Таким образом, трасса образовывала огромный прямоугольник, большими сторонами которого являлись реки Колыма и Оротукан, а меньшими — притоки и перевалы, через которые мы должны перебросить дорогу.

Задание это было бы действительно простым, если бы мы знали, где эти притоки, перевалы, нужные нам распадки. Но предстояло опять искать их без карт и проводников, рассчитывая только на примитивные схемы и те скудные сведения, которые мы успели собрать за зиму.

Опыт прошлого года вселял в нас уверенность, что, несмотря на трудности, мы успешно проведем изыскания.

…Хлюпал талый снег под ногами, люди спотыкались о корни и камни, дорогу пересекали уже полноводные, мутные и бурные ручьи.

С каждым шагом мы все дальше и дальше уходили от базы. Дорога была знакома, поэтому рассчитывали дойти к месту начала работ за шесть-восемь дней, если ничто не помешает. Люди шли пешком, и при переправах через многоводные ручьи приходилось развьючивать часть лошадей и на них перевозить людей, а на это уходило много времени. Для меня одна из таких переправ стала чуть ли не смертельной. Впереди широкий бурный ручей. Верхом въезжаю в его кипящие воды. Лошадь боится, упирается. Заставляю ее медленно против течения переходить ручей. Вода уже по грудь лошади и чуть не сбивает ее с ног. С большим трудом приблизился к противоположному берегу. Но он оказался отвесным и взобраться на него нельзя. Норовистая лошадь хочет прыгать, едва сдерживаю ее. Медленно еду вверх по течению. Вдруг лошадь делает неожиданный прыжок на берег, земля под ее передними ногами обрывается, и она с диким храпом сползает в воду. Вода сбивает коня с ног. Жуткое мгновение. Я на дне, подмятый лошадью. Единственная мысль в голове — ноги. Успел ли я вынуть ноги из стремени? Но лошадь сразу же поднимается. Вскакиваю на ноги и я. Вода снова сбивает меня с ног, и я оказываюсь в каком-то ледяном мокром вихре. Винчестер, бинокль, полевая сумка — все это мешает плыть, тянет вниз. Неужели конец? Сильный удар обо что-то. Инстинктивно хватаюсь за скользкий подводный пень и, едва удерживаюсь, жадно хватаю ртом воздух. Из-под ног выскальзывают камни. Вот-вот сорвусь со своего «якоря». Берег, с которого я съехал в реку, недалеко, всего в двух-трех метрах. Ко мне на помощь бегут товарищи, но руки разжимаются, поток, подхватив меня, кружит и бьет о камни. Напрягая последние силы, плыву к берегу, еще одно усилие — и я лежу на прибрежной гальке.

Вот и непредвиденная задержка. Костер! Скорее большой костер! Весь дрожа от холода и волнения, быстро раздеваюсь и греюсь у огня. Товарищи чистят оружие и сушат мою промокшую одежду. Да, опять неласково встретила нас тайга.

Вместо предполагаемых шести дней мы добирались десять суток, встречая на своем пути еще много всяких препятствий и злоключений. Особенно донимали нас переправы через многоводные и коварные водотоки.

Наконец мы прибыли в район начала работы. После тяжелой дороги экспедиции надо было дать отдых, а за это время подготовиться к изысканиям.

Пока велась подготовка, нам с дядей Ваней предстояло произвести глубокую рекогносцировку, чтобы наметить общее направление трассы на несколько десятков километров вперед и найти правый приток, по которому должны выйти к перевалу.

Взяв еще одного рабочего, мы верхом быстро продвигались вниз по течению реки, определяя по времени пройденный путь и замечая все подробности долины, чтобы потом решить вопрос, где лучше укладывать трассу.

О притоке мы знали только одно, что где-то значительно ниже по реке Оротукан должен находиться распадок с ручьем, в устье которого два года назад стоял лагерь геологов, и они сделали затески на деревьях. Значит, нам требовалось обязательно найти эти затески.

В прошлом году трассу мы вывели на левый берег реки Оротукан. Теперь же в связи с тем, что маршрут изысканий должен пойти по одному из правых притоков, нам предстояло наметить место перехода через реку Оротукан и перебросить дорогу на правый берег.

Мы ехали по широкой долине, окаймленной высокими темными сопками, покрытыми густо разросшимся стлаником.

Сама река текла на дне извилистого каменистого ущелья с отвесными берегами, достигающими местами высоты двадцати пяти метров.

На одном из участков мы выбрали, наконец, удобное место для переброски трассы на правый берег. Решив этот вопрос, дальше двигались уже только по правому берегу. Мы тщательно обследовали все встречающиеся распадки и притоки, но нигде, не находили условных знаков геологов.

Проблуждав весь день по тайге и окончательно измучившись, остановились, наконец, на ночлег. Выбрали открытое место на галечной отмели, расседлали лошадей, стреножили их и пустили собирать прошлогоднюю траву, а сами развели костер, расстелили для ночлега палатку и стали готовить незатейливый ужин и кипятить чай.

За ужином мы подвели итоги сегодняшнего дня и были весьма обеспокоены тем, что не нашли до сих пор нужного притока.

День постепенно стал сереть, и над тайгой опустилась северная весенняя ночь.

Тайга молчала. Стояла как бы осязаемая тишина, нарушаемая изредка только треском огня в нашем костре да тихим плеском воды протекавшего недалеко ручья. Воздух был напоен каким-то смолистым ароматом, напоминающим немного запах ладана. Тихая таежная ночь.

Невольно вспомнились и другие ночи, ночи на Большой земле, в Москве, но это было так далеко от нас, трех человек, молча курящих трубки у багряного огня костра, в «глухой, неведомой тайге».

Но пора отдыхать, ведь завтра опять придется ездить весь день в седле и искать загадочный распадок.

На следующий день, проезжая по тайге, заметили несколько затесок, а немного спустя появилась едва заметная тропа, приведшая нас в распадок, по которому протекал ручей.

В устье ручья были обнаружены следы стоянки лагеря. Зола от костра, банки из-под консервов, срубленные деревья и много других следов говорили о том, что здесь когда-то были люди.

Тщетно искали мы нужные нам затески, их не было. Все же решили искать перевал в верховьях этого распадка. Проехав немного по долине ручья, мы вскоре потеряли всякие следы людей. Тропа совершенно исчезла, и в этот день до верховья ручья мы добраться не успели.

Так как поиски перевала отняли бы у нас много времени, то мы решили возвращаться в лагерь и подвести сюда трассу, а потом, подойдя с изысканиями к распадку, приступить к поискам перевала. Переночевав еще раз в тайге, на третий день мы вернулись в лагерь.

И началась обычная жизнь экспедиции с ее переездами, устройством новых стоянок, работой, вечерним отдыхом и разговорами в палатках при свете самодельных светильников из гильз патронов.

Обычно от каждой стоянки лагеря работы производились в пределах шести километров. Как только трасса уходила вперед на это расстояние, лагерь немедленно перебрасывался на двенадцать километров дальше по направлению будущей трассы. И часто мы видели своих хозяйственников и камеральщиков, переезжающих на новое место.

Уйдя утром на работу с одной стоянки, мы к вечеру приходили на новую, расположенную где-либо в тайге, километрах в шести от конца трассы. Если же лагерь разбивался дальше, чем за шесть километров, тогда нашему завхозу Куприянову доставалось от ребят. Ведь им приходилось пешком по тайге проходить большие расстояния.

— Куприянов! — еще не дойдя до лагеря, кричал Фомич. — Опять на два километра дальше отъехал! Не жалеешь ты нас, геологов! Набегаешься за день, да еще шагай в лагерь такую даль. Совсем без ног остались. Верно, Сашок?

— Конечно, далеко заехали, — поддерживал Фомича его напарник геолог Саша.

Куприянов привык к подобным обвинениям, никак на них не реагировал, и весь пыл воинственно настроенных геологов быстро сходил на нет.

А в дни переездов действительно больше всех доставалось нашим геологам Фомичу и Саше. У них было много работы, и в особо сложных и тяжелых в геологическом отношении местах они не успевали произвести почвенно-грунтовые и инженерно-геологические обследования проложенной за день трассы.