— Теперь подготовка кофе. Сушка, обжарка, помол. Думаю, что ваши невестки отлично с этим справятся. Тем более что процесс сушки особо времени не требует. Рассыпали в тени, поворошили два раза в день и убрали от росы. Обжарку тоже можно делать утром. На двух сковородах. Одна светлая степень обжарки, другая тёмная. И вкус разниться у напитка будет, и смешивать можно, чтобы получать новые варианты. Пока посетителей будет немного, готовьте и обслуживайте по очереди. Завтра покажу, как. Так у вас время на детей останется.
Дамочки переглянулись и закивали. А я обратила внимание, что тётушка Мурун всё время что-то записывает в толстом гроссбухе.
— В любом бизнесе необходим учёт и планирование, — продолжила я. — Лучше, чем Мурун, в вашей семье никто не справится. У неё светлая голова. Заносит иногда, но с опытом пройдёт. Считает хорошо, умеет контролировать. Вот и управляющая вашего заведения.
Все посмотрели на тётушку, и было видно, что никогда они не замечали того, что я сейчас озвучила.
— Правда ведь! — воскликнул Ывносар, обращаясь к свояченице. — Ты всегда знала количество запасов и подсказывала, когда что купить или продать.
Мурун с показной скромностью потупила глаза, но одновременно выпрямила спину и горделиво развернула плечи, типа: «Знай наших!»
— Делу и Шелю пока не дёргайте. Они за матерью ухаживают. Но через пару-тройку декад Турна не будет нуждаться в постоянном уходе, и они смогут вам помогать. Думаю, что и посетителей к той поре прибавится. Свободные руки пригодятся, — я задумалась на секунду, всё ли сказала. — Вот что ещё. Хорошо бы единый стиль придумать. Одинаковые фартуки для всех. И везде логотип. Ну, какой-то знак семейный. На чашках, на фартуках, на подносах, на салфетках, на подушках и циновках. Это смотрится стильно и также будет привлекать клиентов.
Мурун записывала за мной каждое слово, согласно кивая. Невестки о чём-то шептались. Сыновья, мечтавшие стать рантье, но возвращающиеся к сохе, были хмуры. Ывносар глубоко задумался, время от времени почёсывая затылок. Наконец не выдержал и сказал:
— Хорошо это всё. Подушки, салфетки, фартуки. Но где на это денег взять? Мурун сдуру заказала пятнадцать чашек гончару. Завтра забирать надо, а платить нечем. Любое дело начинается с денег, а у нас их нет.
Говорил мужчина с горечью. Трудно признавать свою несостоятельность, когда в перспективе маячит интересное и прибыльное дело.
— Денег я дам. Мурун, посчитай, сколько нужно. Но не просто так и не в долг. Буду соучредителем кофейни. Скажем… — я задумалась. Деньги мне особо не нужны были, хотя лишними никогда не бывают, но и даром отдавать такую идею не собиралась. — Скажем, за десять процентов с прибыли. О чём договор подпишем завтра утром.
— Десять?! — подхватились сыновья хозяина. — А почему не половину?
— Всё по той же причине, что и раньше, — спокойно ответила я. — Нас семь человек: отец ваш, тётушка, вас двое, сестрицы ваши и я. Это семьдесят процентов. Оставшиеся тридцать вкладываем в развитие. Так понятно?
— Несправедливо! — возмутился старший. — Мы с женой в два раза больше вкалывать будем. Ты и вовсе делать ничего не будешь, а получишь, как все. Несправедливо!
— Знаешь, что я скажу тебе, дружочек, — начала я тихим задушевным голосом. — Жизнь вообще штука несправедливая. Если тебя что-то не устраивает, можешь отказаться от участия в деле. Думаю, что и без вас справимся. Заодно наш процент от прибыли увеличится. Только съехать вам придётся. Потому что ты своей унылой рожей нам всех посетителей распугаешь.
— Куда съехать? — растерялся парень.
— Да почём я знаю, — пожала плечами и жёстко добавила: — Если ты ещё не понял, то я здесь главная. Захотела бы, и пятьдесят процентов запросила. Да, земля и усадьба ваша. Но если бы не мои знания, идея и деньги, то максимум через пол-оборота переселились бы вы в глиняные пещеры помирать с голоду. Думай, хотя бы иногда. Голова у тебя не только чтобы в неё есть.
Семья сидела, словно пыльным мешком из-за угла прибитая. Никак не ожидали они от «доброй госпожи» такого разворота.
— Ты правильно говоришь, — первой осознала действительность Мурун. — Замысел и деньги дороже всего стоят. Я подпишу договор.
— Я тоже, — кивнул Ывносар. — За себя и дочерей.
— Подпишу, — эхом повторил младший сын фермера. Секунду помялся и добавил. — С условием, что если всё пойдёт хорошо, то я открою свою кофейню в Столице.
Все посмотрели на меня, ожидая реакции.
— Отлично. Я думала об этом. Хорошо, что ты сам пришёл к такому решению.
Теперь все головы повернулись к старшему наследнику разорённого хозяйства. Но тот, насупившись, отвернулся, всем своим видом демонстрируя протест. Вдруг его жена, маленькая, тихая женщина, встала и заявила:
— Отец, тётушка Мурун и ты, добрая госпожа. Если мой муж не хочет работать и кормить свою семью, я ухожу от него. Возьмёте ли вы меня в своё дело? Я не умею работать с землёй. Но умею плести циновки. Сегодня я сплела семь штук. Могла бы и больше, но руки, отвыкшие от такой работы, подвели меня, — и она повернула к нам свои ладошки, опухшие от порезов об острые края листьев камыша. — Как только руки заживут, я продолжу обустраивать кофейню, жарить и молоть кофе, взбивать молоко для ка-пу-чи-но.
Последнее непривычное слово она произнесла по слогам дрожащим от волнения голосом. Закончив речь, села, не глядя на мужа, в ожидании нашего решения.
Я молчала. Не хватало ещё в чужие семейные разборки вмешиваться. Очень хотелось встать и уйти — посмотреть на лапки Филиппа, навестить Аера, прочитать письмо Инка. Но положение, чёрт бы его брал, обязывало, и я сидела на своём чурбачке, поставленном на попа.
Выручил меня Синос, который уже несколько раз выступал из темноты, но, чувствуя накал страстей беседы под навесом, снова исчезал из круга света. Когда после неожиданного заявления наступила тягостная тишина, возчик воспользовался ею:
— Добрая госпожа, — позвал он меня, — поговорить бы.
Я с готовностью встала и пошла вслед за мужчиной к калитке.
— Слушаю. Что случилось?
— Так это… узнал я о повозках-то. Есть четыре вполне рабочие. Недавно один из наших диких помер. Вот и осталось наследство. Недорого отдадут. Можно монет за четыреста сторговаться за все. Это хорошая цена, госпожа. Правда, в ремонт ещё вложить монет сорок или пятьдесят придётся. Где-то обивку сидений подновить, где-то спицы поменять, на одной упряжь ветхая, — доложил, нетерпеливо оглядываясь на соседний двор, и поторопил с ответом. — Так что скажешь?
— Сам скажи. Я хотела тебе предложить выкупить эти повозки и организовать ватагу. Только не в Столице, а здесь. В пещерах глиняных полно вынужденных безработных обитает. Думаю, что ты мог бы там подобрать себе учеников. Обкатай их по Деревеньке и пусть бегают в Столицу. Клиенты уже и сейчас есть, а кофейня откроется — ещё больше будет.
— А деньги? Где я такие деньжищи возьму, чтобы выкупить и отремонтировать повозки? — потянулся к затылку возница. Увидел, что я смотрю на него с лёгкой усмешкой, и добавил: — Ну да. Есть у меня монет двести на чёрный день…
— Остальные добавлю, но с условием, что прибыль делим пополам. Если согласен, то завтра утром договор подпишем. А сейчас я пойду отдыхать. День трудный был.
Из закутка доносилось равномерное сопение, и я, чтобы не будить моих подопечных ярким светом, создала совсем маленький светлец — лишь бы лист увидеть, чтобы читать можно было. С трудом разорвала толстую нитку, запечатывающую послание, нетерпеливо развернула свиток. Пробежала глазами по строчкам и, не сдержав эмоций, рыкнула.
Я не понимала ни единого слова из написанного Инком! Как так может быть? Подписывая клятву о неразглашении, прочитала и смысл поняла. А сейчас просто бессмысленные каракули на листе. Что случилось с моими магическими навыками понимания написанного чужим языком?
— Что случилось? — из сумрака шёпотом спросил Аер, которого разбудила моя возня. — О, у тебя свиток! От Инка, да? Что пишет?