— Что, тоже попался на лживые улыбки и восхищения своей геройской наружностью? — Горько рассмеялся, глядя мне в глаза, один из пленников, представитель расы озбрассо, сидящий напротив. — Привыкай. Мы все здесь такие. Теперь будешь наслаждаться издевательствами Стуся, чтоб его разорвало. Но даже не надейся открутить ему голову. Он не подходит близко к клеткам. Мой совет, сядь и просто молчи, что бы не происходило.

— Звать то тебя как? Сенсей. — Я попытался изобразить улыбку, но думаю у меня получилось неубедительно.

— Копшер я. Бывший Фаст прибрежного племени Смеяшев, ныне экспонат зверинца Стуся, а ты кто?

— Рад знакомству. Я Фаст Грост Кардир, и пока не считаю себя бывшим, надеюсь и дальше остаться таким же.

— Как же как же, слышал. У нас многие боготворят тебя за мудрость и отвагу. Позволь выразить и мне свое восхищение. Ну, а пока давай помолчим. Стусь сюда идет. Помни, о чем я тебя предупреждал. Молчи, что бы не происходило. Терпи, не дай ему возможность наслаждаться твоей безнадежностью, а уж тем более отчаянием.

Уродская, подленькая натура труса, всегда особо сильно вываливается наружу вот именно в таких ситуациях. Издеваться над тем, кто не может тебе ответить в силу сложившихся обстоятельств, или банальной слабости перед изгаляющемся, от своей неуязвимости, уродом, что может быть мерзостнее? Никогда такого не понимал и презирал подобных индивидуумов. Их не должно существовать на белом свете.

Вот сейчас пере до мной прыгает подобная улыбающаяся тварь. Выдержать издевательства, как советовал Копшер, очень сложно. Сижу, пережевывая желваками скул безысходность положения, и успокаиваю себя планами будущей мести. Я найду способ выбраться из этой гребаной клетки и порвать эту мразь. Голыми руками удавлю скотину.

Стусь пришел довольный, с расплывшейся наглой улыбкой на губах, и маслянистым взглядом от предвкушения забавы. Остановился около корыта с водой и рассмеялся.

— Вижу, не все еще проснулись. — Кивнул он в сторону клетки со спящей Ларинией. — Хорошее у меня получилось вино, убойное. Сам, лично травки снотворные подбирал. Цените заботу. — Он ехидно скривил губы, и изобразил поклон. — Сейчас я еще лично вас умою, и проведу оздоравливающую зарядку. О не стоит меня благодарить. Все что я делаю, все от чистого сердца, искренне. Вам должно понравиться. — Что с него возьмешь. Урод, он и есть урод.

Зачерпнув грязной вонючей воды из корыта, он плеснул ей на спящую девушку, и закатился хохотом, наблюдая, как та вскочила в панике, не понимая, что происходит.

— С добрым утром, красавица. Извини, что пришлось побеспокоить. Но ты могла пропустить зарядку.

— Ты что творишь! Гад! — Взорвалась гневом моя жена. — Что тут происходит. Кардир, в чем дело?

— Сядь, Лариния, — Рявкнул я на нее. — Не поддавайся на его провокации, не доставляй этому уроду удовольствие.

Она сверкнула в мою сторону непонимающим взглядом, но послушалась и села на землю, зажав колени между рук, и опустив голову. Умница. Терпи моя девочка. Копи ненависть.

— Вот даже как. — Мгновенно стал серьезным извращенец, и вдруг затрясся, и забегал вокруг корыта в истерике, заверещал срывающимся голосом. — Я заставлю вас упасть передо мной на колени, вы принесете мне клятву жизнью или сдохните все. Я великий Фаст, и я стану еще более великим Гростом. Я так хочу, и я сделаю это, помимо вашей воли.

— Так вот чего хочет этот трусливый заликс. — Я не смог сдержать смеха, осознав смысл происходящего. — Я-то думал, что он просто маньяк — извращенец, а он извращенец идейный. Ты и правда, трусливый ушлепок, думаешь, что сможешь сломать Гроста Кардира, и поставить его на колени? Ты склизкая амеба…

Я не успел договорить. Стусь схватил с земли длинный кол, которого я, кстати, не видел до этого, так как эту корявую палку закрывало собой корыто, и кинулся на меня в атаку. Боже, как я обрадовался этому. Давай, давай, смелее, поближе подойди, Дай мне только дотянуться, и я сверну твою поросячью шею. Голыми руками, с огромным удовольствием, отверну этот поганый шарик головы с трусливого, вонючего тела. Нет, не хочет сволочь. Не подходит близко, боится. Издалека тыкает в меня палкой, дразнит словно собаку. Ну сука, подожди.

Я скрестил руки на груди застыл с гордо поднятой головой, предварительно плюнув в его сторону, и окатив полным призрения взглядом. Это еще больше раззадорило бесноватого придурка. Кол воткнулся мне в грудь, оцарапав кожу, и сбив дыхание. Дальше, все произошло на автомате.

Я быстро перехватил палку двумя руками и резко дернул на себя, а затем мгновенно толкнул назад. Эффект превзошел все ожидания. Не ожидавший ничего подобного, местный Фаст, не успел среагировать на такую подлость с моей стороны. Вцепившись в кол, он в точности повторил его движения.

Сначала дернулся, подпрыгнув в воздухе и засеменив ногами, устремился по инерции, вперед, по направлению ко мне, а затем, резко схлопотав в брюхо обратным концом, шлепнулся в полете на задницу, и проскользив, уже в обратном направлении, на сем мягком месте, по песку, жестко приложился о корыто спиной. Но на этом еще ничего не закончилось, так как отбросив палку в сторону, он попытался опереться на край емкости, но не рассчитал, и перевернул ее себе на голову.

Хохот со стороны всех клеток с пленниками сотряс воздух. Мне аплодировали все, казалось, что даже железные прутья рукоплескали. Думал такое выражение эмоций присуще только на земле, а оказывается и тут существует подобное проявление высказывания удовлетворения, от созерцания хорошо выполненной работы. Не разу не замечал в этом мире ничего подобного, но что не говори, а приятно, черт возьми.

Бедолага Стусь, мокрый с ног до головы, молча встал, окатил меня ненавидящим взглядом и также молча быстро ушел. Театр прервался на антракт. Главный герой — злодей, покинул сену для сушки штанов.

— Ну порадовал ты меня, старика, Грост. Сколько буду жить, столько буду помнить. — Сквозь смех заговорил один из пленников, седобородый лысый дед, вытирая слезы с морщинистого лица. — Ох порадовал. Ни разу этого урода еще так не унижали. Даже если нас всех после этого тут перебьют, то я умру с улыбкой, вспоминая из-за чего принял смерть. Спасибо тебе. Ты покорил мне сердце.

— Замучаются пыль глотать, убивать нас тут. — Я говорил, а сам уже исследовал навесной замок, закрывающий клетку. Ничего особенного. Я же всё-таки слесарь, соображаю чуть-чуть в подобных механизмах. Был бы кусок проволоки, вскрыл бы без проблем. Но чего нет, того нет.

— Что задумался? — В моей голове прозвучал голос Штросса.

— Как открыть это чудо местной инженерной мысли. — Я посмотрел на сидящего на плече друга, и гениальная мысль полыхнула у меня в мозгах.

— У тебя рука в личину пролезет?

— А что это такое?

— Вот видишь эту висящую хрень, по недоразумению называющуюся замком. — Я указал рукой, куда ему надо смотреть. — С обратной стороны есть дырка, в которую вставляется ключ. Это и есть личина. В той дырке, можно при желании, нащупать язычок, и если на него надавить, то мы освободимся. Понял? Сможешь?

— Не знаю, надо попробовать. Просунь меня между прутьев и подержи, я посмотрю.

Он долго молчал, только шевеление его маленького тельца на моей ладони выдавало какое-то движение, происходившее там. Что именно там делалось я не знаю, не видел, массивный замок закрывал обзор. Потом он выглянул из-под душки, и забавно заморгал глазами, на измазанной черной краской рожице, что-то вроде дегтя видимо использовалось в механизме, для смазки, в чем он и испачкался.

— А где она должна быть? Сверху или снизу? Там много всяких выступов, я не пойму на какой из них давить.

— Он единственный из всех должен хоть как-то качаться. Найдешь такой, на него и дави.

— Есть там один такой. Куда его жать? Вправо или в лево?

— Да блин, куда сможешь его сдвинуть, туда и дави, что есть сил.

Он кивнул головой и вновь исчез из поля зрения. Спустя время у меня в голове зазвучал его брюзжащий голос.