— Но ее, наверное, будут строить несколько лет? Наука наукой, а провести дорогу через такие горы не так-то легко, — возразил кто-то из товарищей.

Опять пришлось объяснять, что строительство дороги на перевале ничем не отличается в техническом отношении от строительства на равнине, а грунтовые условия будут, пожалуй, более благоприятными.

Одним словом, я старался всячески убедить товарищей в том, что к будущей зиме хотя и по временному проезду, но к ним придут первые машины.

Так, далеко в тайге я от имени дорожников дал слово горнякам, что связь с внешним миром они получат. И, как показала потом жизнь, это слово строители сдержали.

Пожелав друг другу успехов и распростившись с гостеприимными хозяевами, я отправился в обратный путь. К вечеру был уже дома.

Было приятно, хотя и после короткого отсутствия, вернуться к своим друзьям и товарищам. Радовали наш простой походный уют палатки, наша дружная жизнь, общее дело и интересы. Вечером я долго рассказывал о своей поездке и гостеприимстве горняков, о том, с каким нетерпением они ждут дорогу, говорил и о характере долины в нижнем течении ручья и о сильно заболоченных его берегах, на которых трудно будет укладывать трассу. Наша беседа закончилась составлением подробного плана окончания работ на этом участке.

Перебросив свой полотняный городок в живописную долину реки Утинка и подтянув туда же трассу, мы решили прервать на несколько дней полевые работы и заняться камеральными.

Надо было обработать материалы изысканий, вычертить на бумаге весь наш тяжелый путь по тайге и через перевал, проверить, пока не ушли далеко от перевала, как легла трасса в зарослях стланика, и сделать многое другое.

Пока наши техники занимались этими работами, остальные товарищи устраняли мелкие хозяйственные неполадки, которых накопилось довольно много. Закончив проектные работы и убедившись, что трасса через перевал легла хорошо и не требует исправления на местности, мы приступили к полевым работам.

Наш новый маршрут пролегал по долине вниз по реке Утинка до ее впадения в самую большую водную артерию этого края — реку Колыму.

Первые километры долины мы осмотрели во время камеральных работ, но дальнейшее направление трассы надо было разведывать вновь.

А здесь, как на грех, у нас появилось новое препятствие. Еще раньше мы временами чувствовали в воздухе запах дыма и предполагали, что где-то горит тайга. Сейчас же дым настолько сгустился, что уменьшил видимость. Нивелировщикам приходилось чаще устанавливать свои инструменты, а это задерживало нас. Вскоре пришлось из-за этого и совсем приостановить работы.

В один из дней к нам в лагерь прибыл посыльный из поселка горняков, от которого мы стояли в шести километрах, и предупредил о том, что по имеющимся у них сведениям пожар вышел уже в устье реки и движется вверх по течению к нашему району.

Стали советоваться, что делать экспедиции. Дым не давал работать, но о реальной опасности мы почему-то еще не думали и решили сколько возможно стоять на этом удобном месте и ждать дальнейших событий.

Вечером второго дня в туманных сумерках впереди вспыхнуло зарево. Оно бледно-розовым светом озарило облака и вершины далеких сопок и то потухало, то светилось ярче, как бы борясь со светом уходящих белых ночей. Его колеблющийся отблеск сгущал вокруг нас темноту, и в тайге было тревожно.

Пожар неумолимо приближался. На нас подул ветер, дым становился гуще, потянуло запахом гари. Заволновались обитатели тайги: вот с шумом пролетели какие-то птицы, узнать их в дыму было нельзя, в бешеной скачке промчались мимо лагеря испуганные олени, тайга наполнилась шумом и треском, будто кто-то пробирался по ней.

Тревожное состояние охватило и нас. Что делать? Где искать спасение от пожара? Осмотрев еще раз месторасположение лагеря на открытой и широкой пойме, мы решили оставаться здесь.

С каждым часом зарево делалось ярче, и вдруг на одной из сопок замелькали маленькие огоньки; вспыхивая и угасая, они обгоняли один другого и, растянувшись гирляндами по склонам сопок, медленно опускались в долину. Скоро сквозь дым блеснули языки пламени — это огонь шел по вершинам деревьев. Тайга горела еще далеко, но ветер стал усиливаться. Он то налетал какими-то порывами, временами совершенно очищая пойму от дыма, то нес его густые пахучие облака, закрывающие от нас красивое и страшное зрелище таежного пожара.

Горняки опять прислали гонца с просьбой дать им в помощь людей для проведения противопожарных работ на поселке.

Послать всех людей мы не могли. Надо на всякий случай кому-то остаться в лагере. Но большую часть рабочих, вооруженных шанцевым инструментом, дядя Ваня повел к горнякам. Там они должны были вырубить лес вокруг поселка и взрыхлить широкие полосы. И хотя эти мероприятия не всегда преграждают путь огню, все же в большинстве случаев такие окопанные участки удается отстоять.

К бушевавшему где-то внизу по реке пожару мы постепенно привыкли и продолжали работу. Товарищи, посланные в поселок, не возвращались, и в ожидании их мы работали только на вырубке просеки.

Я решил воспользоваться таким затишьем в работе и съездить на рекогносцировку до устья реки Утинка.

Выехал я один на плохо приученном к верховой езде коне Ваське местной якутской породы.

Только после того как, стараясь выбросить меня из седла, этот мохнатый, невзрачный на вид конек проскакал несколько километров но тайге, я смог приостановить его бешеный бег и перевести на шаг.

До устья оставалось километров сорок пять — пятьдесят, и я предполагал покрыть их в два дня.

Выбравшись на один из берегов, я начал вести рекогносцировку.

Спустя несколько часов дым в долине настолько сгустился, что в лесу стало трудно передвигаться, и я опять свернул к самой реке, где дыму было меньше.

Рекогносцировка явно не удавалась, но возвращаться побывав в устье реки и хотя бы бегло не ознакомившись с долиной, мне не хотелось, и я поехал дальше.

Вскоре запахло гарью еще сильнее, в тайге нарастал гул: я приближался к пожару. В стороне промчалось несколько оленей; от огня они спасались бегством по пойме реки, и Васька норовил помчаться следом за ними.

Но вот вдалеке сквозь дым блеснули огоньки. Казалось, что кто-то с фонарями бегает среди деревьев. И вдруг огненный столб взвился высоко к небу, в воздухе замелькали огненные хлопья и искры, огонь дошел до густой чащи и охватил вершины лиственниц. Деревья вспыхивали яркими факелами. От жара создавались сильные потоки воздуха, уходящего вверх и подхватывающего целые горящие головни, которые, не успев еще погаснуть, огненными ракетами падали по тайге, образуя новые очаги пожара. Постепенно все превращалось в сплошное море огня: горела трава, горели деревья, и вековые лиственницы, как поверженные великаны, с шумом валились в огонь, вздымая тучи искр. Вокруг ревело пламя, что-то трещало, шипело, откуда-то вырывались сильные струи белого, как пар, дыма. Пожар проходит мимо, обдавая меня жаром и искрами.

Как зачарованный смотрел я на разъярившуюся стихию, забыв даже об опасности. Сплошное пламя уже бушевало сзади, а на пожарище передо мною ярко горели отдельные костры, очевидно завалы сухого леса. От земли поднимались клубы дыма, которые, сливаясь вверху, создавали тяжелое облако.

Неожиданно наступила тишина. Я стоял и смотрел на страшную картину лесного пожара, и когда он прошел и опасность для меня миновала, решил ехать дальше.

Тайга, где прошел пожар, представляла жуткое зрелище: из ям поднимались клубы дыма, и упавшие деревья создавали непроходимые завалы из черных обугленных бревен. Тайга стала мертвой, и ничто не нарушало мрачного фона. Сопки с дымящимися склонами еще более подчеркивали неприветливую картину пожарища.

И каким резким контрастом выделялся противоположный зеленый берег, где приветливо шумел не тронутый пожаром лес.