Не слушая ворчание Сорина, Эней рассматривал покупку, вытянув руки и проверяя состояние когтей. Шари оценила аксессуар Верхнего мира: перчатка без пальцев покрывала ладонь и чуть не доходила до сгиба локтя. Материал был прочный, но к коже прилегал не сильно, так что воздух проходил свободно. На вопрос – не спадает ли – Эней ответил, что строение перчаток в районе запястья позволяет им не прилипать к коже и не спадать одновременно.

– На самом деле, Шари, это очень интересно, – заметил Сорин, – ещё до того как мы разделились, Эней рассказал мне, как он был удивлён тому, что случилось в Ремтаке. Помнишь, когда толпа нас окружила? Мы тогда подняли руки, показывая, что у нас нет оружия и мы не собираемся затевать драку, верно?

– Верно, – кивнула Шари.

Сорин сделал знак Энею, чтобы тот перехватил инициативу разговора.

– Гераны так не делают, – более спокойно продолжил тот. – Если в ссоре ты поднимаешь руки, это означает, что ты готов наброситься на оппонента. А, я имею в виду обычные ссоры. Если у герана есть оружие, он не будет использовать когти, когда есть такая возможность.

– Значит, для тебя в Ремтаке это выглядело так, словно мы раззадориваем раттов на драку?

– В первый момент, да, – кивнул Эней. – Я был немного озадачен, но решил повторить жест за вами. Как выяснилось, не зря.

– Когда мы будем в Верхнем мире, думаю, Сорин, тебе нужно будет о многом советоваться с Энеем, – высказалась Шари.

– Конечно, – не спорил с ней брат. – Я полностью доверюсь его советам. Он специалист по всему, что летает.

Одновременно Тари и Эней намеренно кашлянули. Сорин, не придавший словам должного значения, исправился.

– Я имею в виду, что оба ваших драгоценных мнения будут первостепенными во всех решениях касательно Верхнего мира. Мы все слушаем друг друга, неважно, где находимся, друзья, – наставнически сказал он.

А когда Эней и Тари прошли вперёд, по времени зная, что пора идти, Сорин увидел заговорщицкий взгляд сестры и воздержался от ответной ухмылки.

Забраться в предпоследний вагон грузового поезда оказалось проще, чем должно было быть. Единственный оставшийся не закрытым в конце погрузки, он был наполовину заполнен ящиками и огромными пакетами. По запаху Сорин предположил, что везут что-то резиновое. Забравшись вслед за подлетевшим Энеем, он подтянул Шари наверх и пролез в дальний и тёмный угол. Источников света не предусматривалось, но это не сильно расстроило путников. Тари внимательно присматривался к замку на отодвинутой двери вагона. Сорин точно угадал, о чём думал грифон, и сказал, что они не будут ломать устройство, чтобы открыть дверь во время поездки и насладиться ветерком. Презрительно фыркнув, Тари в конце концов обречённо вздохнул и прошёл внутрь за остальными.

– Я его понимаю, – тихо заметил Эней.

– Простите, – мягко, без смеха и дурачеств, попросил Сорин, – я знаю, тебе и Тари неуютно в таком замкнутом пространстве. – Он задумался. – Знаешь, ещё не поздно отказаться. Видимо, Шари изначально была права насчёт поездки на обычном пассажирском поезде.

– Нет, – отказался Эней. – Это твоё решение, Сорин. И мы ему следуем.

Шари промолчала о том, что это был один из тех редких случаев, когда Эней употребил слово «мы». Уже за одно это она готова была простить брату все неудобства, которые он причиняет остальным. Сорин, хлопнув Энея по плечу, сердечно воскликнул:

– Спасибо, друг мой!

Тари занял больше всех места, так что размещаться пришлось вокруг него. Во время последнего осмотра работники-ратты не заметили спрятавшихся путешественников. Они притаились, почти вжавшись в пол, на котором сидели, и надеясь, что тень укроет их от чужих глаз. Шари чуть не чихнула, но Сорин зажал ей нос, да так неожиданно, что она едва не задохнулась в попытке сделать вдох. Когда дверь вагона закрылась, пришло время расслабиться.

– Мы будем ехать в темноте? – спросила Шари.

– Вовсе нет, – хоть она этого и не видела, но была уверена, что Сорин покачал головой. – Я купил кое-что.

Он покопался в сумке и наощупь вытащил всё необходимое. Раздался звук, с каким посуду выставляют на стол, затем во тьме замелькали искры. Несколько вспышек, и в глазах всех сидящих робко затанцевало пламя свечи. Сорин установил её на блюдце, чтобы воск и пламя не распространялись дальше ограниченной территории.

Шари была озадачена:

– Почему ты не купил фонарик?

Некоторое время Сорин молчал, словно смысл заданного вопроса было сложно понять. Он вдруг осознал, что мысль о фонарике не пришла ему в голову раньше, и это было крайне необычно. Завёл руку за голову и почесал макушку.

– Ну, фонарик. Он в четыре раза дороже свечей. А лампу покупать невыгодно – потом неудобно её таскать везде с собой, – Сорин говорил первое, что приходило на ум, чтобы как-то себя оправдать и удержать авторитет лидера группы. Однако вместо логичных обоснований наружу вырвался порывистый выдох: – Да и свечи создают нужное… настроение. Знаешь, как в старых рассказах о путешествиях, когда приходилось искать путь в лесу, разводить костры, делать факелы. Мы как будто возвращаемся в прошлое. Ненадолго, конечно, – его улыбка в мерцающем свете пламени была изящной и мягкой.

Он поправил блюдце и позаботился, что вокруг него достаточно свободного пространства, чтобы не потерять контроль над огнём.

– Это очень романтично, – сказал Эней, и в его голосе, Шари показалось, она расслышала одобрение.

– Её не хватит на все два дня, но я слышал, что по дороге поезд делает остановку в одном мелком городке, таком же как Стирданор, – рассказывал Сорин. Он поправил себя: – Хотя, если там есть доступ к железной дороге, почему он мелкий?..

– Там будет проходить часть разгрузки? – спросил Эней.

– Да. Точно знаю, что будут разгружать первые пять вагонов и последний обязательно, – перечислял Сорин. – Из нашего, может быть, возьмут вон те пакеты, – он указал на непонятные силуэты в другой части вагона. – Если заляжем, как только что делали, нас не заметят.

– А если заметят? – осведомилась Шари.

– Будем договариваться, – обезоруживающе улыбнулся брат.

Тари закатил глаза и, отвернувшись, положил голову на передние лапы. Он явно намеревался поспать. Путники вздрогнули, когда раздался мощный толчок. Их чуть не опрокинуло. Поезд медленно начинал набирать скорость. В ушах отдавался стук колёс. Из незаметных трещинок в углах вагона подул свежий ветерок.

Свет распространялся недалеко. Эней занял место рядом со свечой, тогда как Шари сидела ближе к углу. Негласно было решено не пускать Энея к стенам, чтобы не испытывать его нервы на прочность. Сорин устроился у самого огня и аккуратно раскрыл газету, стараясь её не поджечь. Он внимательно читал новости, пропуская разделы домоводства и советов гадалок. Спорт также был лишён должного внимания. К запаху резины добавилась тонкая ниточка дыма.

Мысли Шари напоминали реку с ровным течением. Пока она, неторопливо рассекая воду, не наткнулась на небольшой камень, торчавший из водной глади. Этим камнем стала мысль – когда Сорин отдал Менри вырезанную фигурку герана, он перед этим прошёлся по ней наждачной бумагой? Не засадит ли девочка себе занозы в пальцы, трогая статуэтку? Шари понимала, насколько бессмысленно сейчас об этом думать, но вопросы назойливыми змейками сновали в голове, шипели и кусались при попытке выкинуть их оттуда.

Она не успела задать вопрос, как Сорин возбуждённо воскликнул:

– Шари, смотри! Смотри, про маму в газете написали!

Шари тут же подлетела со своего места и приблизилась к брату. Она сосредоточила взгляд, пытаясь привыкнуть к тусклому свету огня. Разглядев, наконец, рукой подманила Энея со словами:

– Эней, иди сюда, взгляни!

Втроём они согнулись над газетой. Из-за смешивающегося дыхания огонь плясал поклонами в разные стороны. Шари как раз вытянула голову над свечой, и игра теней сделала её лицо пугающим.

В газете на всю страницу было напечатано изображение труппы артистов. На первом плане оказался барабанщик, вылезающий из угла, рядом с ним примостились скрипач, виолончелист, трубач и певица. Чтобы помочь Энею разобраться, Сорин ткнул пальцем в один из силуэтов в центре. Ратта словно была на втором плане, и одновременно с этим всё действо происходило вокруг неё, она была центром и ядром представления. Это была красивая женщина в длинном платье, с распущенными волосами, браслетами на руках, изгибы её тела показывали, что она вот-вот закружится под переливы музыки.