— Будь по-твоему! — согласился Степан.

И пошли братья-богатыри по свету искать чудесных мастеров, что семиверстные сапоги шьют.

Исходили все города и села, а не нашли таких мастеров, и, где их сыскать, никто не сказывает. Спасибо, старик один надоумил:

— Не ходите зря и не ищите. Нет на всем свете таких мастеров. Заказ ваш только вольными руками сработать можно, а у мастеров наших руки не свои, товар чужой, и шьют не на себя, а на купца.

Задумались братья-богатыри, припечалились. А старик их научает:

— Не достать вам семиверстные сапоги, пока мастерам воли не дадите. А волю у Сысоя отнимать надо. Идите на Сысоя воевать! Только вместе держитесь, а то поодиночке перебьет он вас, потому как дружину иноземную завел себе для охраны.

Пошли братья-богатыри опять к мужикам да мастеровым помощи просить. Мужики им коней добрых дали да хлеба в дорогу, а мастеровые оружие сделали.

Снарядились братья, поехали Сысоя искать.

Долго ли, коротко ли ехали, услышали впереди конский скок и богатырский посвист.

Едет навстречу им Сысой Брюхан. Бородищей по самые глаза оброс, плечи — саженные, кулачищи — пудовые. Сбруя на коне звенит золотом, на одежде каменья дорогие поигрывают. Спешат за ним дружинники заморские, за деньги купленные.

Как увидел Сысой Еремея, вынимает меч.

— Вот где ты, сермяжник, от службы моей хоронишься!

А увидел Степана с ним рядом, дрогнул и лицом потемнел.

И началась тут на поле сеча страшенная. На десять верст слыхать было, как железо о железо звенит да кони топочут, да люди криком кричат. Не спал никто три дня и три ночи, конца той сечи ожидая.

На четвертый день закружилось в небе воронье, добычу мертвую чуя. Ждут люди в страхе, кто живым с поля выедет.

Под вечер едут оттуда двое. Кони под ними спотыкаются, ровно пьяные. У тех двоих шапки да рубахи железные измяты, изрублены, на черных лицах кровь запеклась.

Как признал народ своих богатырей — Еремея со Степаном, — закричал в радости великой, навстречу им кинулся.

А те говорят:

— Ступай скорее Сысоя хоронить, от него по всей земле вонь пошла…

И стали с тех пор мужики с мастеровыми сами хозяйствовать.

Тогда-то и сработали они богатырям своим семиверстные сапоги.

Обулись те в чудесные сапоги и начали землю свою родную обихаживать да обстраивать, украшать да ухорашивать.

И все у них споро идет: знамо дело, не на купца-богатея — на себя, на народ честной трудятся. Работать работают, а только мечей с себя не снимают, чтобы злой ворог врасплох не застал.

И засияла земля белым светом, пошли по полям железные кони, полетели над ней серебряные птицы, застроилась она новыми городами да селами, народила всем хлебушка, зацвела садами…

Стали люди жить-поживать, да добра наживать, молодые — умнеть, старые — молодеть…»

Поднялась тут бабка с места и рукой за околицу показывает:

— Вон, вон они, Еремушка со Степаном-то бегут, поглядите-ка!

И так заворожила бабка ребят своей сказкой, что вскочили они все на ноги поглядеть на богатырей в семиверстных сапогах.

А за околицей, по широкой равнине, затененной облаками, наискось бежал светлым клином луч: лугом пробежал — зацвела трава за ним, перекинулся через речку — мостик золотой проложил, лесом прошел — деревья одел светлой зеленью.

И почудилось всем, что не солнце пробилось сквозь тучи, а пробежали мимо богатыри-труженики в семиверстных сапогах, поспешая на свою работу.

Пролегла за ними светлая дорога, от которой в обе стороны испуганно убегали лохматые тени. Давно уж сияла вся равнина ярким солнечным светом, а ребята все еще стояли на крылечке, глядя в синюю даль.

1944—1963