И здесь Николая постигло несчастье. Карабкаясь на одну из круч перевала, проваливаясь по пояс в снег, утомленный до предела, в одном месте он не успел вовремя поддержать нарты шестом, и они заскользили по склону вниз. Николай дико закричал на запряженных оленей, они рванули со всей силой, сломали у нарт кольцо и легко выскочили на вершину сопки. Нарты же, потеряв опору, медленно перевернулись и, увлекая за собой привязанных к ним сзади оленей, все быстрее и быстрее покатились в пропасть.

Катастрофа произошла мгновенно, и Николай не мог что-либо предпринять. Теперь у него в мыслях было только одно: в нартах бисер, в нартах бисер!

Дальше все происходило как в тумане. Решив во что бы то ни стало достать бисер из нарт, Николай быстро стал спускаться в ущелье, но, неосторожно зацепившись за что-то лыжей, сорвался туда же и сам. Вместе с лавиной сорванного своим падением снега он скатился вниз. Страшный удар, тело обмякло, мрак разлился вокруг, и он потерял сознание.

Очнулся от холода и сильной боли в ноге. Стояла полярная ночь. По небу плыли сполохи северного сияния. Но в ущелье было темно и страшно холодно.

Суровый и мужественный Николай впервые испытал страх за свою жизнь. Боль в ноге мешала двигаться. Но отчаянным напряжением воли он заставил себя выкарабкаться из сугроба, в котором лежал.

Разгребая снег, Николай случайно наткнулся на ногу окоченевшего оленя. И в сознании у него мелькнула мысль, что здесь, рядом, наверное, нарты и, значит, злополучный бисер. Это придало ему силы. Волоча поврежденную ногу, он шаг за шагом разгребал снег в поисках нарт. И он их нашел. Поломанные и разбитые, лежали они бесформенной кучей. Там же лежали и подарки, и ружье, привязанное к нартам.

Когда бисер холодком обжег ему грудь, уместившись под кухлянкой, только тогда он подумал о дальнейшей своей судьбе.

Надо скорее согреться, отдохнуть, поесть. С трудом развел костер, в котором запылали остатки нарт. Подкрепившись оленьим мясом, Николай до рассвета просидел у маленького костра. А утром, разыскав свои лыжи и убедившись, что на них без посторонней помощи двигаться не может, снова предался отчаянию.

Николая мучало сознание, что Таранбаев опередит его теперь, когда он нашел бисер и до Анчик осталось всего несколько дней пути. Прошел томительный день, и настала холодная, безнадежная ночь. В небе зажглись равнодушные ко всему звезды. Ветер с сопок гнал поземку, и снег медленно заносил одинокого человека.

…Отец Николая уже стал волноваться, не случилось ли что с сыном. По времени он должен был вернуться дня два назад. И старик решил идти ему навстречу.

На одном из перевалов он увидел свежие следы оленей, а вскоре заметил и их, спокойно пасущихся на склоне сопки. Приблизившись к ним и видя, что это домашние, он, наконец, узнал оленей Николая.

С сыном стряслась беда, решил он, и стал выстрелами подавать сигналы. Со дна ущелья донесся далекий ответный выстрел. Николай жив, а это самое главное. Вскоре отец был у места падения. Спустившись вниз, он привязал сына к лыжам и при помощи оленей вытащил его из ущелья. Спуск с перевала Николай совершил уже на нартах.

Итак, Николай жив, и надо срочно добираться до дому. Но у них осталось лишь восемь оленей и одни нарты. Двоих везти оленям будет очень трудно. И здесь отец идет во имя счастья сына на жертву. Он остается один в тайге, а сына отправляет домой, к невесте.

Перед отъездом старик обследовал долину и убедился, что Таранбаев еще не возвращался. Однако надо спешить. Дорога дальняя и займет еще три дня.

— А как же ты, отец? — спросил Николай.

— За меня не беспокойся, торопись домой, а прибудешь, вышли мне навстречу оленей.

Николай простился с отцом и умчался в тайгу. Загнав еще двух оленей, он первым приехал к Анчик.

На глазах сородичей, съехавшихся и ожидавших возвращения соперников, он вынул из-под кухлянки бисер, такой дорогой ценой доставшийся ему, и протянул его Анчик. Девушка ответила ему пламенным и благодарным взглядом.

Надо было срочно организовать помощь отцу. Но теперь все соседи наперебой предлагали ему свои упряжки. И скоро несколько нарт умчалось в тайгу навстречу старику.

Джонс так обозлился на Николая за его успех, что ни за какие меха не хотел давать спирта на свадьбу. И только когда все гости стали высказывать недовольство поведением пришельца, он начал отпускать спирт.

Младший Таранбаев, загнав восемнадцать оленей, приехал на три дня позже Николая.

Больше недели пировали все собравшиеся на свадьбе Николая. Пировали бы еще, но не хватило спирта. Да и за тот, что выпили, Николай с отцом еще два года расплачивались с нечестным американцем.

Такова история возникновения юрты Николая на берегу этой реки, куда он переехал вскоре после своей свадьбы.

…Завоеванная отвагой и любовью, некогда, очевидно, прекрасная, Анчик была теперь очень пожилой женщиной с неизменной трубкой в зубах, всегда окруженная своими многочисленными внуками. Да и не мудрено! Ведь с тех пор прошло почти пятьдесят лет!

И долгие годы над одинокой юртой выли ветры, проносились осенние бури, зимой ее засыпало снегом и окутывал туман от дышавших паром наледей на реке. В длинные темные ночи над ней полыхали зарницы северного сияния или страшный, холодный мрак дрожал и разливался по молчаливой, окружавшей ее тайге.

Здесь рождались, росли и умирали, но мужественная любовь, жившая в сердцах Николая и Анчик, помогла им перенести все невзгоды тайги, придала им силы в единоборстве с суровой здешней природой.

Живи еще многие годы, Николай, со своей подругой! И пусть новая жизнь, зарождающаяся вокруг вас, принесет вам большое и настоящее счастье!

…Закончив съемку перехода, мы переправились на другой берег реки Берелех и начали работы по укладке трассы в долине уже разведанного ручья. Николай подтвердил правильность выбранного нами направления, поэтому производили мы только небольшие рекогносцировки на день-два трассирования. Неширокая долина была удобна, и мы довольно быстро продвигались вверх по притоку, несмотря на исключительно богатую растительность. Густые рощи из тополя и лиственниц покрывали оба берега. Проложив трассу на значительное расстояние, перебросили свой лагерь вверх по ручью.

В день переезда мы ушли на работу с тем, чтобы к вечеру вернуться на новую стоянку. Работая на трассе, мы слышали, как по пойме прошли лошади. К нам доносился звон боталов, хруст гальки и разговор наших людей. Постепенно все звуки замерли, и опять воцарилась тишина.

Каково же было мое удивление, когда спустя несколько часов ко мне подъехал завхоз и растерянно сообщил.

— Иван Андреевич, в ручье нет воды!

— Как нет воды? — переспросил я его. — Куда же она девалась?

— Вот с этим я к вам и приехал, — продолжал он. — Мы выбрали хорошее место, начали развьючивать лошадей, и вдруг приходят повара и говорят, что нигде нет воды. Я все обегал, даже заходил в соседний распадок, но и там нет воды.

Все это казалось странным. Предупредив работающих со мной товарищей, я пошел в лагерь. По дороге обследовал русло и убедился, что воды действительно не было.

«Куда же она делась? — думал я. — Неужели вся высохла?»

Этого не могло быть, так как в устье воды было много. Значит, вода дренирует. Так оно в действительности и оказалось. Русло ручья устилал мощный слой гальки, и летом, когда воды в реке становилось меньше, она исчезала с поверхности и текла где-то в камнях. Когда я шел по сухому руслу, то кое-где ясно слышал журчание воды под ногами.

Подойдя к месту, где собирались разбивать лагерь, я приказал рыть колодец в гальке. Затея не из легких: галька осыпалась, и работа подвигалась довольно медленно. Углубившись с трудом почти на два метра, мы так и не достигли воды. Приближался вечер, а лагерь еще не был разбит и пища не готовилась. Надо торопиться, а то скоро вернутся с работы товарищи, и их нечем кормить.

Проехали еще немного вверх. Снова стали рыть колодец, а воды все нет. Тогда стали искать ее на слух: не слышно ли журчанья? Вот как будто здесь журчит. Стали копать, и действительно через полметра оказалась прозрачная хорошая вода. Она дренировала в мощном слое гальки, устилающей все русло ручья.