— Какое утро? — Засмеялся я, ночь на дворе.

— Самое что не наесть настоящее. Фаст проснулся — Утро наступило. — И ржет шутник, блин. И чего он всегда такой довольный?

— Давно я так валяюсь?

— Вторые сутки идут.

Я попытался встать, но меня придавили к импровизированной постели.

— Лежи отдыхай.

— Памперс сам мне потом поменяешь?

— Что?

— Чурка ты зеленая, в кустики мне сбегать надо, до конфуза недалеко.

— Ааа…. — Рассмеялся он. — Это конечно необходимо.

Я сидел у костра и наминал куски непрожаренного до конца мяса с кровью, вытирал текущий по подбородку розовый сок и хлебал с наслаждением кисленький компот (Ну нет у них ни чая ни кофе), а сидящий напротив друг делился последними немногочисленными новостями, протягивая мне все новые и новые куски.

— Ты кушай, кушай, мы тебя и в круглом виде дотащим, не сомневайся, нам еще легче, кати себе, красота. — Надсмехается гад над моим зверским аппетитом, прерывая иногда такими вот замечаниями свой рассказ. — Так вот. Мы вперед ушли, тебя в поселок доставить надо, а там, с бляхсами, двое наших остались. Ты конечно не предупреждал, что так поступить надо, но я подумал, что так правильно будет. Тащат их наши по тихонечку за нами по следу. Нельзя думаю оставлять черных уродцев без присмотра, как бы не потерялись в лесу. Где их искать потом? Мы им такую встречу великолепную приготовили. Все как ты придумал. Даже лучше.

— Вот это лучше меня что-то напрягло. Что вы там задумали?

— Увидишь…. — Вот ведь зараза загадочная. Теперь не уснуть будет.

— Далеко нам еще?

— Нет, к утру будем

Меня так и тащили до конца на волокушах, не давая встать. Даже мои уверения, в том, что уже отдохнул и готов сам идти не помогали. Как только мы показались в зоне видимости поселка, перевалив за последний скрывающий нас пригорок, ворота распахнулись, выпустив орущую толпу. Пространство загудело встревоженным ульем, и топотом множества приближающихся ног.

— Что с Фастом?! — Громыхал взволнованный голос Строга.

— Если не сбереги, удавлю!!! — Это уже Гоня радостно встречает. Чувствуется что домой вернулся.

— Дайте встану. Не пристало фасту как калеке домой возвращаться. — Во блин, во мне уже господские повадки пробудились, и откуда что берется?

Прыжком принял вертикальное положение, прямо со спины на ноги, красиво получилось, самому понравилось, топор в руке в верх вскинул, фастиров своих приветствуя. Выпендрился блин. Аполлон хренов. Ну почему так? Нет эффект вышел потрясающий. Толпа взревела гудком парохода. Даже волосы на голове зашевелились. Только вот чуть в стороне стояла Лариния. Блин. А я опять голый.

Поначалу растерялся. Но я уже калач то тертый. Быстро сообразил, что делать нужно. Шкуру на которой ехал, с волокуш подхватил, и на плечи накинул. Завернулся. Чем не плащ? Толпа вообще взревела. На руки меня подхватили и в поселок поволокли.

Фат — Смерть Врага вернулся!! — Скандируют. Слава Кардиру. — Это чего, это? Это зачем? Мне что, новый титул нарисовали? Когда успели? «Смерть Врага», звучит конечно громко, но как-то стесняюсь я такого отношения к своей персоне. Да и не заслужил вроде. Блин, еще Лариния на колено опустилась. Думал она смеяться начнет, а она вон серьезная какая. Кругом гомон, крики, народ меня обветривает, на колени падает, лбами стучится. Да что тут такое происходит вообще?

Только уже дома мне объяснили в чем дело. Оказывается, оставленные мной дозорные вернулись, и в красках, привирая после каждого слова, расписали мой эпический выстрел, положивший конец жизни одной из блох. Из их правдивого рассказа, следовало, что я в одиночку, вышел с одним только ружьем, против ненавистной толпы захватчиков, никогда не знал, что толпа может исчисляться пятью особями, и сражался с ними на равных и даже одного убил. В общем я сделал то, что не смогло сделать целое племя. Ну и как мне теперь в глаза, после этого, смотреть своим фастирам. Поймаю этих охламонов, высеку.

Но делать нечего, толпа перед домом беснуется, своего Фаста видеть желает, надо свой стыд засунуть куда ни будь подальше и предстать пред их ясные очи. Оделся я и уже вроде как выходить собрался, но меня Гоня остановил.

— Погоди. Накинь на плечи. — И шкуру сакура протягивает, но не ту на которой я ехал, а другую, новую и выделанную, лоснящуюся всю, черными пятнами на сгибах играющую. Где только такую здоровенную откопал.

— Зачем? Вроде не холодно, в меха кутаться.

— Как зачем. Ты же сам себе символ властный выбрал?

— Чего я выбрал?

— Символ власти говорю. Ты, когда его на плечи накинул, да топором на солнце указал, мы сразу все поняли, и поддержали. Очень красиво смотрится. Нам нравится. — Да. Слов нет. Выбрал себе блин царский наряд. Пришлось надевать. И выходить в нем к толпе.

Ждут. Речь Фастира выслушать желают. А мне какого. Как думаешь, когда я последний раз перед толпой выступал? Правильно, никогда. Лучше еще раз блох по лесу погонять, чем такое пережить. Мандраж на меня жуткий напал. Но что делать. Вышел. Глазами хлопаю, рот раскрыл, а сказать не могу ничего. А потом Ларинию увидел, она чуть в сторонке стоит, и внимательно на меня смотрит, ждет. Как током шибануло, сразу очнулся и меня понесло:

— Фастиры мои. Рад снова видеть вас. Много мы пережили хорошего и плохого вместе. И вот новая напасть пришла на наши земли. Так соединим наши усилия. Не пощадим живота своего. Встанем плечом к плечу, и разгромим врага. — Пургу нес жуткую. Штампами из своего мира сыпал не останавливаясь. Но впечатление произвел. Вон даже Лариния рот открыла и прослезилась. Да, вот что с нами агитпроп делает. — Враг на подходе. Встретим супостата. Все по местам.

С девушкой поговорить так и не удалось. У нее тоже свое место в обороне оказалось и, ушла на войну любовь моя, а меня поволокли показывать, что успели сделать в отсутствии Фаста.

Появились они ближе к обеду. Сначала четыре черные точки вывалились из-за холма, и медленно приближаясь, постепенно, превратились в здоровенных бляхсов. Вот вроде всего четыре, против толпы, а попробуй справится. Неуязвимы. Танки, а не живые существа.

Мы молча встречали их недалеко от ворот. Смысла прятаться за частоколом нет. Всеравно перепрыгнут. Часть наших воинов, разбившись на четверки встала позади шеренги стоящих с ружьями на изготовку. Я немного сзади и справа с колом в руках, волновался как первоклассник идущий первый раз в школу. Тренировки проходили без меня, и потому не знал, на сколько хорошо все получится.

— Огонь! — Командую. — Когда цели приближаются на расстояние выстрела. Никакой даже надежды не испытываю, что поразим врага. Задача лишь сбить его с толку, заставить волноваться, начать действовать раньше, и потому быстрее устать. — Заряжай.

Бляхсы прыгнули, и огромными скачками быстро начали сокращать расстояние. Жуткое скажу тебе зрелище. Посмотри под микроскопом на блоху, тогда возможно меня поймешь. Еще один выстрел мы успели сделать.

— Огонь! — Снова грохот и облако дыма. Есть два попадания. Две цели в полете разворачивает, и они падают, но тут же вскакивают, треща хитином, и мотая головами вновь бросаются в бой. Упертые, ничего не скажешь.

— Шеренга! Колья и топоры готовь! Четверкам приготовится. — Командую я. Ружья летят прямо на землю. Толку от них сейчас никакого, только будут мешать, нам нужна свобода перемещения, огнестрел почистим потом, если выживем. Бойцы выхватывают новое оружие, и обежав вышедшие вперед четверки, замирают в готовности сзади.

Не сбитые выстрелами бляхсы делают последний решительный прыжок, и приближаются со скоростью брошенного камня, свистя противными голосами. Вот они уже практически врезаются в застывшие в ожидании четверки.

— Лови! — Ору я в азарте. Четверки, на которые нацелились враги мгновенно срываются с места в разные стороны, и растягивают сети. Не успевающие среагировать на это бляхсы влетают и них и запутываются, пытаются махнуть своими дубинами, но на них летит еще одна сеть. Все два врага спеленали. Им беззащитным уже вбивают колья между крыльев, интенсивно работая обухами топоров.