Впереди показались какие-то люди. Это встретили нас наши разведчики. По их указанию стали сворачивать вправо. Я споткнулся и упал, окунувшись руками и лидом в холодную, зловонную воду. Товарищи подняли меня и, увидев, что я очень болен, стали развьючивать для меня лошадь. Взобраться на нее я уже не мог. Меня с трудом посадили в седло. Не найдя стремян, я уткнулся головой в гриву и в таком нелепом положении, теряя временами сознание, болтался в седле.

Болото основательно измучило людей и животных.

Жуткий поход по трясине продолжался. Упало две лошади, и казалось, никакие усилия не заставят их встать. Проводники уверяли, что осталось всего полтора-два километра до твердой земли, а там рядом поселок и корм для лошадей. Напрягая последние силы, мы брели по воде.

Мой конь часто спотыкался, и я каким-то чудом держался в седле. Теперь же он вдруг осел на задние ноги, потом рванулся вперед и медленно повалился на бок. Гремя своей амуницией, я опять окунулся в грязь.

Конь больно давил мне правую ногу, подмяв ее под себя. Пока меня вытаскивали из-под коня, сознание прояснилось, и отчаянным напряжением воли я заставил себя встать.

В сумерках виднелась длинная вереница людей и лошадей, растянувшихся по болоту.

Падавших лошадей с трудом поднимали, но вьюки пришлось оставлять на месте с тем, чтобы завтра их подобрать.

Еще последнее усилие, и под ногами стала чувствоваться твердая почва. Какое это приятное ощущение — стоять на земле после изменчивой, мокрой перины болота! Лошади с каким-то остервенелым усилием, храпя и задыхаясь, разбрасывая вокруг комья грязи, вырывались из болота и, выбравшись на берег, сразу останавливались, тяжело вздымая бока.

Минутный подъем воли кончился, голова ничего не соображала, ноги не шли. Кто-то подхватил меня, и мы вместе, спотыкаясь, брели. Запахло дымом; дым в тайге — это тепло, приют, отдых. Вошли в какой-то дом. Горит лампа, какие-то люди, голоса. Меня раздевают, снимают мокрую одежду, кладут на кровать.

Ко рту подносят кружку и заставляют пить. Делаю несколько глотков, внутренности обжигает огнем, забивает дыхание. Где-то в глубине сознания мелькает мысль — поят горячим спиртом. Отталкиваю кружку и проваливаюсь куда-то в бездну.

Проснулся я на следующий день поздно. Состояние было удовлетворительное: домашнее лечение помогло.

Болото настолько утомило всех, что без отдыха идти дальше было невозможно. Послав за оставленными на болоте вьюками, стали осматривать лошадей. Отсутствие хороших кормов и тяжелая дорога, к которой они еще не совсем привыкли, а также переход через болото пагубно отразились на их состоянии. Такое положение с лошадьми требовало как можно быстрее добираться до нашей зимовки и там дать им продолжительный отдых.

До поселка оставалось еще несколько дней пути. Разузнав подробнее дорогу у строителей, которые, к сожалению, тоже далеко вперед не заходили, мы снова тронулись в путь.

Проводника здесь не оказалось, и теперь не было больше надежды, что он нас где-либо нагонит.

На этом участке пути нам предстояло найти и преодолеть два перевала, один из которых находился на водоразделе боковых сопок.

…Мы шли по широкой однообразной долине. Высокие сопки вздымались по ее сторонам, множество речек перерезало эти гряды сопок, образуя ущелья или широкие заболоченные долины.

В поперечном сечении большинство долин, в том числе и та, по которой мы шли, были похожи друг на друга. Посередине долины протекала река или проходило ее русло, затем по обоим берегам простиралась пойма, далее за поймой возвышалась первая терраса, за ней, еще выше, — вторая и, наконец, подошвы и склоны сопок.

Как правило, первые террасы всегда были покрыты марями, под которыми залегали пласты торфа различной мощности. Вторые состояли из пылеватых суглинков с небольшим содержанием щебенки. Этот грунт весьма подвержен пучинообразованию, и на таких местах встречается много пучин круглой формы, которые здесь прозвали «могильниками». Растущие на них деревья наклонены в разные стороны. Это «пьяный лес» очень тонкий, сучковатый и ни на какие поделки не годен.

Мы заметили, что на каждом грунте растет своя, отличная от других растительность. Так, например, крупная лиственница, стланик, мох ягель, брусника являются верными признаками наличия щебенистых грунтов, вполне пригодных для строительства.

За дни пребывания в тайге у нас стало рождаться какое-то новое подсознательное чувство ориентировки в тайге.

Это шестое чувство впоследствии давало нам возможность без точных карт, среди бесчисленных сопок и распадков, среди безыменных рек и водотоков, зная только общее направление, находить нужный ручей, правильно подниматься вверх по его течению и находить удобный для прохождения перевал.

Таежная тропа, этот едва уловимый след человека, теперь отыскивалась легче, и не только по оставленным на ней знакам, но уже и по приметам самой тайги. Конечно, это далось не сразу, но постигалось нами в исключительно короткий срок.

Болезнь сильно изнуряла меня. После дневок температура спадала, но стоило промочить ноги, что часто случалось при переправах, как она моментально поднималась опять.

На одной такой переправе я решил не переходить речку, а идти одному параллельно двигавшемуся по противоположному берегу транспорту. Я был уверен, что через несколько километров он должен будет снова переправиться на этот берег.

Пропустив всех на другую сторону, я пошел вдоль берега, который стал постепенно подниматься. С пего мне хорошо была видна тайга, скрывшая наших людей и транспорт.

Все ухудшающаяся проходимость как-то отвлекла меня от выбора направления, и когда спустя несколько времени я стал ориентироваться, то понял, что сбился с пути. Я остановился и начал прислушиваться, не донесется ли шум ушедших вперед товарищей. Но все было тихо. На мои крики тайга ответила разноголосым эхом. Попробовал перебраться на другой берег, чтобы найти след от прошедшего транспорта, но брода не оказалось. А здесь, как назло, опять к вечеру стало возвращаться недомогание. Сделал три выстрела, эхо покатилось по долине, отраженное несколько раз сопками. В ответ ни звука. Убедившись, что я ушел вверх по одному из притоков реки, решил вернуться вниз к переправе.

В тайге темнело, приближалась ночь.

С каждым шагом идти становилось все трудней. Добравшись до устья ручья, уведшего меня в сторону, я еще раз попытался переправиться через речку, но брода нигде не было.

Тогда я решил устраиваться на ночлег. На галечной отмели в удобном, обросшем тальником местечке развел большой костер. У огня немного просушил одежду, согрелся, но лихорадочный озноб не проходил. Я лежал на хвойных ветках и чутко прислушивался к ночным шорохам тайги. Одиночество и болезненное состояние невольно настораживали меня, и я долго не мог уснуть.

Надо мной раскинулось новое, необычное для меня небо. Знакомые звезды и созвездия исчезли. Лишь после долгих поисков я, наконец, отыскал между ветками Большую Медведицу где-то над самым горизонтом. Чужое небо, чужая тайга!

Постепенно мысли унеслись в беспредельные просторы вселенной. Вот ярко светится красноватая звездочка, но неожиданно она начинает гаснуть и превращается в едва видимую зеленоватую мерцающую точку. Где она? Какие миры окружают ее? Существует ли она сейчас вообще? Может быть, до меня доходит свет мертвой звезды, исчезнувшей тысячи лет назад? А ее луч только теперь пришел к нам, пронизав безграничное пространство вселенной.

Наконец утомительный дневной переход, болезнь и волнения взяли верх, и, пригреваемый огнем костра, я все же задремал.

Очнулся я от сознания близкой опасности и страха. Еще ничего не слыша, я чувствовал, что у моего изголовья стоит живое существо и внимательно за мной следит.

Костер догорел, несколько угольков едва тлели в золе. Обычно в момент опасности решения приходят мгновенно. Сейчас же у меня мысли были парализованы. Я лежал и раздумывал, что это могло быть. Медведь? Так он вряд ли подкрадывается так тихо. Кто же еще? Я почему-то твердо был уверен, что это «нечто» не бросится на меня, хотя его дыхание с чуть слышным клокотанием в горле слышалось совсем рядом.