Смысл этой улыбки Саша постиг, когда начал читать Ленца.

Глава начиналась с того, что силу тяжести уважаемый академик называл «внутренней». Саша слегка подвис. Ну, какая же она внутренняя, если со стороны Земли?

Вчитавшись, Саша понял, что под внутренней силой автор понимает ту, что действует на тело постоянно, в силу его свойств, например, обладания массой. А внешняя сила — это кратковременная: подействовала и прекратилась. Первая, по словам Ленца, должна приводить к постоянному разгону тела, а вторая к равномерному движению.

Терминология была непривычной, но почему бы и нет.

Равноускоренное движение Ленц называл «ускорительным», а равнозамедленное «укоснительным», что хотелось перевести, как «отлынивающее».

Понятие «ускорение» автор не вводил вовсе. Просто некоторая константа, обозначаемая латинской g. Скорость при этом он обозначал буквой «c», что совершенно сбивало с толку. Ну, скорость света же!

И это самое g у Ленца было равно 32-м футам. Саша перевел в привычные единицы. Получилось примерно 9,75. Не поспоришь. Близко.

С размерностями у академика был полный бардак: в футах он измерял и расстояние, и скорость, и ускорение.

Саша вздохнул, взял листочек и начал переводить Ленца на нормальный язык.

Слава Богу, кое-что он помнил.

Ввел понятие системы отсчета, нарисовал координатную ось, написал, что скорость это производная координаты, а ускорение — производная скорости. Предложил новые размерности.

Причина улыбочки Соболевского обнаружилась в конце главы, когда Ленц выводил формулу для пройденного расстояния, стараясь оградить от высшей математики неокрепшие гимназические мозги. Интегрируя на пальцах, и при этом тщательно скрывая, что интегрирует. В результате вывод простейшего уравнения занимал три с лишним страницы. Видимо, это была местная неберучка. Вроде основного уравнения МКТ.

Саша поморщился и проинтегрировал скорость. Заняло меньше строки.

На всякий случай нарисовал произвольный график со столбиками под ним, в доказательство того, что понимает, что такое интеграл.

На очередном уроке Саша протянул свои листочки Соболевскому.

— Я немного по-другому вывел, чем в учебнике, — прокомментировал он. — Ничего, что скорость «v»? Просто «c» мне кажется обычной константой.

— Ничего, — проговорил учитель. — Вы умеете интегрировать?

— Многочлены, — скромно уточнил Саша. — Что-то сложнее — уже не факт.

— Ладно, — вздохнул Соболевский. — Я сделал для вас подборку задач, как вы просили.

И вручил листочек с рукописными задачками.

В учебнике Ленца присутствовала парочка задач на параграф, но совсем простых, на формулы. Соболевский постарался, но до Гольдфарба и ему было далеко, не говоря про олимпиаду «Физтех». Так что Саша всё решил за полчаса.

Всё-таки такого издевательства над физикой, как ускорение свободного падения в футах, он не вынес и везде писал футы на секунду в квадрате. Зато очень легко запомнилось число 32 вместо 9,8.

Учитель посмотрел решения.

— С вашего позволения, я возьму это с собой, — сказал он. — Собираюсь показать одному человеку.

— Конечно, — беспечно согласился Саша.

Интересно, кому?

Лекция Дмитрия Ивановича состоялась 26 марта. Из-под почерневших сугробов во дворе текли ручьи, и сияла на солнце брусчатка, отражая небесную лазурь.

Менделеев оказался ещё очень молодым человеком с пухлыми губами, высоким лбом и волной зачесанных на бок волос. Будущая окладистая борода была представлена сантиметровым пухом под подбородком и над верхней губой, а черный лавальер напоминал скорее бант гимназистки.

Был четверг, так что учёный доехал до Зимнего только во второй половине дня, после лекций в Университете.

Знакомство с рукопожатием прошло кратко и по-деловому. И гость тут же перешел к сути.

— Я читал ваш вывод и ваши вопросы, Ваше Императорское Высочество, — начал он.

И достал листочки с его выводом основного уравнения. Закон Авогадро был обведен широкой красной окружностью.

— Мне тоже неизвестен учёный по фамилии Авогадро, — сказал Дмитрий Иванович. — Хотя гипотеза интересная.

— Мне казалось, что это век восемнадцатый, — заметил Саша. — Он итальянец. Возможно, поэтому мало известен в наших широтах.

— Опыт Торричелли все знают, — возразил Менделеев.

— За два века слава дошла.

— Вам известен опыт Торричелли?

— Конечно, ртутный барометр.

— Похвально. Но пока я бы не рекомендовал вам это публиковать.

— А если поставить эксперимент по проверке гипотезы? Атомные массы основных газов известны?

— Массы?

— Веса.

— Разумеется: водород, кислород, азот, хлор.

— С хлором бы я не связывался, — заметил Саша.

— Это не так уж опасно.

— Как знаете, но я бы предпочел живого Менделеева в российской академии наук.

— Вы мне льстите.

— Зависит от вас. Газы взвешивать мы умеем?

— Конечно.

— Тогда в чём проблема? Вес газа делим на атомный вес и получаем число частиц. С давлением и объёмом проблем, видимо, ещё меньше.

— Проблема в том, что в лаборатории профессора Бунзена в Гейдельберге я планирую заниматься капиллярными явлениями.

— А газы его совсем не интересуют?

— Интересуют, — обнадёжил Дмитрий Иванович. — Растворимость газов в зависимости от давления.

— Я думаю, что константу, которая в моём выводе, вполне возможно посчитать, и тогда это будет открытие мирового уровня. Как начет совместной публикации? Если конечно гипотеза подтвердится.

— Хорошо, если будет время. А где вы читали про Авогадро, Александр Александрович?

— Честно говоря, я видел его закон во сне, но мои сны обычно сбываются.

— Наслышан, — сказал Менделеев.

— Может и Авогадро найдётся? Сообщество ученых ведь довольно тесное, может слышал кто-нибудь? Он, кажется, из Турина.

— Поспрашиваю, — пообещал Менделеев. — Теперь о ваших вопросах.

— На один вы уже ответили. То есть в настоящее время считается, что воздух состоит из кислорода и азота?

— Да. Вы видели во сне ещё что-то?

— Видел, не смейтесь, — улыбнулся Саша. — Тяжёлый газ, который светиться красивым фиолетовым светом, если пропустить через него электрический ток. И лёгкий газ, который светится красным.

— Любопытно, — проговорил Дмитрий Иванович.

— И оба газа не окисляются. И вообще ни с чем не реагируют, кроме фтора. Фтор известен?

— Да, но не в свободном виде. Только в составе других веществ. Например, плавиковой кислоты.

— Только не связывайтесь с фтором, Дмитрий Иванович, — предостерёг Саша. — Это ещё хуже, чем хлор.

— А вам не приснилось, как получать эти чудесные вещества?

— Они испаряются неодновременно.

— То есть это не постоянные газы? — спросил Менделеев.

— Постоянные газы?

— Когда Фарадей ставил эксперименты по сжижению газов, он обнаружил, что некоторые из них не удаётся перевести в жидкости ни при каких давлениях. Их всего шесть. Это кислород, азот, водород, диоксид азота, угарный газ и метан.

— Чертовски интересно! — воскликнул Саша. — А при какой температуре их сжижали?

— До минус ста десяти по Цельсию.

Саша быстренько в уме пересчитал в Кельвины. Ну, да! 163 К.

— Слабенько, — вздохнул он. — Значит, жидкий воздух получить не удалось?

— Нет. Видимо, это невозможно, — улыбнулся Менделеев.

— Мне очень нравится слово «видимо», — заметил Саша. — Кто-то в этом сомневался?

— Фарадей. Но эксперименты доказали обратное.

— Ничего они не доказали. Просто минус сто десять — это очень высокая температура.

— Вам не приснилось, как достичь более низкой?

— А как это делал Фарадей?

— С помощью изогнутой трубки. Один конец содержал вещество, которое выделяло газ при нагревании: под ним зажигали горелку. А второй конец погружали в холодную воду, в лёд, сухой лёд или охлаждающую смесь на основе сухого льда. Тогда в холодной части трубки появлялись капельки жидкого газа.