Перед ним на коленях стоял Свелира, а сзади хранителя света, два мордоворота с плетьми, и со злорадными улыбками обрабатывали тому спину, прерываясь только когда Фаршир задавал вопрос:

— Значит ты встретил их в пятом перекрестке, и как они туда попали не знаешь? Или не хочешь говорить?

— Пших. — Пропела плеть оставив очередной рубец.

— Нет, Великий. Я не знаю. — Проплакал страдалец.

— Зачем они пришли ты тоже не знаешь?

— Пших. Пших. — Подтвердила вопрос плетка новыми кровавыми следами на спине.

— Они ничего не говорили! — Свелира уже не говорил, он выл.

— Так, так. — Значит пора пообщаться с нашим гостем.

Два мордоворота отложили плети и принялись разматывать на мне веревки. Один из них, сорвал липкую хрень с моих губ, вместе с застрявшими в ней волосинками усов и бороды. Первый в жизни раз я попробовал эпиляцию, и мне такой опыт совсем не понравился. Ну да ничего. Сейчас мне руки развяжут, я стоматологом поработаю, первым в этом мире специалистом по удалению зубов без заморозки.

Не дали, суки, моим мечтам исполнится. Вокруг тела путы размотали, а на руках нет. Пинком по ногам, на колени поставили, и плети в руки взяли. Размяли меня перед разговором основательно, душевно поработали, с огоньком. Дай бог, выживу, оплачу им труды с лихвой, я такие вещи хорошо запоминаю. Но, что удивительно, я выть и пощады просить не стал, выдержал до конца экзекуцию, даже сам себя уважать начал.

— Как вы сюда попали? — Нарисовался передо мной Фаршир. Рожу то какую серьезную состроил. Ну что же, давай поговорим. Я кувыркнулся с колен, и сел на землю.

— Так, красавцы твои сюда меня привели, сам же видел. — Я улыбнулся ему самой милой улыбкой какую только смог изобразить на лице. — Странный вопрос. Хотя для тебя он конечно же сложен.

— Это почему? — Вот я его озадачил, взгляд-то какой растерянный стал. Видимо тут с ним никто еще так не разговаривал. Растерялся парень. Ну что же удовлетворим любопытство:

— Потому что дурак ты, ваше тупое величество.

Всё-таки ума нахватает у меня, а не у него. Что за вожжа под хвост попала. Вот к чему надо было себя так вести. Обиделся сатрап недоделанный, побледнел, хотя при его то белоснежной коже уже вроде некуда, а поди же ты, смог меня удивить. Бошка затряслась, слюной забрызгала:

— Бей его!!! — Оплевал меня всего, сопливый черт.

То, как меня до этого плетью лупили, было нежное поглаживание моей несчастной шкурки. То, что такое настоящая боль я узнал только сейчас. Но терпел, зубы крошил, но терпел, не позволял себе выть. Я терял сознание, меня поливали водичкой и били, потом снова поливали, и снова били, я уже даже не чувствовать боль перестал, тело одеревенело. Сколько так продолжалось не знаю, но закончилось все окончательным погружением меня в состояние глубокого наркоза.

Первое, что я увидел, когда очнулся были глаза Ларинии. Осознание реальности медленно возвращалось в мой затуманенный болью мозг, и потому я как придурок растянул губы в улыбке, и попытался протянуть к ней руку, но стянувшие их веревки не дали этого сделать, и вернули в реальность. Мир наполнился звуками.

Жена стояла передо мной на коленях, удерживаемая в таком состоянии двумя воинами. В ее покрасневших глазах застыла боль и безысходность, но она не плакала, губы сжаты в упрямой гордости. Истинная внучка великого вождя. Она сможет выдержать все.

— Все будет хорошо, любимая. — Прошептал я. — Поверь.

— Верю. — Она даже нашла в себе силы улыбнуться.

— Сейчас расплачусь. — Захохотал рядом голос Фаршира. — Какая трогательная встреча двух любящих и гордых сердец. Вы даже не представляете, сколько я получу удовольствия обламывая вас. Одного у столба пыток, а вторую в шатре на ложе. Гордитесь, вы первые на ком я испытаю новую пытку. Ведь вы будете слышать стоны и крики друг друга, а видится не сможете, а то, что может нарисовать собственное воображение, до этого даже я не додумаюсь.

Он обошел нас по кругу, и велел поднять Ларинию. Осмотрел ее с ног да головы долгим пронзительным взглядом и зацокал языком:

— Хороша. Много наслаждения ты мне принесешь. Я не буду торопиться, ведь ожидание повышает удовольствие. Отведите ее в шатер, а этого к столбу привяжите, и полейте водой, а-то отключится. Мне еще с ним поговорить надо.

Нас разлучили. Упирающуюся жену увели, а меня привязали к столбу. Усмехающийся Фаршир остановился около меня, и пристально посмотрел в глаза долгим взглядом.

— Ты стоек, и сломать тебя будет трудно, но зато и интересно. Мне надо знать, как вы нашли вход в подземелье. Это очень важно, и ты мне это расскажешь в любом случае. Я даже готов подарить тебе и твоей подруге быструю смерть от поцелуя крюкшера. Это очень ценный дар. Расскажи и умрешь счастливым. — Он захохотал и развернувшись пошел в шатер.

Да. Эта сука действительно придумала самую извращенную пытку. Стоит только представить, что сейчас там произойдет, и я взвою от отчаяния. Рядом, на соседнем столбе висел замотанный веревками Свелира.

— Я ничего ему про твою спутницу не рассказывал. — Произнес он глухим голосом. — Он велел привести последнего пойманного на поверхности раба, и догадался сам, когда увидел реакцию девушки. Мне очень жаль.

Я молчал. Гнев внутри выжигал мне душу, но я ничего не мог с собой поделать.

Все поменялось мгновенно. Рев глоток наполнил своды пещеры. Сама ярость ворвалась сюда в виде моих друзей. Прямо ко мне летел, раскрыв рот в отчаянном крике, практически не касаясь земли Дын. От него в ужасе бросались в стороны вяленые уши, но попадали под безжалостный каток в виде Рутыра или Бутсея, и замертво падали сраженные тяжелым оружием, а пещера наполнялась все новыми и новыми воинами людей и обзрассо.

Работая топором, словно перочинным ножом, Дын разрезал связывающие меня веревки, и разрубил путы на моих, протянутых руках. Я, наверно неблагодарная сволочь, но в тот момент мозг работал только в одном направлении, и потому, я оттолкнув в сторону друга, и забыв про все болячки, рванул в шатер.

Пусто. Эта сука, Фаршир, сбежала, утащив с собой мою любовь. Распоротая напротив ткань указывала точное направление. Мне туда. Схватив валяющийся на полу здоровенный ржавый нож, и взревев яростью, я бросился в преследование.

Хорошо меня отделали. В голове шум, ватные ноги еле слушаются, затекшие руки едва удерживают оружие, спину разрывает болью, но это все неважно. Там моя Лариния. Она в руках того долбанного урода, посмевшего укравшего мою любовь. Она нуждается во мне, а я не смогу жить без нее. И потому, только вперед. Стиснуть зубы, и вперед. Догоню и вспорю жирное брюхо сволочи покусившееся на мое счастье. Только так и ни как иначе. Я не Владимир Петрович, я Фаст Кардир.

То ли злость, клокотавшая в душе, сыграла свою роль, то ли кровь вернулась в сдавленные до этого веревками конечности поспособствовала восстановлению, но я почувствовал прилив сил и побежал в сумрачный проход, освещаемый еле тлеющими светильниками- клетками. Долой, вон, из проклятой столицы каплютчей в погоню. Не уйдет тварь. Моя жена не податливая плюшевая игрушка, не избалованный родителями ребенок, она охотница, она воин, она будет сопротивляться и мешать, а значит Фаршир будет двигаться медленно. Я догоню, даже не сомневаюсь в этом, несмотря ни на какую боль и слабость догоню. Я не Владимир Петрович, я Грост Фаст Кардир, вождь племени дольсящ, а значит для меня не существует преград.

Я прибавил шаг, стараясь не поскользнуться на склизкой плесени, хрипел спертым воздухом подземелья, и подбадривал себя словами гимна племени дольсящ:

Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг",

Пощады никто не желает.

Впереди послышались звуки, похожие на то, что кто-то ползет, или тащит по земле груз. Сердце сжалось в предвкушении. Звуки все ближе и ближе. Сейчас я увижу их: мою жену, и тварь посмевшую ее украсть. Злоба и радость вскипели в душе одновременно. Еще совсем чуть-чуть. И я воткну в поганое сердце нож до самого позвоночника, и с удовольствием его там, с хрустом проверну, с наслаждением наблюдая как подыхает гнида, а потом обниму мою Ларинию… Но разочарование, от увиденного, заковало мне ноги пудовыми замками, приклеив к земле, что едва не стоило жизни.