Добравшись до устья реки, густо заросшего лесом, не сожженным пожаром, я остановился на ночлег. Чтобы Васька не сбежал, пришлось его не только стреножить, но и привязать к дереву. Выбрав раскидистую лиственницу на берегу реки, я устроил под ней из веток постель, развел костер и, поужинав, лег отдыхать. Одиночество в тайге ощущается особенно остро. Помимо того, что слух и зрение напряжены до предела, тебя охватывает еще чувство беспомощности и бессилия. Величие девственной природы подавляет и тяготит. Хруст ветки, какой-либо неясный звук, порожденный тайгой, заставляет вздрагивать и быть все время настороже, а это очень утомляет. Но постепенно усталость берет свое, и, положив в костер большое сухое дерево, я скоро заснул.

Проснулся я от сильного озноба. Предутренний холод пронизал меня всего. Костер давно погас. Бледный рассвет вставал над тайгой. Молчаливые, окутанные не то туманом, не то дымом, стояли вокруг меня деревья. Васьки на месте не оказалось: оборвав веревку, он куда-то удрал. Его следы вывели меня из леса в широкую долину, на которой вдалеке белым пятном виднелся мой беглец.

Густой лес, давший мне приют для ночлега, окружал узкой полосой только пойму реки, а за ним простирался прекрасный ровный луг, покрытый зеленой травой. Какое раздолье!

Качество травы оценил в полной мере мой Васька и, не обращая на меня никакого внимания, продолжал спокойно пастись.

Пожар не тронул эту красивую долину, обошел ее стороной. Да здесь и гореть было нечему. Полноводная река с галечным берегом, прекрасным пастбищем, простирающимся далеко-далеко, не могли стать пищей огня.

Я занялся ловлей коня. Отдохнув и наевшись прекрасной травы, Васька стал проявлять исключительную игривость и все норовил удрать. С большим трудом удалось мне поймать его за обрывок веревки и привести к месту нашего ночлега. Здесь Васька опять стал дурить, и только после хорошей взбучки плеткой он дал оседлать себя и сесть на него. К моему удивлению, он совершенно спокойно пошел шагом. Потрепав его по шее, я тронулся в обратный путь.

В долине дым рассеялся, но над пожарищем все еще стоял густыми облаками. Ограничиваясь внешним осмотром долины с поймы реки, я ехал довольно быстро. Вдруг за одним из поворотов реки я опять увидел перед собой море огня.

Что это? О ужас! Огонь перешел на другой берег. Река оказалась недостаточным препятствием для него, и беспощадная стихия творит свое разрушительное дело и на этом берегу.

Меня охватила тревога за лагерь. Место нашей стоянки в пойме реки не очень широкое, и если одновременно будут гореть оба берега, то нам не поздоровится. Я стал торопиться; теперь не до любования бушевавшим пожаром. Меня обдавало жаром, осыпало искрами, местами я мчался в карьер мимо огненной стены, слишком близко приблизившейся к реке.

Наконец, спрямляя путь, переезжая бесчисленное число раз реку вброд, я обогнал огонь. Значит, по обоим берегам огонь идет не рядом, а уступом. Тогда почему же загорелся правый берег? Неосторожность с огнем здесь просто исключалась. Единственной причиной могло быть то, что вихри перенесли через реку искру, которая и разгорелась в новый пожар.

Миновав зону пожара, я возвращался в лагерь.

Последние километры я проехал уже без приключений.

Встретившие меня товарищи сразу забросали вопросами о пожаре и о том, как я от него ушел.

В лагере народу оставалось очень мало, они почти все ушли на помощь горнякам.

На левом берегу реки пожар уже миновал место нашей стоянки, а по сильно заболоченному правому он до нас не дошел и свернул в соседний распадок.

На другой день наши люди вернулись в лагерь победителями. Поселок от пожара они отстояли, и горняки им были чрезвычайно благодарны. Тревоги закончились, и надо приниматься за работу и наверстывать потерянное время.

По соображениям технического порядка изыскания дороги пришлось вести по той стороне долины, где прошел пожар. Это значительно усложнило работу. Вся долина выгорела; во многих местах еще сохранились очаги огня, горели старые завалы, горели ямы, наполненные валежником и хвоей, горела местами и марь. Отдельные участки мари, где бушевали подземные пожары, таили страшную опасность для тех, кто мог случайно ступить на их предательскую поверхность.

Упавшие обгорелые деревья сильно затрудняли устройство просеки и провешивание трассы. Грязные и усталые возвращались мы ежедневно с работы в лагерь. Зола и сажа проникали в палатки, ни до чего нельзя, было дотронуться, чтобы не выпачкаться. И так в течение нескольких дней.

Наконец мы вырвались из зоны пожарища. Гряда сопок почти под прямым углом ушла влево, лес кончился, и нашим взорам открылась огромная, совершенно открытая долина, густо поросшая сочной высокой травой, не тронутой пожаром. Какое раздолье нашим лошадям!

Но и душа изыскателя ликовала, глядя на этот участок: перед нами была ровная чистая долина с хорошими грунтами. Значит, трассу можно вести одной прямой. Мы этому обстоятельству очень обрадовались.

Леса нет, чистая долина. Все рабочие, свободные от рубки леса, заслуженно отдыхают. Уже многие километры тянется прямой ряд вешек. Их беленькие верхушки рельефно видны на черном фоне пожарища. Вешек мы никогда не вынимали. Они так и оставались на оси будущей дороги и очень помогали строителям быстро восстанавливать ее.

Но вот впереди блеснула вода. Трасса вышла на берег многоводной реки. Спокойно несла свои воды Колыма. И мы как зачарованные любовались открывшейся перед нами картиной.

Бескрайные луга правого берега, покрытые роскошной чуть колышущейся травой, тянулись до самого горизонта, а на другой стороне, далеко от реки, сквозь дымку виднелись высокие сопки, заросшие стлаником.

Спокойствие и тишина царили вокруг, и только мы, шумно выражающие свой восторг, нарушали это безмолвие.

На фоне лугов резкой темно-зеленой полосой выделялся густой и высокий лес в устье реки Утинка. Его тенистые рощи манили к себе прохладой, и там, у слияния рек, мы наметили последнюю стоянку своего лагеря.

…Закончив изыскания, в конце трассы на берегу реки врыли большой столб с надписью: «16 августа 1934 г…» и т. д.

Еще один маршрут был закончен, еще одно задание было выполнено.

«Северная армада»

В этом сезоне нам предстояло провести изыскания еще одного маршрута. Начинался он в долине реки Оротукан, двадцатью километрами ниже устья реки Ларюковая, затем шел через горный кряж, разделяющий бассейны рек Оротукан и Колымы, и заканчивался на реке Колыме, восемьюдесятью или ста километрами ниже теперешнего месторасположения нашего лагеря.

Теперь нам предстояло решить вопрос, возвращаться ли обратно по провешенной трассе до двадцатого километра или же спуститься вниз по Колыме до предполагаемого окончания маршрута и вести изыскания встречным ходом от конечной точки.

Перспектива плавания по реке на плотах всех очень прельщала, но смущали следующие обстоятельства: во-первых, мы совершенно не знали фарватера реки и, во-вторых, опасались, что, не имея хорошей карты, не найдем нужный распадок, по которому через перевал должны выйти к двадцатому километру нашей трассы. Что же делать? Идти кружным путем по тайге или же сплавляться по реке? Но, вспомнив о пожарище, по которому нам предстояло бы возвращаться, решили плыть на плотах.

На следующий день приступили к изготовлению плотов. Рабочие валили большие и ровные лиственницы, выбирали из завалов сухие и пригодные для вязки плотов деревья. Техники разработали конструкцию плотов, в которой бревна связывали вицами — тонкими ветками тальника. Среди рабочих нашлись два плотогона, и их назначили прорабами по строительству наших «судов».

Не зная совершенно реки, мы боялись делать их очень большими. Изготовив один плот, спустили его на воду для испытания. Плот оказался очень тяжелым и почти весь погрузился в воду. Чтобы помещенные на нем грузы не подмокли, пришлось устраивать для них нечто вроде второй палубы из сухих жердей. Испробовав новое сооружение под нагрузкой и определив его «водоизмещение», мы установили, что нам потребуется пять или шесть таких плотов.