакомое слово «non»), кроме этого, надо было следить за багажом и беречь кошельки от местных воров (кое-кого из них арестовали прямо на наших глазах). Наконец мы втиснулись в непроветриваемые комнаты с низкими потолками в захудалом отеле. За комнаты мы явно переплатили, а сварливый служащий у стойки вел себя так, будто вручить нам ключи от номеров для него было непосильным трудом.